36

Рома

Честно скажу, в сложившейся ситуации я просто пытаюсь выплыть с наименьшими потерями. Понимаю, что не могу ничего обещать Рите, потому что связан по рукам и ногам проблемами с Ирой.

При этом в мыслях я всегда рядом с ней, с моей фурией. Улыбаюсь, вспоминая, как она язвила мне еще в первые недели знакомства, как порой хмурилась, стоило мне подойти слишком близко. А потом всё изменилось.

Этой ночью я сорвался. Не сдержался. Говорил себе, что нужно держать дистанцию, но когда увидел её растерянной и грустной, все мои барьеры рухнули. Я не просто хотел быть рядом. Я хотел утешить её, раствориться в ней, почувствовать, что, несмотря на весь хаос в наших жизнях, у нас всё же есть что-то настоящее.

Эта ночь… она была огнем. Я не мог насытиться её губами, её телом, её теплом. Мысли о том, что на утро всё снова станет сложным и запутанным, мелькали, но тут же гасли под напором эмоций.

А потом, когда она рассказала про Кирилла и этот чертов суд, внутри у меня всё перевернулось. Какой-то жалкий подонок решил испортить ей жизнь. Она и так многое пережила. Нет, это надо заканчивать.

***

Кирилл сидел за столиком в кафе, выглядя расслабленным и самоуверенным, словно этот разговор был для него пустой формальностью.

— Ну, Роман Андреевич, зачем звал? Неужели поболтать со мной решил? — Он насмешливо прищурился.

Я поставил на стол небольшую спортивную сумку. Кирилл мельком взглянул на неё и, приподняв бровь, хмыкнул.

— Что это?

— Деньги. Всё, что ты хотел. И ещё кое-что. — Я вытащил из внутреннего кармана пиджака лист бумаги и ручку, кладя их рядом с сумкой.

— А это зачем? — Он скривил губы.

— Расписка. Напишешь, что не имеешь к Рите никаких претензий, что все обязательства выполнены, и обязуешься отозвать исковое заявление.

— Хитро, — протянул он, разглядывая лист. — А если не напишу?

— Тогда, Кирилл, всё будет по-другому. — Я подался вперёд, смотря ему прямо в глаза. — Я найму такого адвоката, что ты не только суд проиграешь, но и должен останешься.

Он усмехнулся, но в глазах мелькнула неуверенность.

— Угрожаешь?

— Нет. Я просто предупреждаю. Ты не знаешь, с кем связался. Поверь, я узнаю, если ты не заберёшь заявление. И тогда тебе не понравятся последствия.

Кирилл хмыкнул, покрутил ручку в руках, потом взглянул на меня с любопытством.

— Знаешь, а ты не так прост, как выглядишь. Откуда вдруг у простого врача деньги? Да ещё такое влияние, чтобы устраивать мне проблемы?

Я выдержал паузу, чтобы он ощутил, что ответ важен.

— У каждого есть свои тайны. Скажем так, у меня есть бизнес. Поставки медицинского оборудования.

Его глаза округлились.

— Что, клиники снабжаешь?

— В том числе. Так что, Кирилл, пошёл вон. Бери деньги, пиши расписку и забудь про Риту.

Кирилл облизнул губы, явно взвешивая мои слова. Видя, что его самоуверенность трещит по швам, я добавил:

— Не захочешь договориться по-хорошему — через суд я тебя закопаю.

Он напрягся, но взял ручку.

— Ладно. Всё равно мне не горит это дело.

Когда он дописал и поставил подпись, я забрал расписку, аккуратно сложил её и спрятал в карман.

— Теперь мы в расчёте, — сказал он, глядя на меня испытующе.

— В расчёте, — согласился я, подтолкнув сумку к его стороне стола.

Поднимаясь, я добавил:

— Надеюсь, ты умный человек и понимаешь, что договоренности нужно соблюдать.

Кирилл ничего не ответил, лишь кивнул и уставился на сумку. Я вышел из кафе с чувством облегчения. Теперь этот вопрос закрыт, и Рита может спать спокойно. Главное — чтобы она никогда не узнала, как именно я всё уладил. Её гордость не позволила бы принять помощь, но мне плевать. Всё, что я делаю, — это ради неё.

***

Ира выглядит всё хуже. Болезнь словно вытягивает из неё остатки сил, а я всё чаще ловлю себя на мысли, что мало чем могу ей помочь. Лечение идет, но не так быстро, как хотелось бы. Переливания, процедуры, ожидание донора — всё это стало частью её жизни.

