В самое сердце поразила Илидора местная морковь, мелкая и сочная. Все люди во всех краях обожали морковь жареной, а тут её или грызли просто так, или тушили вместе с мясом и рыбой, или делали из неё сладости. К примеру, нарезали тонкими полосками и варили с мёдом или сахаром, пока морковные полоски не становились полупрозрачными, а из сахара либо мёда получался густой сироп. Сырую мелко рубленую морковь смешивали со сметаной, творогом и вялеными сливами либо бескостным виноградом, иногда добавляли мёду и трескали за обе щёки.

Андрик и Андрица легко уговаривались с приезжими торговцами на обменные услуги: к примеру, скидывали цену на готовую еду или ночлег, получая взамен специи либо другие товары, которые им требовались. Устраивали обмены для местных.

Андрик то и дело сетовал, что местным не разрешается держать торговые лодки, потому сваричане, желающие распродать урожай, должны переться в ближайшие города обычно, тележно. В родном посёлке дозволялось продавать только готовую еду, пиво, эль, свежевыловленную рыбу, спальные места и услужения, сопутствующие торговле.

Наводно-торговая жизнь была ещё бурной, но на удалённых от берега улицах посёлок делался медленным, спокойным и сонным. Тут не ходили люди чуждого вида в странных балахонах, многослойных одеждах, отороченных мехом плащах, не скрипели тележки и уключины, не вопили развозчики и лямочники, тут не торговались, не толпились, не дрались. Шла обычная жизнь обычного посёлка, и если не знать, что в низине, в разливе, устроен крупный водный рынок — почти никак нельзя было этого понять.

— Летом народа уж куда больше, — объясняли сваричане. — Нынче торговля на спаде. Зима близко! Кто в зиму прётся торговать на воду? Только те, которые ещё не распродались!

Некоторые нераспродавшиеся добирались до Сварьи на последнем издыхании. Притащился простуженный, слишком легко одетый торговец специями, которому пришлось провести в дороге на месяц дольше запланированного. Оглашая причал грудным кашлем, он выходил на воду ещё затемно, спешил распродать острый перец, желтый порошок курамы, ломаные стручки корицы, сушеную траву базилус. Мешочек базилуса у него купил Йеруш и то и дело утыкался в этот мешочек носом, точно в ароматную подушечку.

А вчера посёлок развлекали текущие по улицам ручейки вина и горестный вой торговца. За время пути вино в его бочках приобрело гнилостный запах, и торговец попытался его отбить, положив в бочки несколько кусков красной руды, но махинация его быстро вскрылась, наказание последовало по всей строгости. Торговые смотрящие в Сварье были бдительны, свирепы и не то чтобы совсем неподкупны, но по карману далеко не всякому.

Однако уже за первые четыре дня, что провели в Сварье Илидор и Йеруш, заметно было, как затихает-замирает предзимняя деятельность и живость. Гостей в доме Андрика тоже становилось всё меньше, и на пятый день к завтраку собрались лишь четверо: дракон, эльф и хозяева дома.

— Зима близко, — бодро подметил Андрик, заливая оладьи морковным сиропом.

— А если по-нашему, так она уже пришла, — ответил Йеруш с тоской.

Всё меньше времени ему оставалось до возвращения в Ортагенай, а значит — всё меньше времени на собственные подводные исследования.

— Трудно, небось, жить на северах, — посочувствовала Андрица. — Зима долгая у вас! И снег же, снег! Каждый год выпадает?

— Выпадает, — с достоинством подтвердил Йеруш.

— И дикие звери, говорят, приходят к поселениям, — подхватил Андрик. — Режут скот и разносят обурь.

— Бывает. Так и у вас наверняка тоже.

— И у нас тоже бывает. А у вас в иные годы, говорят, снега лежат до середины весны.

— Брешут.

— И говорят, на северах вовсе не пьют вина, бо виноград у вас не растёт.

— Опять брешут. Растёт, в Сейдинеле, Декстрине и Урреке.

— Ха! Да то разве виноград! Мелкий, небось, и кислый, как…

— Ну хватит! — Перебила мужа Андрица. — Заболтал мальчика совсем, поесть ему не даёшь!

— Цыть, баба! — Окрысился Андрик, но трепаться перестал.

