Богдан Матвеевич и сам всё видел. Сёмку он узнал сразу, а в двух незнакомцах определил поляков и сразу догадался, что это шляхтичи, определённые жительствовать на Майну.

Лодка причалила к пристани, на бревенчатый помост из неё вышли казаки, а за ними шляхтичи. Сёмка подбежал к Хитрово и земно поклонился.

– Доставили твоей милости двух шляхтичей. Отбили у башкирцев в степи. Те их в полон тащили.

– А что другие? – спросил Хитрово.

– Ушли в Казань. Стрельцов из караула многих башкирцы порубили. Два шляхтича и мужики ушли.

Ступив на пристань и попав под защиту воеводы, шляхтичи заметно приободрились. Они приблизились к государеву окольничему и церемонно, на польский манер, его приветствовали.

– Я вас вспомнил, – сказал Богдан Матвеевич. – Вы были у меня на моём подворье в Москве.

– Точно так, воевода, – ответил Палецкий. – Мало времени с того часа прошло, а случилось многое. Казак правду молвил. Навалились на нас чумазые башкирцы, как живы остались, не ведаю.

– Что тут ведать, – улыбнулся Хитрово. – Казаки мной были отправлены приглядеть за вами.

– Благодарю, окольничий! – с чувством произнёс Палецкий. – Если бы не казаки, не быть нам живу.

– Сейчас вы живы-здоровы, пожалуйте в воеводскую избу. А ты, Ротов, как устроишь своих казаков, явись ко мне.

Воевода сел на коня, казаки и шляхтичи пошли пешими. Дорога из подгорья к крепости стала накатанней, она петляла по крутому склону и выходила на верх горы на значительном расстоянии от крепости, за острогом, на крымской стороже.

Хитрово достиг съезжей ранее всех и кликнул дьяка Кунакова.

– Нежданные гости к нам явились, Григорий Петрович, организуй им ночлег.

– Что за люди? – спросил дьяк.

– Майнские поселенцы, полоцкая шляхта. Башкирцы их взяли в полон, но казаки их вызволили. Сёмка Ротов опять отличился. Удалой казак!

Последние слова воеводы пришлись дьяку не по вкусу и всколыхнули в нём старые подозрения к Сёмке, брату Федьки Ротова, о воровских подвигах которого в Синбирске было известно.

– Шляхтичей я устрою. А насчёт Сёмки Ротова будь, Богдан Матвеевич, настороже. Прослышит он о скорой вылазке против воров и стукнет брату. Отправь-ка ты его сей же час в Карсун, от греха и соблазна подальше.

Хитрово не ответил дьяку, относительно Сёмки у него были другие намерения.

Шляхтичи предстали перед окольничим утомлёнными долгим и трудным подъёмом на Синбирскую гору.

– Васятка! – крикнул Богдан Матвеевич. – Принеси квасу, да не со льдом, а прохладного. Попотчуй гостей. Как-никак они, пожалуй, первые помещики на Заволжской окраине.

Палецкий испил целую чашу остро защекотавшего язык и нёбо кваса, крякнул и сумрачно произнёс:

– Не ведали мы, что земля наша опасна не пустотой, а разбойными степняками.

– На Майне поначалу надо засечной чертой огородиться, – поддержал своего товарища другой шляхтич. – Надо выставить крепкую стражу, а затем поселяться.

Невзгоды поселенцев были понятны Богдану Матвеевичу, и он их утешил:

– После Синбирской черты государь мыслит строить ещё одну – Заволжскую, от Белого Яра до Камы. Вот тогда будет вашим землям надёжная защита.

– Это ж когда случится! – воскликнул Палецкий. – Синбирск не один год будет строиться. А нам в Казани сидеть и ждать.

– О вашей беде я доложу государю, – сказал Богдан Матвеевич. – А землю, раз вам она дадена, пустой не держите, за это строго взыщут в Поместном приказе.

Шляхтичи затосковали: и без земли дворянину нельзя, и с землёй невмоготу жить.

Богдан Матвеевич пригласил шляхтичей к обеденному столу, и за трапезой они поведали воеводе и дьяку Кунакову о своих злоключениях. Хитрово их с участием выслушал и на прощание сказал:

– Не ведомо мне, вернусь ли я после Земского собора в Синбирск. Могу обещать лишь одно: попрошу нового воеводу установить за вами догляд и держать постоянно на Майне полсотни казаков.

Шляхтичи ушли ночевать в избу, назначенную им дьяком, и, подождав, когда гости выйдут во двор, Кунаков промолвил:

– Сбегут шляхтичи, Богдан Матвеевич. Не показалась им Майна. А что до их защиты, так и сотня казаков за ними недоглядела.

