Чем ближе к городу, тем сильнее занимала Найло мысль о костюме для подводного плавания, словно приближение к Ануну делало более реальной саму возможность существования такого костюма. А в ней Йеруш сомневался весьма. Ничего не понимая в конструировании подобных вещей, он постоянно что-то чертил и рисовал на земле палочками, бормоча себе под нос и сердито вуфкая, а потом, порыкивая, затирал свои рисунки и делался особенно мрачен.

А если маг сживления Фурлон Гамер просто посмеётся над этими чертежами? Что тогда?

Илидор подначивал Йеруша, Мшицка хлопотала и пыталась его отвлечь, рассказывая жутенькие людские сказки, которые и в самом деле странным образом успокаивали Йеруша. Напоминали, что в мире есть вещи пострашнее порушенных планов.

За эти дни стало совершенно ясно, что Мшицку невозможно оставить на произвол судьбы, самостоятельно разбираться с «главнюком» циркачей.

Узнав, что её внук Ерджи был продан в цирк Тай Сум, а не в какой-нибудь другой, не удивились ни Илидор, ни Йеруш. Едва услышав впервые от Кумлатия о бродячем цирке, они подумали именно про Тай Сум — висела над головами связанная с нею незавершённость после встречи в Большом Душеве, после гулкого речитатива недосказанных пророчеств, в которые решительно не верил Илидор.

В тот вечер в Большом Душеве у Йеруша возникло тягостное и совершенно иррациональное подозрение, что главное в другом: верят ли пророчества в Илидора.

Дорога к Ануну была широкой, испещрённой колеями. Бесконечные леса оказались конечными, в последний день пути дорога шла преимущественно по холмам, а город прорастал и приближался рыже-сизой тучей, не слишком широкой, зато горбатой.

Строили тут из камня и глины, в невысоких стенах было понатыкано множество ворот и по чистому везению путники сразу подошли к нужным. Улица за воротами оказалась ещё более колеистой, чем дорога, но почти сразу она распадалась перекрёстками и там уже дорогу мостили.

Серым камнем выложен путь к ратушной площади, желтоватым известняком — к мастеровым кварталам, дощатые настилы ведут через жилые улицы, позади них посыпанная гравием неширокая дорожка ныряет, видимо, к застенным домикам, где обитают обычно отземельные переселенцы со своей скотиной и огородиками.

Пройдя через ворота на закате, путники изрядно поплутали по перекрёсткам с указателями, пока поняли, в какой стороне находится банк и где простолюдная площадь, на которой после полудней выступают циркачи. Расспросив не шибко приветливых торопливых местных жителей, узнали, где есть достойные харчевни, и, самое главное, где ж тут находится спальный, кочерга ему в трубу, дом.

Долго обходили вкрюченную в центр города стену, ограждавшую гнездилище какого-то знаткого человека, потому добрались до спального дома уже в темноте и рухнули на лежаки в общей комнате — уютно-тёмной, хорошо протопленной, пахнущей соломой, наваристым супом и потом. Илидор, слабо дрыгнув ногой, пнул большой рюкзак Йеруша и вяло сообщил, что не притронется к этой здоровенной дряни больше никогда. Или как минимум пару дней. Найло хотел съязвить, но на это почему-то не оказалось сил. Как только его тело легло на топчан, а голова устроилась на набитой сеном подушке, слова куда-то разбежались, а глаза сами собой закрылись.

Они все проспали ужин, едва-едва приоткрыли глаза, когда в комнату стали заваливаться другие постояльцы, и снова рухнули в сон до утра.

Утром хозяева — весёлые толстяки, муж и жена, посмеиваясь, скормили им двойные порции еды. И разогретый вчерашний ужин — густую похлёбку из перловки на свиных костях, и сегодняшний завтрак — толстые лепешки с луково-морковной поджаркой, густой соус из давленых яблок и острых перцев и слабенький эль собственной варки, из тех, которыми скорей наешься, чем напьёшься.

— После такого можно возвращаться в кровать и дрыхнуть до обеда, — пошутил Илидор, ослабляя пояс, но Йеруш так на него зыркнул, что дракон едва не кубарем скатился с лавки.

