— Не надо, — выдохнула я и поморщилась от ноющей боли в висках.
— А где девка-то? Вот же тварюга…
— Как вы себя чувствуете? — вперёд протиснулся невысокий, плотный лысый тип. — Что тут вообще произошло?
Стражник. Ну или командир стражи. Мужики расступались перед ним, снимали шляпы, прятали глаза.
— Ничего, что стоило бы вашего внимания, — заверила я, сплёвывая горьковатую слюну.
— Эти свиньи обидели вас, госпожа? Я отправлю их на виселицу.
— Нет. Мы немножко повздорили. Не более. Эй, хозяин! Всем выпивку за мой счёт.
Возгласы благодарности, извинения, смущённые бормотания, восторг. Я выдохнула, расправила воротничок, приветливо кивнула всем.
— А за чьё здоровье-то пить? — спросил кто-то писклявый.
Я оглянулась. Рыжий коротышка-гном.
— За здоровье маркиза и его невесты, — и подмигнула дружески.
Если это маркизат Армана, то мне нельзя настраивать его людей против себя. В конце концов, я вроде как замуж собираюсь за милашку-лягуха. И вот эта слава «поротильницы» несчастных девушек и мужиков мне ни к чему. Я — добрая. Почти как Осень.
— Невесты? О, Её Высочество Эллен всё же вернётся к нам? — не понял гном.
— Нет, — таинственно улыбнулась я. — Зачем вашему господину невеста, которая бросила его в тяжёлый момент? У него появилась совсем иная, добрая и славная девушка.
На их грубых загорелых лицах появилось задумчивость.
— А кто же его невеста? — Пьер, стражник, сдался первым.
Мне захотелось закатить глаза.
— Я, конечно.
И, когда я уже уходила наверх, вслед раздались крики восторга. Ну наконец-то сообразили!
В комнате я снова закрутила волосы, положила остаток хлеба в суму, взяла лягуха и направилась было на выход, но затем сообразила, что в комнате Кары остался не съеденным обед. Пригодится. Зашла и обомлела.
Кара сидела за столом и уплетала за обе щёки кашу с мясом. Оглянулась. Взгляд стал жалобным и испуганным:
— Вы не будете меня убивать? — пробубнила нахальная девица с набитым ртом.
— Хотелось бы, — прошипела я. — Ты что устроила⁈ Меня чуть не…
— Так ведь не! А вы первая начали. Зачем схватили меня за волосы? Это очень больно, между прочим!
Вот те на! От подобной безнадёжной наглости я потеряла дар речи. Но мне всё ещё была нужна помощь этой девки.
— Собирайся. Нам пора выезжать.
— Я вас боюсь! — заныла девчонка.
— Тогда оставайся здесь.
— Как же я останусь? Вы меня бросите? Одну, среди чужих людей?
Я прищурилась. Прошла к столу, села напротив служанки, облокотилась, чуть приподняла брови и внимательно посмотрела в лицо рыжей стервы.
— А зачем ты мне, Кара? Ты ленива. Только и норовишь, что отлынуть от работы…
— Лошадей распрягла и накормила я…
— Ты можешь ударить в спину, подговорить против меня незнакомых мужиков…
— Но вы первая схватили меня за волосы…
— Пялишься на мужчину, который мне нравится…
— Что и посмотреть уже нельзя?
— Так скажи мне, для чего ты мне нужна, Кара? Мы уже в маркизате, осталось час или два, и мы будем во дворце Армана. Там мне точно выделят покладистых и верных служанок. Зачем мне такая неверная, непослушная, коварная, мстительная, сладострастная обжора, как ты?
Пухлые алые губки дрогнули. Чёрные глазки заблестели от слёз.
— Но госпожа…
— Ты же знаешь, бесполезно давить на мою жалость, — хмыкнула я. — Так скажи, зачем мне брать тебя с собой? Почему бы не оставить на потеху всем тем мужикам, перед которыми ты плясала, а затем всех их подставила под плети?
Кара прикусила губу. Жалобное выражение исчезло, переносицу прочертила складка размышлений.
— У тебя минута. Или ты убедишь меня, что ты можешь быть полезна, или я поеду одна. С маркизом.
— Я… я могу вот так, — прошептала девчонка, развела руками, закрыла глаза.
С её пальцев сорвались золотистые искорки. Я почувствовала, что на моей голове больше нет берета, а волосы словно кто-то расчёсывает, а затем переплетает в косы. И головная боль словно схлынула, растворилась. Достав зеркальце, подаренное Осенью, я бросила в него взгляд. На моей голове красовалась сложная причёска, а, главное, волосы вдруг стали чистыми.