Когда Ира дома, я стараюсь быть рядом. Готовлю супы, завариваю чаи, слежу, чтобы она вовремя принимала лекарства. Иногда она говорит, что хочет побыть одна, но я знаю, что это скорее попытка сохранить лицо.

— Рома, не сиди тут. Я справлюсь, — однажды говорит она, когда я укладываю ей плед на ноги.

— Знаю, что справишься, — отвечаю спокойно. — Но зачем, если я здесь?

В больнице тоже часто бываю. Захожу после смены, сажусь у кровати. Иногда мы говорим, иногда просто молчим. Я рассказываю ей про Руса, про больничные будни. Она слушает, иногда даже улыбается, но взгляд её всё чаще направлен в никуда.

Рус переживает сильнее, чем показывает. Он старается быть сильным, но в его глазах вижу страх. Время от времени он задаёт сложные вопросы, на которые у меня нет честного ответа.

— Пап, а мама поправится? — однажды спрашивает он, когда мы идём домой с вечерней прогулки.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь к нему.

— Мы сделаем всё, чтобы она поправилась. У неё есть врачи, есть ты и я. Мы справимся.

Он кивает, но я чувствую, что ответ не совсем его успокоил.

Всё это время я не могу выбросить из головы Риту. Чувства к ней стали чем-то, от чего невозможно избавиться. Они вырвались на свободу, стали ярче и сильнее. Это не просто симпатия — это уже часть меня. Но говорить об этом с Ирой? Могу ли я?

Ночью, сидя за рулём после очередного визита в больницу, я принял решение. Нужно быть честным. Слишком долго я держал всё в себе.

На следующий день, зайдя в её палату, вижу Иру, полусидящую среди подушек с закрытыми глазами. Она выглядит измождённой, но всё равно поднимает взгляд, как только слышит мои шаги.

— Рома? — тихо спрашивает она.

Я подхожу ближе, сажусь рядом.

— Нам нужно поговорить, Ира, — произношу, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Она смотрит на меня. Похоже, готова выслушать, хоть и понимает, к чему я клоню..

37

Рома

Я закрыл за собой дверь палаты, и мягкий щелчок замка раздался в тишине. Палата была небольшой, но уютной: бледно-зелёные стены, тонкая занавеска на окне, чуть пропускающая свет, и стандартная больничная мебель. На тумбочке стоял стакан воды, а рядом с кроватью лежала книга с закладкой на середине. Ира сидела, слегка приподнявшись на подушках, её волосы были собраны в небрежный хвост, а на лице читалась смесь скуки и усталости.

— Рома? — тихо спрашивает она.

Я подхожу ближе, сажусь рядом.

— Нам нужно поговорить, Ира, — произношу, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Она сразу подняла на меня измождённый взгляд, прищурилась, как будто читала мои мысли, и уголки её губ дёрнулись в лёгкой усмешке.

— Что, Роман Андреевич, снова лечить меня морально вздумал? — произнесла она, откидываясь на подушку. — Говори уже, у тебя на лице всё написано.

Я усмехнулся, придвигая стул ближе к её кровати.

— Смотри-ка, читательница лиц, — пробормотал я, присаживаясь. — Нам надо обсудить кое-что.

Ира тяжело вздохнула, явно собираясь запастись терпением.

— Я слушаю, — коротко кивнула она.

Я помедлил. Найти правильные слова всегда сложно, но тут речь шла о честности, которую нельзя было больше откладывать.

— Ира, ты знаешь, что я всегда буду рядом, если тебе нужна помощь. Мы договорились, что ты можешь на меня рассчитывать, и я своё слово держу. Но есть кое-что, что я должен прояснить.

Её глаза сузились, взгляд стал острым.

— Ох, Рома, не тяни. Я уже устала от твоей серьёзности. Говори, не заставляй гадать.

Я вздохнул и посмотрел прямо на неё.

— У меня есть чувства к Рите, — сказал я прямо.

Её лицо застыло на мгновение, потом тишину разрезал её смех — резкий и чуть надрывный.

— Ну конечно, как же без неё. Твоя новая любовь, да?

— Да, — просто ответил я, глядя ей прямо в глаза.

Она подняла брови, явно удивлённая моим тоном.

— И что ты предлагаешь? Бросить всё и катиться к своей Рите, пока я тут в больнице?