А Йеруш, не отвлекаясь более на разговоры, быстренько доел свой завтрак и принялся прыгать по трапезной, издавая звуки нетерпеливого эльфа: скорей-скорей нужно уже идти к кузнецу за стальными трубками и к скорняку за кожухами! Сайя сегодня должна была дособрать первый, дообразный костюм. Пока, правда, без стекольного забрала, но всё равно это был стр-рашно волнительный день в жизни Йеруша, Сайи и самого костюма.

За минувшие дни Илидор понял, что значительная часть университетских денег предназначалась не просто на материалы для костюма, а на материалы, которые маг испортит во время экспериментов. От башни Сайи по течению вниз постоянно уплывали погубленные ткани, ремешки, разноцветные массы чего-то нераспознаваемого с запахом жжёного конского волоса, скошенных трав, перебродивших ягод. Неплавучий мусор сбрасывался в яму за башней, к которой невозможно было подобраться из сада и у которой, как подозревал Илидор, нет дна.

А первый результат всего этого перевода материалов выглядел… обескураживающе. Даже со скидкой на то, что это всего лишь дообраз.

Однако Сайя держала костюм за плечи развернутым и потряхивала им эдак красовательно, явно довольная монструозным порождением своего сумрачного гения. Щёки её румянились, лицо сияло улыбкой, глаза блестели. Йеруш тоже сиял и блестел, и весь прибашенный сад как будто грелся в лучах радости этих двух эльфов.

Илидор непривычно ощущал себя самым вредным среди собравшихся.

Цельный льняной костюм, сшитый, несмотря на тщательные обмеры, криво-косо, был полностью обмазан какой-то тёмной субстанцией. В ней знакомо поблескивали частички ткани, похожей на «щучку», из которой во многих землях делались осенние плащи, но эта мазня была плотнее. Костюм нелепо изгибался в руках Сайи, одновременно слегка подпрыгивая, словно внутри у него жил какой-нибудь дух неуёмности. Шлема, по сути, и не было: кожано-щучевое недоразумение не могло им зваться по определению. В нём только и можно сделать, что немедленно задохнуться, причём даже не понимая, куда тебя течение понесло: в чертежах на шлеме спереди была полоса стекла, в шлеме Сайи — лишь два отверстия для глаз, закрытые слюдой. А под шлемом — металлические трубки, уходящие за шею.

Подобное нелепое одеяние, пожалуй, сумел бы создать и сам дракон, притом гораздо быстрее и забесплатно!

— Возможно, будет протекать, — деловито сообщила Сайя. — Я не стала изводить на дообраз слишком много сока ипомеи.

Йеруш кивнул, словно всё понял — да он, видимо, действительно понял. Илидор же смотрел на костюмный шлем и подозревал, что Сайя решила угробить ему Найло. Она же не всерьёз хочет, чтобы он вот в этом лез под воду?

— Самое главное сейчас — сбалансировать вес и свободу движений, — сообщила она.

Дракон сложил руки на груди, изогнул бровь. Сайя словно не замечала его — либо в самом деле не замечала, вдохновенно продолжая вещать:

— Сейчас на плечах лишь намётки, но потом будут полноценные крылья-плавники. Они создадут эффект экрана, как у птиц, которые парят над водой. Под крыльями у них образуется воздушная подушка, можно дольше лететь и при этом тратить меньше энергии. Ты не будешь лететь, конечно, но при плавании по поверхности потратишь меньше сил.

Йеруш приметливо ощупывал, осматривал и едва не обнюхивал зародыши нарукавных крыльев, а Илидор иронически пробормотал:

— Волшебно.

— Мир вообще полон волшебства для тех, кто не изучал свойства материй, — буркнула Сайя.

Дракон сделал долгий вдох. Он был совершенно уверен, что в этом чудесном месте ему приходится приструнять свои чувства намного чаще, чем даже в Донкернасе. За эти дни ему много раз хотелось взять эльфку за бока и швырнуть в реку или занести её на крышу башни, чтобы посидела там, поверещала и выкричала из себя избыток нервической спеси.

В который раз Илидор себе напомнил, что Йерушу нужна эта магичка, и если Найло не получит готовый костюм в ближайшее время, то стенаниями доведёт дракона до белого каления ещё быстрее, чем это сделает желчность Сайи.