Рашель Ройл обнаружила, что мир или ее маленькая часть этого мира всегда вращался для нее. Ей не оставляло труда получать от людей то, что она хотела, даже ее муж Морис отступал перед ее желаниями, хотя иногда жаловался, что слишком потакает ей. И Харрисон, казалось, всегда следовал курсу, выбранному ею для него, — хорошо учился в школе и колледже. Он женился на дочери друзей семьи, на девушке, которую она выбрала бы сама, и они родили сына, ее внука Маркуса. Она сделала все, чтобы облегчить ему этот первый ужасный год после смерти Мишель, но, казалось, он предпочитал не говорить о ее смерти. Харрисон пережил смерть жены так же, как и смерть отца. Она поняла, что он просто спокойно принял это, как и известие, что ему предстоит руководить семейным делом. В действительности она никогда не спрашивала его, чем он хочет заниматься, — как ее единственному сыну ему пришлось взять на себя обязанность управлять делами, и, конечно, он доказал, что она была права, особенно первые годы после смерти Мишель, когда он целиком посвятил себя работе, покупая компании и управляя другими компаниями, увеличивая доход «Ройл», пока не достиг уровня ведущих корпораций Америки.

В самом деле, Харрисон был прекрасным сыном до тех пор, пока неожиданно не поддался очарованию этой глупенькой молодой манекенщицы, чья единственная заслуга была в том, что она подарила Рашели второго внука, наследника имени Ройлов и их империи.

Когда няня позвонила, чтобы сообщить о переезде Джесси-Энн в гостиницу, Рашель поняла, что пришло время конфронтации. Она будет действовать, пока Харрисон ничего не узнал об этом.

— Миссис Рашель Ройл здесь, мадам, — сказала няня. Она говорила с явным облегчением. Вероятно, сейчас все решится, думала она, и они смогут вернуться в их замечательную квартиру. Совершенно неразумно забирать мальчика из дома без ведома отца… Боже мой, нет. В Англии люди так не поступают, во всяком случае, в тех семьях, которые она знала. Если даже временами в семье возникают разногласия, об этом никто не знает… Жизнь протекает гладко и спокойно, в гостиной и в детской, и она уверена, что в спальне тоже было все в порядке.

Рашель! Встав с широкой желтой софы, где она дремала, восстанавливая силы после всех бессонных ночей, Джесси-Энн мгновенно почувствовала себя неопрятной и помятой рядом со своей свекровью в безупречном бежевом, с отделкой цвета морской волны, костюме от Шанель.

— Не буду напрасно тратить слова и время, Джесси-Энн. Достаточно сказать, что я здесь, чтобы забрать своего внука домой.

Лицо Джесси-Энн стало пепельно-серого цвета. Она недоверчиво спросила:

— Что вы сказали?

— Отель — не место для маленького ребенка. Раз ты решила, причем сама, не думая еще о ком-либо, уехать, я предлагаю забрать Джонатана домой, к отцу. И так как Харрисон настолько занят, я останусь и буду присматривать за ним.

Глубоко вздохнув, Джесси-Энн старалась сдержать свой гнев.

— Как вы узнали, что я ушла от Харрисона? — требовательно спросила она. — Я сама решила это только вчера. Я даже не говорила с ним.

— Точно. Ты просто взяла все в свои руки, ничего не обсудив. Ты разве не считаешь, что следовало бы сначала переговорить с Харрисоном, прежде чем увозить его сына?

Сняв перчатки, Рашель аккуратно положила их в сумочку, автоматически поправив бриллиантовое кольцо с рубином.

— Слава Богу, что среди домашней прислуги есть люди, имеющие хоть частицу здравого смысла, которые способны на разумные поступки, — холодно объяснила она.

— Я поняла, — спокойно ответила Джесси-Энн. — Няня. Она всегда была на вашей стороне, Рашель.

Стоя перед резным мраморным камином, Рашель бросила вызов Джесси-Энн — осмелится ли та бороться с ней?

— Я скажу, чтобы няня упаковала вещи Джона и отвезла их вместе со мной домой, — решительно сказала Рашель. — Конечно, ты понимаешь, Джесси-Энн, что все, что я делаю, делаю в интересах этого мальчика. Ведь он — один из Ройлов.