— Ты фея.
Я не спросила, нет. Просто назвала вещи своими именами. Кара потупилась. Поковыряла пальцем стол.
— Ты поэтому решила воспользоваться моим побегом, чтобы исчезнуть из Монфории? — уточнила я. — Потому что Дезирэ?
— Я никому ничего плохого не делала. Так, по мелочи…
— Почему ты не спасла свою мать от чумы? Или… подожди… Это была не твоя мать?
— Не моя, — внезапно честно призналась девушка. — Я знала, что Люсьен приведёт вас туда и…
— Откуда?
— Так я с ним говорила накануне. Мы столкнулись в городе, и я… Ну, я немножко воспользовалась его добротой. Но ведь получилось хорошо? Вы всех спасли.
— Хорошо, — кивнула я. — Так почему ты не исцелила бедную женщину?
Кара пожала плечами:
— Исцеление требует много сил. Я не могла бы спасти весь город, а тогда какая разница? Ну исцелила бы человека два-три… десять. И что?
Я вспомнила мёртвую рыжеволосую женщину и младенца на её груди. Два-три… С одной стороны, Кара, конечно, права. Жизнь даже двух десятков людей — это такие мелочи, но… Вот та же женщина… Её дети могли не остаться сиротами. Глаза защипали нежданные слёзы.
— Дай клятву, — потребовала я, — что никогда не причинишь мне вреда, не сделаешь ничего, что могло бы причинить мне вред, даже если его нанесёт иной человек…
— Так я могу не знать, что что-то причинит вам вред, — живо возразила Кара.
— Не причинишь сознательно. Не выдашь моих тайн. Не подговоришь кого-либо против меня.
— Клянусь.
Я рассмеялась и встала.
— Нет, милая фея. Клянись своей магией.
Кара помрачнела. Вот же бестия! Обмануть меня хотела!
— Клянусь своей магией, — проворчала она, не глядя на меня, — что не причиню вам вреда действием, словом…
— … или бездействием, — подсказала я.
Фея отчётливо скрипнула зубами.
Когда нерушимая клятва наконец была произнесена, я милостиво кивнула:
— Я принимаю твою клятву, фея Кара. Взамен обещаю тебе милость, кров, хлеб и жизнь. Я не порву нить твоей жизни и разделю с тобой кров и хлеб, если таковые у меня будут.
Ну вот и всё. Мир на мгновение вспыхнул, где-то выросло дерево союза. Вопрос только откуда мне известно, что такое нерушимая клятва и как она приносится? Но об этом я подумаю потом.
— Приятного аппетита, — улыбнулась я торжествующе. — В принципе, мы можем подождать, когда стемнеет. Чтобы Арман сам представил нас своей семье и слугам…
— Не можем, — Кара вдруг побледнела и вскочила.
— В каком смысле?
— Он… он снова идёт за нами. И скоро будет здесь.
Мне не надо было спрашивать, кого она имеет ввиду. Мы обе бросились вниз, а когда выскочили к навесу, лошади уже были взнузданы.
— Ты? — коротко уточнила я.
Кара кивнула. Я запрыгнула в седло. Кара отцепила привязь.
— Как ты поняла, что он близко?
— Это чувствуется… Он — Пёс бездны, — бросила она, ударяя пятками в бока лошади. — Когда Пёс охотится, это всегда чувствуется.
Как жутко-то!
Я пришпорила скакуна, и мы вылетели на дорогу. Благо, это была ровная, накатанная дорога, а не горная тропинка. Отдохнувшие кони несли нас стремительно, и не прошло и часа, как мы увидели шпили дворца, а ещё через полчаса въехали под своды тенистой липовой аллеи, листья которой едва начали желтеть.
У высокого крыльца, к которому вело ступенек пятьдесят розоватого мрамора, нас встретил лакей. Я спрыгнула с коня, и он принял повод.
— Его милость, маркиз Карабас, в отъезде, — оповестил старик, супя седые брови.
— Он едет за нами, — приветливо улыбнулась я. — Будет к вечеру. Так получилось. Доложи обо мне…
Так… что там говорил Арман? Отец — мельник — умер… братья… Кто у него там из семьи-то остался? Лакей покосился на меня. Чуть дёрнул усом. Если я срочно не назову к кому приехала, то он не поверит, что я и Арман знакомы. И вдруг мне вспомнилось: «Мы с сестрой предпочитаем искусству живописи вот эту пластику камня». Сестра! Но как её зовут? Кажется, маркиз-лягух этого не упоминал.