Далеких знаний разгорается в тумане,

Сам светоч яркий, что костром горит

Под берегом морским в рыбацком стане,

Когда лучи торжественного солнца

Плывут и растворяются на грани.

Потом из первобытного инстинкта

Где клетка логова знакома лишь ему,

Он выйдет непременно, чтоб вопросы

Задать: когда, откуда, почему,

Все до последней истины мельчайшей

Обязан положить в свою суму.

В плащах багряных Михаила рать святая

Слова произнесла, и он запел!

Труба под сводом неба зазвенела,

И весь небесный зазвучал предел,

О, это те, кто не боится острых чувств,

И красоту, как боль познать хотел.

Он должен быть гармонией оформлен,

Где красота и сила есть одно,

И гибок, и угодлив, и податлив,

И ярок, как цветное полотно,

Устойчив на питающей земле, -

Дождям и ветру воспитать его дано.

Не падать в вихревом водовороте

С игрой растущих в бездне сил, -

Уравновешенный, и не могучий вроде,

Но выстоял, пощады не просил,

Пока энергию, пространство, время

Он властью разума не победил.

Свободен путешествовать всегда

Над переполненной землей,

Искатель ненасытный он,

Скиталец от рождения чужой,

Одетый мимолетной дымкой смысла,

Но с силой духа затяжной.

Власть обретет его рука когда-то

Над всем, что в этом мире есть,

Все образы вселенной выйдут из фантазий

Его, а смыслов в них не перечесть,

Чтобы до тысячи живых планет летела

Его свободной мысли весть.

И вотчиной свободы станет целый мир,

Законным царством мастерства,

Приливы понесут триумфа колесницу,

А ветер будет поспевать за ним едва,

И ни один потоп, огонь или мороз

Не отберет назад его права.

То будет существо, способное нести

Свободный творческий огонь,

Любая правда, выходя из чистых уст,

Но вдохновенная, какую ни затронь,

Красива, восхитительна во всем, -

В мечтах создаст предмет желаний он.

At the Making of Man

First all the host of Raphael

In liveries of gold,

Lifted the chorus on whose rhythm

The spinning spheres are rolled,–

The Seraphs of the morning calm

Whose hearts are never cold.

He shall be born a spirit,

Part of the soul that yearns,

The core of vital gladness

That suffers and discerns,

The stir that breaks the budding sheath

When the green spring returns,–

The gist of power and patience

Hid in the plasmic clay,

The calm behind the senses,

The passionate essay

To make his wise and lovely dream

Immortal on a day.

The soft Aprilian ardours

That warm the waiting loam

Shall whisper in his pulses

To bid him overcome,

And he shall learn the wonder-cry

Beneath the azure dome.

And though all-dying nature

Should teach him to deplore,

The ruddy fires of autumn

Shall lure him but the more

To pass from joy to stronger joy,

As through an open door.

He shall have hope and honour,

Proud trust and courage stark,

To hold him to his purpose

Through the unlighted dark,

And love that sees the moon's full orb

In the first silver arc.

And he shall live by kindness

And the heart's certitude,

Which moves without misgiving

In ways not understood,

Sure only of the vast event,–

The large and simple good.

Then Gabriel's host in silver gear

And vesture twilight blue,

The spirits of immortal mind,

The warders of the true,

Took up the theme that gives the world

Significance anew.

He shall be born to reason,

And have the primal need

To understand and follow

Wherever truth may lead,–

To grow in wisdom like a tree

Unfolding from a seed.

A watcher by the sheepfolds,

With wonder in his eyes,

He shall behold the seasons,

And mark the planets rise,

Till all the marching firmament

Shall rouse his vast surmise.

Beyond the sweep of vision,

Or utmost reach of sound,

This cunning fire-maker,

This tiller of the ground,

Shall learn the secrets of the suns

And fathom the profound.

For he must prove all being,

Sane, beauteous, benign,

And at the heart of nature

Discover the divine,–

Himself the type and symbol

Of the eternal trine.

He shall perceive the kindling

Of knowledge, far and dim,

As of the fire that brightens

Below the dark sea-rim,

When ray by ray the splendid sun

Floats to the world's wide brim.

And out of primal instinct,

The lore of lair and den,

He shall emerge to question

How, wherefore, whence, and when,

Till the last frontier of the truth

Shall lie within his ken.

Then Michael's scarlet-suited host

Took up the word and sang;

As though a trumpet had been loosed

In heaven, the arches rang;

For these were they who feel the thrill

Of beauty like a pang.

He shall be framed and balanced

For loveliness and power,

Lithe as the supple creatures,

And coloured as a flower,

Sustained by the all-feeding earth,

Nurtured by wind and shower,

To stand within the vortex

Where surging forces play,

A poised and pliant figure

Immutable as they,

Till time and space and energy

Surrender to his sway.

He shall be free to journey

Over the teeming earth,

An insatiable seeker,

A wanderer from his birth,

Clothed in the fragile veil of sense,

With fortitude for girth.

His hands shall have dominion

Of all created things,

To fashion in the likeness

Of his imaginings,

To make his will and thought survive

Unto a thousand springs.

The world shall be his province,

The princedom of his skill;

The tides shall wear his harness,

The winds obey his will;

Till neither flood, nor fire, nor frost,

Shall work to do him ill.

A creature fit to carry

The pure creative fire,

Whatever truth inform him,

Whatever good inspire,

He shall make lovely in all things

To the end of his desire.

ЗА АРРАСОМ

А мне вполне по нраву старый дом,

Куда въезжаю, как привычный гном,

Я должен жить спокойно в роли гнома,

Но никогда не буду здесь, как дома,

Люблю бродить, а местность незнакома.

Слоняюсь и исследую округу

Я день за днем, из двери в дверь по кругу,

Здесь многие сокровища манят

Пытливый ум и любопытный взгляд,

Историй тайных замурован в доме клад!