— Нет. Я и сама бы сделала… возможно. Если бы могла. По своим мотивам. Не то чтобы мы похожи, но мне с ним было легче. Джек не любил признавать свою вину, я своей не отрицала никогда. Но зато знала, кто он и кто я. А рядом с этим безвинно пострадавшим михаилитом-мучеником собственная вина меня вот-вот раздавит.

— Почему ты это сделала? Что именно случилось века назад? Трое братьев правили миром…

Горькая усмешка скользит по точеным чертам. Танцует:

— Трое братьев правили миром, и власть развратила самого старшего и сильного. Среднему хватило бы звонкого золота и красивых женщин, но старшему нравилось именно править. Сносить старые города и строить новые. Лепить высокие горы и рыть кипящие моря посреди цветущих долин. Или стравливать сильнейшие страны друг с другом, а самому вмешиваться… на чьей-нибудь стороне.

— Чем был легендарный Анталис? Большим островом или всем подзвездным миром?

— Островом. По-настоящему большим — не меньше Мэнда. Резиденцией братьев. Это не мешало всему подзвездному миру тоже быть в их власти.

— И ты убила…

— Сначала убили меня. От моего родного города не осталось и горстки седого пепла. Я успела броситься в бурное море, и пенные волны играли моим умирающим телом. Пока не швырнули на совсем другой берег. На Анталис. К тому времени я уже перестала молить Богиню.

— Богиню Любви?

— Нет, ее сестру — Белую Мать. Да, тогда ей служили только женщины. Я принимала Светлое Посвящение.

—?

— Да, иногда так бывает. Меняется душа, а с нею и Сила. Мой город сгорел, небеса заслонили тучи горячего пепла, а море вскипело. И мой Свет стал Тьмой. И я забыла имя Богини. Потому что она не спасла меня. Как и моих близких. Я тогда не знала, что у нее — свой бой. И он был важнее одной моей семьи. И даже целого города. Иногда приходится выбирать. Даже Богиням. Даже настоящим — не как зарвавшиеся Братья. И не как я.

— И ты выжила…

Когда вряд ли уже хотела.

— Да, меня нашел и исцелил лучший в подзвездном мире целитель, равных которому не рождалось ни прежде, ни потом. Их бог и хранитель, можно сказать. Он мог спасти любого. Возродить из горсти пепла. Из чего угодно. Это же был Анталис. Я могла вернуть родных, даже целый город… если бы тогда подумала об этом. Если бы родилась умнее.

Дева-Смерть не просто не смеется. Кажется, в древних глазах навек застыли непролившиеся слезы.

Способна ли она плакать? Не в этом ли ее проклятие?

— Третий брат. И ты…

— И я. Но не сразу. Я не вдруг вспомнила, кто я. Я успела его полюбить.

Молчит древнее озеро, что помнит всех и всё. Забыло ли оно уже золотые глаза не до конца расплатившегося оборотня?

— Но почему…

Одинокий осенний лист сорвался с ближайшего дуба. Отчаянно кружит. Не хочет падать.

Тогда — держись.

Теплое, шершавое. Греет.

— Потому что Братья были сильны Единством. Разве ты забыла легенду? А до остальных мне было дотянуться сложнее, чем до луны и ледяных звезд. Прочие не доверяли мне и не ночевали на моем ложе. А я желала прекратить кипящие моря и тонущие долины. Чтобы больше ни один город не завалило горящим пеплом. Я должна была — со своей человеческой силой отнюдь не самой сильной Ворожеи. Даже среди моих сверстниц. Но все талантливые утонули в море и сгорели в пламени.

— Что было потом? После?

— Для меня или для мира? — темным огнем вспыхнули ее глаза. — Вскипели моря, рухнули древние горы… ничего нового. Подзвездный мир лишился пусть паршивых, но Хранителей. А я стала легендой. Темной Богиней. Воплощением Силы совсем иного рода. За всё нужно платить. Убить Целителя — абсолютное Зло. Своего спасителя — тем более. А если к этому добавить, что еще и возлюбленного…

Ирия протянула руку, ловя второй дубовый лист. Другой рукой. Их же две.

Всех не спасешь, но можно ведь сделать хоть «что-то». Согреть друг друга.

— Как ты смогла его убить? Сверхчеловека?

