И вот, стоя на краю утёса древичей, Мерцана вглядывалась в горизонт, видневшийся за порталом, и её сердце наполнялось тихой, глубокой тоской. На её родных землях цветень была иной. Там фиолетовые кроны деревьев создавали арки, которые сводились над тропами, делая их похожими на природные своды храмов. Трава росла гуще, и её голубые и розовые стебли утопали в тени ветвей, создавая ощущение, будто земля покрыта мягким ковром. Она вспомнила запах родного леса: влажный и тёплый, с тонкими нотами прелой коры, свежего мха и сладких ягод, которые созревали именно в эту пору. Там каждый уголок природы знал её имя, принимал её, как часть себя. А здесь, на чужом континенте, всё было иначе. Ветер, земля, даже запахи – всё казалось холодным, отчуждённым, несмотря на красоту этого места. Она перевела взгляд на портал, который мерцал у самого края утёса. Его поверхность, будто натянутая пленка воды, сияла золотыми и зелёными бликами. Казалось, что он дышит, как живое существо, тихо зовя её сделать шаг вперёд. Но было нельзя. Срок беременности был слишком большим. Девушка опустила руку на живот, чувствуя, как внутри неё шевелится ребёнок. Её малыш должен родиться там, где его мать будет чувствовать себя частью чего-то большего, где земля примет его, как своего. Сильный ветер играл с её плащом, заставляя ткань шуршать, как сухие листья. В руках она держала небольшой узел с вещами, аккуратно перевязанный полосой льняной ткани. Её ладонь, привычно лежащая на округлившемся животе, казалась неподвижной, но внутри бушевала буря.

– Милая, – раздался рядом мягкий голос, и её плеча коснулась тёплая рука.

Дея с улыбкой наблюдала за Мерцаной, словно понимая каждую её мысль.

– Я всё понимаю, но что поделать? – сказала она, её голос был тёплым, как утреннее солнце. – Мы вызовем Молниара, и ты доберёшься домой быстренько. Обещаю, почти без качки. Мерцана вздохнула, чуть прижавшись к Дее, и кивнула.

Они вошли в деревянную кабинку, висящую на толстых тросах. Кабинка покачивалась на ветру, скрипя старыми металлическими креплениями. Её деревянные стены были вытерты до гладкости, а в щелях чувствовался холодный морской воздух. Большое окно открывало вид на зелёное море, раскинувшееся до самого горизонта.

– Ох, как я не люблю высоту и эти хрупкие кабинки, – пробормотала Мерцана, хватаясь за ремень, протянутый вдоль стены.

Она взглянула вниз, где под ними медленно тянулась каменная тропа, ведущая к пирсу. Высота заставила её сердце сжаться, и она резко отвела взгляд, уставившись на свои сапоги. В этот момент Володар «заговорил». Кабинка наполнилась ярким красно-оранжевым дымом, который будто разлился по воздуху, заполняя пространство. Дым был густым, сверкающим, с тонкими искрами, танцующими в его глубине. Сначала в нём появилась фигура Володара: тёмные волосы, строгий взгляд, руки, упёртые в бока. