«Непременно свидимся до лета, уж я-то постараюсь!» — решила женщина, ушедшая на заработки так бесконечно давно и из таких бесконечно далёких земель, что где-то в пути растеряла надежду в ближайшие годы увидеть оставленных дома детей.

«Путь — и есть цель», — ободрившись, припомнили вдруг суровые мужики, свежим-юным взглядом охватывая тени перелесков, небо в густых облаках и всегдашнюю нескончаемость убегающих за горизонт троп и направлений.

Бархатный голос летел над людьми дороги, и те слушали бессловесную песню, не пытаясь понять, откуда они берётся. Это не имело значения, поскольку некоторые вещи и некоторые явления не должны быть осмыслены, они лишь выцветают от ясности и определённости, и каждый человек сейчас твёрдо сознавал: эта животворная песня — одна из таких вещей. Только два или три ребёнка задрали мордашки к небу и увидели среди тёмно-серых вечерних облаков золотистые отблески.

Когда Илидор, качаясь на космах осеннего ветра, попрощался с небом и спустился под низкие дымчатые облака, оказалось, что он понятия не имеет, у которого из перелесков горит нужный ему костёр.

От обступивших стоянку деревьев подступали тени, Йеруш был в этом совершенно уверен. Вон та, в форме кляксы, совсем недавно лежала под осиной, а теперь вытянулась к свету костра, словно собака. А тот густой мрак, что поначалу казался черными тенями кустов, раскрошился на тёмно-серые клоки и лез к лежакам.

— Эй, Йеруш! — окликнула частушечница, и эльф подпрыгнул. — А где Илидор?

— Отошёл, — нервно ответил Найло.

Не мог же он сказать «Отлетел».

В свете костра появилась Мшицка — дребезжащий голос, улыбчиво-доверчивое лицо. Подрагивающие руки удерживали собранный в горсти передник.

— Сы́ночка, я грибочечков насобрала!

И под удивлённым взглядом Найло старуха вывалила в недавно вымытый маленький котёл с десяток крупных, пахучих сыроежек и поддубовников. Как она умудрилась найти их в густых сумерках, в исхоженном лесу, где все грибницы, как думал Йеруш, давно обобраны, как не побоялась пойти в темноту?

Додумать Найло не успел: едва не оттолкнув старуху, на стоянку вкосолапился средних лет незнакомец и громко бухнул:

— Тепло гореть вашему костру! А не видали вы щас в небе летучую тень?

Люди заволновались, стали подходить поближе, вразнобой переспрашивая: «Тень? Летучую? Прямо теперь? Что за тень? Где летучая?..»

— Спускалась вот щас прям с-под облака, — пояснял незнакомец и в волнении отирал ладони о штаны. — Такая здоровая, чисто мышь летучая, тока с размером с дом!

— И вовсе не с дом! — брякнул Йеруш. — С тяжёлую лошадь, ну или, может, с яка!

Все обернулись к нему, и Найло, запоздало поняв свою ошибку, тут же отстрелил, не меняя выражения лица:

— Нет, я такого не видал.

Люди дороги долго судили-рядили, что за тень могла спускаться из-под туч, если вся известная осенняя лихота ходит попросту по земле либо сидит в воде. Баюн полагал, что летучей тенью мог быть химьяк, поскольку достоверно не известно, откуда они берутся и как выглядят, не будучи прицепленными к человеку, а Кумлатий сомневался, была ли такая тень вообще, ведь в сумерках глазам немудрено и обмануться.

Так люди дороги ни к чему и не пришли, лишь постановили и без того понятное: тень явилась никак не к добру. А потому костры нужно разжечь поярче и спеть ещё несколько самых развесёлых песен. И похабных, поскольку ругани нечисть боится неистово.

Когда встревоженный незнакомец ушёл, на стоянку со стороны леса тихо вытек Илидор. Вид у него был озадаченный и слегка помятый, а на требовательно-вопросительный взгляд Йеруша дракон едва слышно ответил:

— Я их видел.

— А они тебя?

— Только унюхали. Один сказал, чует каменный дух.

Йеруш моргнул.

— Какой ещё дух, Илидор? Кого ты видел?

— Лихо… тов? Лихостей, или лихокотов? Нечисть какую-то.

Найло отступил на полшага, под его ногой хрустнула ветка, он вздрогнул. Несколько людей дороги косились на них с Илидором, шушукающихся в сторонке с взъерошенным и таинственным видом, и, видимо, спрашивали себя, настолько ли сильно им нужны эти беспокойные попутники.

Илидор сгрёб Йеруша за ворот куртки, притянул к себе и зашептал в ухо:

— Я ничего не придумал! Не спятил и даже не наелся обалдей-грибов! Я видел костёр и вокруг него нечеловечьи тени! Только тени! Кочка с глазами на стебельках, ломаное деревце с руками и вот такенными пальцами, горбатая собака и…

Почти беззвучно всхлипнув, Йеруш слабо дёрнулся в неразрываемой хватке Илидора.

— Ты уверен, что тебе не чудилось?

Дракон выпустил ворот его куртки, посмотрел с удивлением.

— Они же разговаривали. Горбатая собака говорила женщине в веночке что-то вроде «Даже звезды отвернулись от тебя при виде такой бесчестности»…

— Знаешь, — зачастил Йеруш, — некоторые болотные испарения вызывают галлюцинации. А от разности температур воздух может дрожать, и тогда кажется, будто видишь какие-то тени или силуэты. В следующий раз, если встретишь лихость у костра, ты проверь, нет ли рядом болота, ладно?

— В следующий раз я эту лихость приволоку к тебе, — фыркнул Илидор и отошёл.

Отцепил от большого рюкзака скатанное одеяло, улёгся на кучу лапника поближе к костру и плавно сполз в сон под бормотание старухи Мшицки.

Снились ему большие белые псы, бегущие по небу, и морские всадники в тяжёлых остроконечных шлемах, рассекавшие по подводному царству верхом на гигантских морских коньках.

Провозившись со сборами, в путь отправились после полудня, и с каждым мигом промедления Йеруш как будто становился всё мрачнее. Пока выбирались на узкую дорогу, Найло сквозь зубы объяснил Илидору, что его вечерняя выходка была совершенно лишней, идиотской и опасной, и что теперь он, Йеруш, желает как можно скорее отцепиться от группы Кумлатия, пока кто-нибудь шибко умный не сложил один и два.

Через несколько переходов дорога распалась на две равновеликие части, и о направлениях возвестил дорожный указатель — обрубок ствола высотой с человека. Спереди на нём грубо вырезано носатое низколобое лицо с огромной челюстью, ниже — крупные ладони, сжимающие палицу. Глаза, глубоко упрятанные под выступающим надбровием, кажется, следят за путниками. C исключительной благожелательностью, конечно же. Указующие надписи вырезаны на бугристых мышцах плеч: на правом «Бадьяк», на левом — «Нежухо».

— Это древние заклинания вызова почесухи? — с надеждой спросил Илидор.

— Ничё весёлого, — буркнул баюн, а дракон закатил глаза. — Места тут дурные, злонравные.

— Особливо по осени, — припечатала стряпуха.

По дороге на Нежухо удалялся небольшой отряд на приземистых мохнатых коняшках — сплошь мужчины хищной наружности, которая считывалась даже издалека и по спинам. Рядом с лошадками трусила пара крупных псов.

Эльф и дракон переглянулись: короткий путь на Анун лежал как раз через Нежухо.

Вперёд протиснулась частушечница. Из-за пазухи её куртки блестели любопытные глаза котёнка, в них отражалось носатое низколобое лицо, вырезанное на указателе. Частушечница скорчила ему рожу.

— Через Нежухо не пойдём, — припечатал баюн. — Поселок сей выстроен на старом кладбище людьми недальновидными и недоразмуными. Убирали они могильные камни и строили дома всам-на могилах — сам я не видал, канешным делом, а так бают. Дурное место. Не пойдём через Нежухо, не.

— А зачем нужно было строить поселение на могилах? — заинтересовался Йеруш. — Вокруг места валом вон, стройся — не хочу, сплошные луга-холмы, а селений среди них меньше чем…

— Так бают, — отрезал баюн.

— Что же, а мы пойдём через Нежухо, — Йеруш поправил лямки рюкзака и ещё раз мрачно посмотрел в удаляющиеся спины людей на приземистых кониках. — Нам нужно в Анун.

— От и ладненько, сы́ночки, — опираясь на палку, вперёд выбралась старуха Мшицка. — От мы с вами вместе и пойдём в Анун, а си паломники-полоумники нехай поспешают в Бадьяк или куда там им потребно.