— Как и ты убьешь Эрика Кровавого. Ну почти так. Способ один. Другого еще не изобрели. А частица крови древних Братьев течет в Сезарингах. Их прямых потомков. Отсюды и все их щедрые дары… и проклятия. Извратившие дар Ичедари уже открыли пути для твоего Изменения. Назад свернуть сложно, зато можно в сторону. И прежде чем ты вернешься в наш подлунный мир, я посвящу тебя в Служение.

— Тебе? — Ирия качнула головой. Ловя третий летящий лист затылком. Легкое касание шевельнуло волосы.

Получилось.

— Богине, чье имя я помню вновь. Даже если она давно забыла мое.

2

Сонное озеро, ковер из павших листьев, серебристый лик полной луны. Будто прощание.

Не хватает Джека, но его здесь нет. Здесь и уже нигде.

Только озеро, зоркая луна и позднее золото осени. И танцующая Дева-Смерть. И Ирия.

Мягко шелестят, вьются на ветру пышные алые юбки, звенят монисты. Этот мир нарядил Ирию в банджарон.

— Год назад Джек говорил мне… Он имел в виду эту Осень?

— Я не читаю мыслей — ни твоих, ни его. И на ваш разговор меня не пригласили. Тогда я еще летела по лунной дороге — не слыша речей живых. Я лишь научу тебя Танцу Ичедари. Всего одному. Ты — безнадежно стара для настоящего Служения. Ты не училась с раннего детства, и тебя не посвящали вовремя, поэтому — танец всего один. На время. Ты всего лишь его заучишь. И повторишь, пока память свежа.

— Разве можно забыть то, что умеешь?

— Да, если учился с помощью чужой Силы. Ее вообще берут лишь на время. Потом приходится вернуть — как любой долг. В одном Джек прав: эта Осень важна для тебя. Началось всё весной, летом продолжилось. Осень тянулась до последнего, но время истекает. Если дотянем до новой Весны — у подзвездного мира будет шанс.

— Мир спасет воплощение Смерти? — Уже не тянет даже смеяться.

— Да. Последняя Белая Жрица Богини. Бывшая. Но меня учили с детства. Такое Посвящение остается с тобой всегда.

— Бывшая Белая Жрица…

— Бывшая Белая. Отныне Матери служат лишь мужчины, как прежде служили лишь женщины. Подлунный мир изменился за те века, что я промчалась мимо. Но теперь Лунная Дорога позволила мне сойти — значит, всё решится здесь. Так или иначе.

— Но ведь теперь ты — Темная?

— Да, но не так, как те, кто призывают безумный Хаос. Прежде Богине служили и Ночь, и День. Но теперь Ичедари выбирают лишь Тьму и вдобавок спутались с Хаосом. Может, таково мое проклятие — кто знает? Видеть гибель всего, что я пыталась спасти. Видеть разрушение того, чем жили мои погибшие сестры. Увы, отныне Тьма и Хаос смешались, и люди давно разучились их различать. Я — последняя, кто служил Свету и окрасил крылья Тьмой. Последняя, кто помнит, что раньше было иначе. Пока древние реки и моря не вскипели моей волей.

Если они вскипят вновь — сохранится ли это такое родное озеро? А дубовая роща? Тысячи желающих жить листьев. Родятся ли новые — на смену облетевшим? Бывает ли в этом застывшем мире весна?

Останется ли Лингард? Родной замок? Тот зеленый луг, где когда-то по пути из Лютены домой папа поднял в седло смеющуюся Ирию?

— Разве можно служить двум сразу? И Тьме, и Свету?

— Нет. Я же приняла Светлое Посвящение. Но когда сердце моей любви перестало биться, и его кровь окрасила кинжал, мою душу окончательно отвергло солнце и приняли луна и ночь. Но я помню Свет — я была им. Я знаю Тьму — я служу ей. А то, что надвигается сейчас, — ничто. Не-жизнь. Бездна Вечных Огня и Льда. Но хватит моих откровений и воспоминаний. Ирия Лингардская, правнучка Изольды и Корделии, слушай шелест листьев и пение ветра. Шум дождя и дыхание живой земли. Они все кричат — просто вы не слышите. Как и нынешние Ичедари. Как служители безумного Змея — они всегда были глухи и слепы, потому что безнадежно чужды Богине. Стань ближе к ней — насколько сумеешь. Она — Мать. Твоя, моя, всех. Представь, что она — твоя мать.

— Я представлю, что она — Катрин Тенмар.

Ирия прикрыла глаза, чувствуя теплые дорожки слез на лице. И легкого дождя. И скользящее серебро лунного света.