- Неужели за все эти столетия никто ни разу не попытался стать королем, как-то обмануть?..

- Кого обмануть, помилуйте? - расхохотался Гильом. - Сотворивших? Право, как досадно, что в наше время никого не интересует древнейшая история! В ней много поучительного. Вы никогда не задумывались, что историю следовало бы считать учением о человеческой глупости? Лет через двести после смерти короля Аллиона нашелся один глупец, решивший, что он учел все. Король и наследник погибли. Нет, это был не заговор - чистая нелепость. Его двоюродные братья оспаривали право на трон, и один победил, но вот какая незадача: когда он уже готовился примерить королевский венец, обнаружилось, что в дальнем монастыре рос под чужим именем еще один принц, признанный бастард, не знающий о своем происхождении. Легенда гласит, что его отец решил проверить, кто из двух сыновей будет более достоин трона - тот, что вырос принцем, или тот, что вырос в аскезе монастыря. Юноше-послушнику явился Воин, открыл ему тайну и - угадайте, кто занял трон?

- Я всегда считал, что это просто сказка! Ее же рассказывают, как сказку! - опешил Саннио.

- Сказки не сочиняют на пустом месте. Почти все, что говорится в той, которую вы могли слышать - чистый вымысел. Истинный наследник не возникал в сияющем ореоле посреди храма, Мать и Воин не возводили его под руки на трон, не было и золотого семиглавого дракона, проглотившего коварного узурпатора, да и узурпатор не совершал никаких страшных злодеяний. Но есть и зерно истины. Нелепо надеяться обмануть тех, кто достаточно могуч, чтобы создать наш мир.

- Так, может, достаточно подождать, пока все случится само? - пожал плечами Гоэллон. - Если это так просто?

- Сотворившие воплощают свои замыслы через наши деяния. Король Фалион взял власть мечом, а не чудом. Чудо лишь открыло ему, что он имеет на это право. Может быть, Мать и Воин испытывают нас, желая знать - достойны ли мы жить? Помним ли мы о том, что следует помнить, верны ли тому, чему должны быть верны? Сложим руки, откажемся восстановить права законного наследника - и они отвернутся?

Саннио открыл рот, но так и не смог ничего сказать. Несколькими фразами Гильом все сумел расставить по местам.

- Что ж, я вижу, вы вполне готовы обсуждать детали и частности, господин Гоэллон, - неожиданно деловито сказал владетель Аэллас. - Начнем?

- Наденьте капюшон!

- Мне жарко!

- Сандалии тяжелые, ряса колется и хочется пить. Я все помню. Наденьте же капюшон немедленно и не смейте его снимать, - брат Жан стиснул запястье послушника. - К вечеру мы устроим привал, там отдохнете.

Золотоволосый послушник вздохнул и натянул капюшон по самые брови. Процессия монахов неторопливо спускалась с холмов, которых в центральной Сеории было в избытке. Полуденная жара вытапливала из странников капли пота. На небе не было ни тучки, а слишком редкая тень от придорожных деревьев не приносила прохлады. Розоватый камень дороги нагрелся и от него тянуло сухим, теплым запахом пыли.

Десяток монахов Ордена Блюдущих Чистоту, пешком идущих от одного монастыря к другому - не слишком удивительное зрелище. Работавшие на полях крестьяне поднимали головы, кланялись и прикладывали ладонь к сердцу, получая в ответ благословление; но каждый второй не считал это событие достаточно важным, чтобы отрываться от своего дела. У монахов своя забота, у землепашцев - своя.

Пятеро монахов несут на плечах шипастые дубины, еще у двоих под рясами скрыты мечи - и это не диво, все знают, что Блюдущим братьям дозволено оборонять себя от разбойного нападения и злых еретиков.

Двое молодых послушников в серых рясах тоже не привлекали внимания. Двое юношей, один повыше, другой пониже, еще совсем молоденький - что тут удивительного? Оба тащат нехитрый дорожный скарб, то и дело поднимают головы к небу и скорбно вздыхают, отирая пропыленными руками пот со лба, так что лица у обоих - чумазые, в серых разводах.

Спутника для младшего послушника выбирал герцог Гоэллон. После разговора во время затмения он вновь беседовал с настоятелем монастыря Святого Иллариона, и на этот раз при беседе присутствовал и принц, и брат Жан. Правда, им было велено молчать и слушать; даже у Элграса это получилось - он постепенно погружался в уныние и с трудом прятал слезы. Несчастный мальчик, кажется, действительно любил отца, и при мрачном известии все прежние обиды немедленно были забыты.

Невесело было всем - и брату Жану, который понял, что вокруг бушует гроза, а он стоит в чистом поле, и некуда укрыться, и епископу Иринею, на плечи которого легла ответственность за судьбу наследника престола, и герцогу Гоэллону: он едва держался на ногах после долгой дороги и двух очень подробных разговоров в саду у пруда.

Отец-настоятель монастыря Святого Иллариона держал в руках деревянную резную чашу с травяным настоем, такие же стояли и перед остальными. Герцог Гоэллон несколько раз касался пальцами узора на краю, задумчиво качал головой и не притрагивался к напитку. Темные неровные тени поселились под глазами, на впалых щеках, в складке у губ с того момента, как брат Жан подробно рассказал обо всем, что происходило в замке Бру и потом на постоялом дворе.

Четверо беседовали в кабинете настоятеля при свечах, а за окнами клубилась густая, липкая, страшная тьма, и никто не хотел думать о том, что же будет, если она не рассеется уже никогда. Говорили так, словно завтра, в положенное время, настанет рассвет, и жизнь пойдет своим чередом.

- Найти принца в этом монастыре, ваше преосвященство, будет совсем несложно. Необходимо срочно переправить его в другой. Кому из настоятелей вы можете доверять, как самому себе? Это должна быть обитель в Сеории, чем ближе к столице, тем лучше. Хорошо укрепленная обитель.

- Вы думаете, что кто-то рискнет покуситься на нее с оружием?

- Я в этом уверен. Я помогу защитить ее, но монастырь должен быть готов к длительной осаде. Мы не можем полагаться лишь на тайну. Тайна и сила - вдвое лучше, - коротко улыбнулся герцог.

- Тогда остается только Тиаринская обитель. Тридцать миль от Собры, там всегда многолюдно и достаточно солдат. Еще один послушник не привлечет к себе внимания, а вот любая попытка нападения...

- Резиденция главы Ордена? Смелое решение, ваше преосвященство. Согласится ли архиепископ? Он, конечно... - Гоэллон щелкнул пальцами вместо слов, и Жан вспомнил, что архиепископ Жерар - из рода Алларэ, а, значит, родич герцогу; но служение Церкви превыше уз родства.

- Вы можете не беспокоиться об этом, ваша милость, - покачал головой отец-настоятель. - Но не покажется ли ее устав слишком суровым для юноши?

- Юноша потерпит, ему полезно. Слышите, непоседливый вы мой? Вы будете жить, как обычный послушник. И если провинитесь, вас накажут, как обычного послушника. Что вы там делаете в подобных случаях? Сажаете на хлеб и воду?

Элграс гордо вздернул нос, показывая, что хлеб и вода его нисколько не пугают. Отец-настоятель слегка улыбнулся, погладил бороду.

- Есть много способов вразумить бунтующего отрока. Необязательно лишать его пищи, можно и задать вдоволь уроков.

- Я согласен! Только тех уроков, правда?

- А эти уроки еще нужно заслужить, - подмигнул епископ Ириней. - Вот видите, герцог, с этим послушником весьма легко поладить.

- Простите, ваше преосвященство? Вы обучали Элграса как брата вашего ордена?! - вскинул голову герцог Гоэллон.

- Да, и он проявил незаурядные способности.

- Что ж, продолжайте. Но помните, что это - будущий король. Я запрещаю вам развивать его способности до той степени, что сделает его излишне чувствительным. Ваш первый долг - научить его жить с этим талантом в миру. Вы предупредите об этом братьев Тиаринской обители. Это ясно, ваше преосвященство?

- Отменно ясно. Разве вы не знаете, что вплоть до короля Арелиона королевских отпрысков наставляли братья нашего ордена? Эта традиция прервалась лишь на короле Лаэрте.