К изумлению Илидора, Найло наотрез отказался идти в банк вместе с ним и Мшицкой, хотя дракон и твердил, что Найло затеял полную дурь — провести хотя бы мгновение в одиночку с большими деньгами в незнакомом месте, а Мшицка растерянно улыбалась и не понимала, почему вдруг «сыночка» Йеруш решил куда-то идти без неё. Но тон эльфа не предполагал возражений, он просто поставил спутников перед фактом: в банк и к магу сживления пойдёт сам, а потом присоединится к ним на площади, где будут выступать циркачи.

— Не вздумай подходить к Тай Сум без меня, — строго велел дракону Найло. — А то она ещё чего-нибудь тебе предскажет!

— А если ты будешь рядом, её это как-то остановит, что ли? — закатил глаза Илидор, и Йеруш понял, что дракон даже не подумает послушаться его доброго совета.

Ещё в Сейдинеле Йерушу доводилось слышать про банк семейства Хальо. Эта почтенная эльфская фамилия происходила из далёких восточных земель Маллон-Аррая, таких далёких, что и думать о них не было никакого смысла, но также Хальо имели несколько банков в южных человеческих землях, с которыми у Эльфиладона имелось какое-никакое сношение. И Йеруш хорошо помнил, как в юности его озадачивал вопрос: а почему банкиры Эльфиладона не стремятся распространять своё влияние подобно тому, как это делают Хальо, не выходят за пределы исконных семейных территорий, не основывают ответвлений за пределами родных городов или доменов, хотя разговоры об этом ведутся годами?

У отца и дядьёв не было на это ответа, который устроил бы Йеруша. Насколько он понял, истинная причина заключалась в том, что в Эльфиладоне семейства банкиров высоко ценят свой покой и соблюдают негласный консенсус: не нарушать давно установленный порядок и баланс сил, потому как ёрпыль его знает, кого может погрести под собой пошатнувшиеся порядок и баланс. А зачем эльфам из приличных семейств все эти волнения?

Здание банка Хальо в Ануне оказалось почти таким же большим, как здание банка Найло в столице Сейдинеля, но, с удивлением понял Йеруш, гораздо менее представительным. Никакой роскоши, изящной резьбы и фонтанов, приглушающих шаги дорожек, обилия уютно мерцающих ламп, дверей из массива дерева — вроде той, к которой он когда-то прислонялся спиной, глядя на обитые бархатом стулья под стенами и…

Найло тряс головой, пока непрошеное воспоминание не выпало на каменный пол банка Хальо. А потом шагнул вперёд, чувствуя, как сами собой разворачиваются плечи, поднимается подбородок, позвоночник выстраивается в элегантно-властную струнку, по-новому усаживаясь на подобравшиеся мышцы груди и живота, горло размягчается, готовясь выпустить новый голос, сниженный до обволакивающего тёплого баритона…

Он прикрыл глаза и позволил своему телу принять накрепко вбитое в него, отработанное годами положение, приличествующее единственному наследнику средней ветви банковского дома Найло. Позволил себе обрести тело, голос и манеру держаться, идеальные для этой ситуации, для этого места. Самые правильные и удобные при взаимодействии с любыми другими представителями любого другого банковского дома. Даже с наёмными клерками. Особенно с клерками.

Йеруш скорее откусил бы себе голову, чем позволил, чтобы эту его ипостась увидел золотой дракон.

До полудня Илидор и Мшицка исходили изрядную часть западного Ануна, где находились лавки мастеровых и давили на плечи густо натыканные дома с маленькими окошками. Потом исходили близцентральную южную четверть, занятую харчевнями, двухэтажными домами с коваными перилами, клумбами с отцветшими астильдами, вербениками и древообразными розами. В тутошних харчевнях тихо и неумолчно пели дудки, висели запахи наваристого бульона, кисловатого пива, изрядно перчёного мяса, собирались рудокопы, кузнецы и торгаши средней руки.

Илидор, оставив подуставшую Мшицку в одной из харчевен клевать носом над тарелкой похлёбки, сделал крюк в северную близцентральную четверть города — к лавке ювелира и в гильдию водовозов. Близцентральная четверть находилась на пригорке, улицы тут были вымощены плохо обтёсанными камнями, на которых Илидор то и дело оступался и дважды едва не подвернул ногу, а дома тут вздымались на три этажа, и дракону всё время казалось, что сейчас все эти черепички крыш, балконы и башенки свалятся-сложатся прямо ему на плечи, — от этого неистово хотелось взлететь, так что крылья плаща приходилось прижимать локтями.