– Кого нашли? – спросил Ротов, сняв шапку и осеняя себя крестным знамением.

– Мужик, – ответил казак. – Крепко его рубанули, голова едва держится.

– Еще тёплый, – сказал другой казак. – Правда, жара сегодни, не приведи Господи!

Казаки столпились, не слезая с коней, вокруг и молча смотрели на мёртвого мужика.

– Наверно, убёг, – сказал кто-то. – Да не смог уйти, вот его и порубали.

«Мужик ушёл, скорее всего, ночью, – подумал Сёмка. – Башкирцы бросились за ним вдогон, потратили время и силы. Это нам на руку».

– Заройте его, – приказал он двум, на кого пал его взгляд, казакам. – И поспешайте за нами.

В станице Сёмки Ротова было много молодых казаков, и для них видеть смерть было в новинку. Но за последние сутки это случилось дважды: сначала на Майне, а сейчас в степи. Многие казаки горячились и желали встречи со степными разбойниками, и погоня за ними стала скорей и азартней. Схожие чувства испытывал и Сёмка, но они не затмевали его разум, он понимал, что надо сберечь силы для боя, и удерживал ретивых казаков, что порой выскакивали из строя поперёд полусотника.

Ночь станица провела на берегу безымянного ручья. Утром погоня продолжилась, но шла недолго. Казаков остановили выехавшие ещё в утренних сумерках разведчики.

– Что случилось? – спросил Ротов, сдерживая коня.

– Башкирцы стоят станом. У них, кажись, похороны.

– Где они?

– Прямо за увалом, версты полторы будет.

Новость обрадовала полусотника. Он полагал, что дойдёт до башкирцев не раньше вечера, но они оказались рядом.

– Вам, случаем, не привиделись башкирцы?

– Нет! – ответили разведчики в один голос. – Стоят за увалом.

– Тогда пошли, – решил Ротов и сделал знак станице следовать за ним.

Больше всего Сёмка опасался, что башкирцы одумаются и пошлют на увал своих дозорных, но им было не до того. На рассвете от жестокой раны в бедро умер их атаман, и, по обычаю, нужно было до захода солнца предать его тело земле. С верха увала Сёмка увидел, что башкирцы подняли завёрнутое в кошму тело своего предводителя и поднесли к могиле. Полусотник не стал медлить и дал знак казакам идти в атаку.

До стана башкирцев было саженей двести. Казаки скатились по склону увала, у кого были пищали – приготовили их для боя и дружно выстрелили по башкирцам, не чаявшим нападения. Затем казаки взялись за сабли и завопили во весь голос. Башкирцы смешались от огненного боя, несколько человек упали наземь, поражённые пулями. Но большинство из разбойников сели на коней, чтобы бежать. В схватку вступили лишь пятеро отчаянных смельчаков. Они выхватили луки и с малого расстояния, саженей в десять, сшибли трёх казаков, но тут же были изрублены рассвирепевшими ратными людьми.

Наиболее рьяные казаки бросились вдогон за убегавшими, но их кони были слабее башкирских, и они прекратили погоню. И без того победа была полной, но двое казаков были убиты наповал, а один ранен.

Сёмка остановил своего ещё трепетавшего от пыла схватки коня и сошёл на землю. Казаки перетрясывали доставшиеся от башкирцев вещи, но поживиться было нечем, кроме одежды на убитых, и скоро те были раздеты догола и брошены в могилу, приготовленную для их атамана.

Дошла очередь и до шляхтичей. Их освободили от верёвочных, из конского волоса, пут и поставили на ноги. Казаки поглядывали на Степанова и Палецкого по-разному: одни с любопытством, другие с сожалением, что не могут раздеть их догола, одежда на них была богатая, хоть и грязная. Шляхтичи тоже смотрели на казаков с подозрением, по своему прежнему месту жительства они знали кровавые повадки своих казаков: те резали панов без разбору, будь то католик или православный.

– На конях сможете ехать? – спросил Сёмка.

– Сможем, только не скоро, – ответил Палецкий. – Там, на Майне, все ли живы?

– Шляхтичи и мужики живы. А вот многих стрельцов поубивали.

Вернулись казаки, которых Ротов послал вслед за башкирцами, чтобы они приглядели, не замышляется с их стороны какой-нибудь каверзы.

– Бегут без памяти, – сказали разведчики. – Мы их вёрст на десять проводили, даже не оборачиваются.

