— Мне нужен свет, — бросил Давид Исмаилович, доставая из саквояжа фонендоскоп, — будьте любезны, Андрей Георгиевич…

Я был любезен, но едва солнечные лучи проникли в комнату, как моя девочка застонала и закрыла глаза руками: — Режет… Больно.

— Что еще беспокоит? — тихо и бесконечно вежливо поинтересовался Давид, прикладывая серебристый кругляш к груди Ники. Иногда мне казалось, что этого типа мои родители выписали напрямую из Букингемского дворца. Не удивлюсь, если так оно и есть на самом деле.

Уверен, что отец узнает об этом визите, едва врач выйдет за пределы квартиры. Дава не выдержит, проболтается, да и черт с ним!

— Горло. Глаза слезятся, нос не дышит, кости ломит…

— Звучит не очень, пернатая, — не выдержал я, моментально словив гневный взгляд. — Но ты не волнуйся, я привел хорошего доктора, он тебя вылечит.

Злись на меня, любимая. Смотри, сверкай глазами. Я адски по тебе соскучился, потому что, пока вы наслаждались видами Мексики, я по — черному сталкерил. Спасибо Роме и его многочисленным фотографиям, на которых ты то и дело появлялась. Одна на фоне ярких пейзажей, вместе с сыном или втроем, но никогда — в паре с Олегом, на этом я и держался эти дни, а ведь готов был сорваться вдогонку.

Мой самый жуткий страх — твое возвращение к Торопову, потому что новость о поездке с ним стала не просто неожиданностью — шоком. Это что, романтическое путешествие? От подобной мысли леденела кровь, воздух застревал в легких. Я больше не могу тебя потерять. Больше не могу…

Лиза… моя маленькая сестренка все — таки столкнула меня в пропасть откровенного разговора. В тот вечер в ее квартире я едва не сдох. Было чувство, что своими руками вскрываю собственную грудную клетку, обнажаясь до предела. Все сказал, забив на последствия. Выжил. Твое «я услышала» и «большая кошка» вдохнули в меня жизнь. Надежда есть.

— Ну что я могу сказать… легкие чистые. Ангина, ринит. Не смертельно, но неприятно, — Давид Исмаилович неспешно убирал в саквояж свои инструменты. — Пора начинать лечение, а не заниматься ерундой, — он бросил взгляд на прикроватную тумбу, где находились спрей от насморка и блистер таблеток. — Вот это можно отправить в мусорное ведро. Нужные медикаменты и назначение я передам через своего помощника. Андрей Георгиевич, будьте любезны, проследите за тем, чтобы все рекомендации исполнялись буквально, а то знаю я нынешнюю молодежь, — он встал с края кровати и посмотрел на Нику. — Едва полегчает — все бросают и бегут на работу. Вы слышите меня, леди? Будете делать то, что я скажу! Сиделка понадобится?

— Обойдусь, — недовольно фыркнула моя пернатая любовь и закашлялась. — Еще чего не хватало. Сама справлюсь.

— Горло сильно раздражено, поэтому сегодня вместо еды леди должна пить куриный бульон, — вещал терапевт, отработанным жестом поправляя очки в тонкой серебристой оправе.

— Хорошо, я закажу.

— Никаких «закажу», Андрей Георгиевич. Нужно сварить бульон без специй с минимальным количеством соли, — уже стоя в дверях заявил Давид и — как мне на миг показалось — улыбнулся. — Ангина у девушки достаточно сильная, плюс раздражение от спрея… придется повозиться с лечением. Может все — таки наймете сиделку?

— Нет! — донеслось гневное со стороны постели. — Обойдусь! Чих!

— Хм… как скажете, леди. Позвольте попрощаться и пожелать вам скорейшего выздоровления.

— Спасибо, я постараюсь, — прошептала Ника, кутаясь в одеяло. — До свидания.

— Благодарю, Давид Исмаилович. Вас отвезут куда скажете.

— Несомненно. Передайте батюшке и матушке привет и пожелание здоровья.

— Передам, — ох уж эти церемонии! Давид никогда не уходил быстро, расшаркивался чинно и неспешно. — Всего доброго.

Входная дверь закрылась, мы остались вдвоем.

— Женька меня сдал? — обиженно цокнула любимая леди и закатила глаза. — Промолчать не судьба? Он хуже Ромки, честное слово…

— Это его работа, Ника. А в чем дело? Ты не хочешь меня видеть? — спросил и замер в тревожном ожидании. Она долго молчала, заставляя мое сердце сходить с ума. Неужели сейчас меня попросят уйти?

— Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Нос красный, глаза слезятся, голоса нет, да еще этот кашель дурацкий. Красотка, одним словом, — прошептала, шмыгая носом. — Это просто ужасно…

Я присел на край кровати, где недавно сидел Давид. Рука сама потянулась к ее лицу, убрала упавшие на лоб волосы. Любовь — она ведь не про красоту, она о другом, правда?

Телефон Ники, лежащий на тумбочке, то и дело беззвучно вспыхивал уведомлениями.

— Можно тебя попросить? — тихий шепот я едва расслышал. Любимую клонило в сон, ее глаза закрывались.

— Да, конечно. Что нужно сделать?

— Возьми мой телефон. Рома из Англии фотографии присылает, ты просматривай их, чтобы было видно, что я на связи, ладно? Можешь комментировать, только нейтрально, чтобы ребенок думал, что это делаю я. Ну и вообще, принимай звонки, ладно? Гена — мой зам — в курсе, родителей и сына беспокоить не буду. Это обычная простуда. Ничего страшного, справлюсь. А сейчас я немного посплю, ладно?

Ника смотрела, как я забираю ее яблочный гаджет, назвала шесть цифр пароля, вздохнула и закрыла глаза, а я…

— Что ты делаешь? — выдохнула, сверкнув зелеными глазищами. Да, сейчас они были именно такими, ведьминскими, а не зелено — карими, как обычно. — Я…

Я прикоснулся щекой к ее лбу, вдохнул запах и улетел…

— Температуру проверяю, Ника. Ты не волнуйся, спи. Я рядом.

Рядом… Моя… Зверь внутри довольно рыкнул и дернулся, желая большего. Лечь, прижать ее к себе. Дышать ее запахом, делиться своим теплом, прикоснуться к коже… Стиснув зубы, нацепил на зверя строгий ошейник. Не сейчас, позже. Что там говорил Дава? Бульон? Ну ладно. Окей, гугл, как правильно сварить куриный бульон?

=58=

Я — соня и всегда была такой, но во время болезни превращалась в настоящего сурка и могла дрыхнуть сутки напролет.

— Ника…

Нехотя приоткрыла один глаз, чтобы убедиться, что от Серковского в моей квартире присутствует не только голос, но и он сам. Целиком и полностью. Убедилась, ага, вот он. Царевич сидел на корточках перед моей кроватью. На тумбочке стоял стакан с водой и блюдце с таблетками, а еще — незнакомый спрей — флакон и новая упаковка с бумажными платками.

— Держи. Выпей и спи дальше.

Боже, как кости болят! Ненавижу простуду именно из-за этой ломоты, чувствую себя древней старухой, которая не может расправить плечи. Пока я собиралась с духом, чтобы выбраться из теплого кокона одеяла, Барс осторожно извлек меня оттуда, вложил стакан в одну руку, всыпал таблетки в другую.

— Пей. Давид расписал график приема лекарств, так что сегодня я буду работать твоим будильником.

— А ты как..? — я присмотрелась к Андрею, не в силах понять, какие перемены с ним произошли, но спустя минуту осознала. — А ты когда успел переодеться? Приходил в джинсах и рубашке, а сейчас…

А сейчас на нем были надеты домашние серые брюки и белая футболка. Красавчик ирбис, только у человека глаза темнее, ярче. У зверя они серебристо — серые.

— Все потом, Ника, — соскочил с темы царевич, убедившись, что все таблетки перекочевали в мой организм. — Сейчас тебе нужно отдыхать, в следующий раз разбужу на обед.

— Обед? Какой? Откуда? В холодильнике пусто, я перед поездкой все максимально подчистила.

— Спи давай, — Барс шутливо толкнул меня в плечо, а затем накрыл одеялом, оставив на поверхности только голову. Быстро… так быстро наклонился и наши лбы соприкоснулись. Я слышала его рваное шумное дыхание и тихое: — Моя Ника… Спи.

— Не забудь руки вымыть, вдруг у меня инфекционная ангина, — шепнула, скрывая смущение.

Его запах, — удивительное сочетание свежести снега, теплого дыма и сандала — пробился сквозь заложенный нос, окутал воспоминаниями из прошлого. Наш поцелуй на крыльце дворца Императора, химия притяжения…

— Не забуду.

Оттолкнувшись руками от постели, Андрей резко вскочил на ноги и исчез в моей ванной, откуда быстро вернулся, стараясь незаметно поправить брюки. Да что..? Вот черт! Совсем забыла! Вчера вечером я постирала комплект белого кружевного белья и раскинула его на сушилке именно там, в ванной… Упс!