– Эти сбегут, так другие придут. Земля пуста не будет. А казаки наши – молодцы! Отбили шляхтичей. Их пожаловать надо, полтиной каждого.

– То я и вижу, что Сёмка Ротов трётся возле твоего крыльца. Видать, за полтиной пришёл. Меня увидел – скосоротился.

– Я ему велел явиться. Васятка, кликни Ротова!

Сёмка не замешкался, лёгким шагом вошел в комнату, поклонился начальным людям и замер в ожидании.

– За выручку шляхтичей хвалю! – сказал Хитрово. – Григорий Петрович, запиши Ротова с сего дня полусотником с полным жалованьем.

– Не рано ли, Богдан Матвеевич? – проворчал дьяк. – Федька, брат его, подле Жигулей ворует, с атаманом Ломом. Может, спешить не будем?

Сёмка нехорошо глянул на дьяка и потупился. Желанная должность опять, кажется, проходила мимо.

– У меня к Ротову замечаний нет, – сказал Хитрово. – А вот дьяк сомневается. Что делать?

Воевода задумался. В комнате стало так тихо, что было слышно, как шуршит крыльями возле лампады залетевшая через оконце бабочка.

– Решение мое твёрдо, – сказал Хитрово. – Казаку Сёмке Ротову быть полусотником!

– Воля твоя, воевода, – глухо сказал Кунаков и затем прикрикнул на Сёмку: – Что стоишь, остолоп, благодари окольничего!

Сёмка рухнул на колени и ткнулся лбом в пол. Охватившее его счастье было великим, а благодарность воеводе безмерной. В это миг он был готов отдать за него жизнь.

Кунаков смотрел на Сёмку по-прежнему недовольно, ему казалось, что тот что-то скрывает.

– Говори как на духу, полусотник, что ведаешь о воре Федьке? – спросил дьяк и укоризненно посмотрел на воеводу.

– Клянусь отцом-матерью! – вскликнул Сёмка со слезой в голосе. – Ничего о Федьке не слышал с той поры, как он утёк!

– Надо отправить его обратно в Заволжье, – сказал Кунаков. – Столкнутся два брата, и беда будет.

Предложение дьяка не совпало с розмыслами Хитрово. Для Сёмки у него было иное дело.

– Слушай, полусотник, мой указ! Велю тебе к утру подготовить своих казаков для важного дела. Проверь лично у всех оружие и припасы, спать разрешаю до второго часа дня, после прибыть в подгорье, на пристань.

– Наши кони на той стороне, – сказал Ротов.

– Кони вам не понадобятся, пойдёте на струге. А теперь ступай.

Когда Ротов ушёл, возмущённый Кунаков в сердцах стукнул по столу и взволнованно произнёс:

– Не дело ты задумал, Богдан Матвеевич! Разве можно посылать Ротова против воров. Брат его с ними, да и Лом – не заяц, как раз придушит Сёмку, как курёнка!

– Остынь, Григорий Петрович, – миролюбиво сказал Хитрово. – Сёмка поведёт десяток своих казаков. Ты сейчас отберёшь для дела двадцать надёжных стрельцов. А поведу струг я.

От этих слов дьяк Кунаков разволновался ещё пуще.

– И думать не моги, Богдан Матвеевич, об этом! Не дело окольничего гоняться за шайкой воров. Не ровен час, подстрелят тебя, что я государю скажу? Пожалей мою седую голову, не ходи на воров, оставь это воинским людям. Их дело стрелять да саблей махать, а тебе нужно быть на соборе, думу с государем и выборными людьми думать!

Хитрово встал с кресла, прошёл к оконцу, глянул на небо, усеянное частыми звёздами, затем повернулся к дьяку и задушевно произнёс:

– Спасибо, Григорий Петрович, за попечение обо мне, но сам посуди – послать против воров некого. Алатырские стрельцы – не воины, а обычные мужики, из них если найдётся два десятка твёрдых душой – и того много. За ними пригляд нужен. И за Сёмкой пригляд нужен. Так что по всему выходит – идти нужно мне. За одним выполню и другое поручение государя, осмотрю Надеино Усолье.

Казаки, которых, уйдя к воеводе, оставил Сёмка посреди крепости, стали недовольны, они не знали, куда приткнуться. Прежнее место, где находился их стан, было разворочено, сосны повалены и ещё не разделаны на брёвна, родничок, из которого они брали воду, затоптан, а на поляне, где стояли шалаши, для чего-то выкопана огромная яма, наполовину залитая дождевой водой. К тому же казаки были голодны, последние сухари дожевали на Часовне, а в Синбирске их никто не ждал, когда они прибыли, работные люди уже поели. Поварята затоптали костры и залили котлы свежей водой для приготовления утренней пищи.