— Один из Ройлов! — воскликнула Джесси-Энн. — Вы — старая, глупая, назойливая женщина! Только потому, что всю свою жизнь вы прожили, как избалованная кошка, и вам во всем потакали и разрешали властвовать над всеми, вам кажется, что вы имеете право забрать моего сына! И если вы осмелитесь хотя бы попытаться, если вы хоть пальцем дотронетесь до Джона, мои адвокаты, и полиция, и районный прокурор появятся здесь настолько быстро, что вы будете думать, что же сразило вас! А это приобретет огласку, и тогда вы будете спрашивать, что же сразило Ройлов? Я выступлю в новостях в колонке светской хроники, чтобы рассказать, как вы пытались украсть моего сына. Они будут караулить вас у парадного, дожидаясь момента, чтобы сфотографировать вас, когда вы будете выходить из дома… Предупреждаю вас, Рашель, держитесь от нас подальше. То, что произошло, произошло между Харрисоном и мной. Это — наши жизни, и Джон — наш сын.

Джесси-Энн наступала, как воинственная валькирия, и Рашель попятилась к двери.

— Не воображайте, что можете отнять моего внука, — угрожала она, — потому что не сможете, и скоро в этом убедитесь.

Дрожа, Джесси-Энн наблюдала, как дверь за Рашелью закрылась. «Даже сейчас, — думала Джесси-Энн, — эта женщина не хлопнула дверью». — Она направилась в комнату Джона, где, она знала, няня слушала их разговор.

— Няня, упакуйте свои вещи и уезжайте. Вы уволены!

Не обращая внимания на возмущенный вздох, она все еще дрожащей рукой сняла трубку. Она колебалась, думая, кому бы она могла позвонить, чтобы попросить о помощи. «Конечно, — неожиданно с облегчением подумала она. — Маркусу! Может, он знает, как обращаться с бабушкой».

Каролина торопливо шагала по солнечной стороне Третьей авеню, потому что неожиданно подул холодный ветер, и в осеннем воздухе почувствовалось дыхание зимы. Не обращая внимания на проезжающие машины, она порывисто шла, опустив голову, и хорошенькое озабоченное лицо пересекала морщинка тревоги.

Финансовое положение «Имиджиса» неожиданно оказалось настолько тяжелым, а Джесси-Энн так поглощена проблемами личной жизни, что не с кем было обсудить проблему сложившегося кризиса. Даная была где-то в Кицбюэле, или Гренландии, или Вайоминге, делая новую серию фотографий Галы, но как бы там ни было, мрачно думала Каролина, она ничем не смогла бы помочь. Даная парила в небесах творчества и оставляла все деловые решения за ними. Ко всему прочему, последние два дня не выходила на работу Лоринда… Она даже не позвонила, чтобы сказать, когда появится, и Каролина думала, что она слишком больна, чтобы добраться до таксофона. Забавно, но у Лоринды не было телефона на крайний случай, такой, как этот.

Усмехнувшись, Каролина вступила на полосу движения, когда переключился свет светофора, и ждала, пока проедет грузовик с овощами, который медленно прокладывал себе путь, и не обращала внимание на судорожные сигналы и громкие ругательства, посылаемые ей. Какого черта, пусть они подождут!

Она размышляла о том, сможет ли Джесси-Энн не счесть ее бесчувственной, если она позвонит ей в отель, чтобы обрисовать финансовое положение «Имиджиса»? В конце концов, Харрисон был главной фигурой в этой ситуации. Дело в том, что счет Ройлов всегда выставлялся и оплачивался мгновенно, но теперь был просрочен уже два месяца. И когда бы она ни звонила спросить об отсрочке, она получала пространные объяснения. Это было не похоже на Харрисона, и в конце концов, он был виновной стороной, поэтому не имел права вымещать свой гнев на «Имиджисе». Она до конца не верила, что он имеет к этому отношение, и теперь, когда размышляла об этом, стала подозревать вездесущую Рашель Ройл в том, что она использует свое влияние на бухгалтерский отдел. Эти старые сотрудники работали еще при ее муже и очень хорошо относились к Рашели. И все же, тревожно думала она, нельзя звонить Харрисону и говорить с ним об этом. Джесси-Энн никогда не простила бы ее.