– Добро, коли так, – сказал полусотник. – Однако вы, ребята, смените коней и поезжайте в степь версты на две и приглядывайте. А мы отойдём чуть в сторону и встанем.

Ротов понимал, что казакам и шляхтичам требуется отдых, да и кони изрядно устали от напряженной погони. Станица отошла от места недавнего боя, казаки расседлали коней и пустили их пастись, разожгли костёр и поставили воду, чтобы кипятком разбавить свою обычную еду – овсяную муку и сухари.

Сёмка слез с коня и пошел к шляхтичам.

– Куда пойдём, казак? – спросил Палецкий.

– Завтра пойдем на Майну, – ответил Ротов. – Если не брезгуете, ешьте из нашего котла и отсыпайтесь. Выходим на рассвете.

Казаки в очередь рыли в сухой глинистой земле могилу. Но был ещё и раненый. Сёмка подошёл к казаку, который, лёжа на войлочной подстилке, стонал и метался в бреду. Раненый был соседом Ротова по слободе, и они знали друг друга сызмала.

– Ванька! Ты слышишь меня? – спросил Сёмка. – Может, воды попьешь?

Казак не отвечал, у него явно был жар. Ротов из пригоршни плеснул ему в лицо водой. Ванька открыл глаза, но Сёмку не узнал, привиделось ему другое:

– Мам! Мамка! Закрой мне чем-нибудь ноги, зябнут…

«Отходит», – понял Сёмка и, сняв шапку, перекрестился.

Могила была вырыта на полсажени вглубь.

– Может, хватит? – спросил полусотника казак.

– Ройте шире, – сказал Ротов. – Ванька кончается.

Казаков положили в могилу друг подле друга, в одежде, на головах шапки, в руке у каждого плеть-нагайка. Взяли у них только коней и оружие, на службу живым. Казаки столпились у могилы, смерть товарищей отяготила их сердца печалью и чувством неизбежного для каждого человека скорбного пути, которое возникает у всех, когда комья земли начинают падать в могилу.

За ночь казаки выспались и утром были веселы. Кони тоже отдохнули, и станица покинула место ночлега. Ехали не торопясь, шляхтичи держались близ Ротова. Они ещё не оправились от пережитого страха за свою жизнь и молчали, сокрушаясь над своим будущим, майнская земля им уже не казалась подарком царя, а тяжкой обузой, от которой им хотелось избавиться.

После обеда станица дошла до Черемшана, и на берегу реки их ждал сотник Агапов со своими людьми. Встревоженный долгим отсутствием вестей от Ротова, он отправился на розыски, побывал на Майне, а оттуда кинулся вслед за Сёмкиной станицей. На шляхтичей он посмотрел с удовольствием, они были в его понятии достойной добычей, которую следовало доставить к воеводе Хитрово, дабы продемонстрировать перед ним свою неусыпную службу на границе.

– Добре, Сёмка, показаковал, – сказал он. – Веди шляхтичей в Синбирск, пусть у воеводы в гостях побудут.

– Нам на Майну надо, – заволновался Степанов. – Там наши мужики.

– На Майне пусто. Все люди ушли в Казань.

– Тогда и мы пойдём в Казань, – сказал Палецкий.

– Ступайте, – усмехнулся сотник. – Как раз вас, двоих, без казаков, и сцапают башкирцы, а то и калмыки, те полютей будут.

Шляхтичи задумались и приуныли, оставаться одним в чистом поле им не хотелось, но и тащиться в Синбирск было в тягость.

– Мне воевода окольничий Богдан Матвеевич Хитрово велел проведать, есть ли поселенцы на Майне, – строго молвил Агапов. – Мы вас нашли, отбили от башкирцев. Других повелений мне не было дадено. Вы вольны идти, куда пожелаете.

– Добро, – решился после недолгого раздумья Палецкий. – Мы пойдём в Синбирск.

Агапов развернул коня и поманил Сёмку за собой. Они отъехали в сторону и встали.

– Возьми десяток казаков и веди шляхтичей к воеводе, – сказал сотник. – Хоть ты и считаешься полусотником, но повеления от Хитрово нет. Кунаков ковы строит, а эти шляхтичи тебе помогут. Жду тебя с удачей.

– Спасибо, Касьяныч! – взволнованно вымолвил Сёмка. – Я тебе за твою доброту отслужу.

– Будет, парень! – усмехнулся Агапов. – Я для себя стараюсь, не хочу, чтобы мне в полусотники какого-нибудь дурня дали. Их в сотне и так больше некуда.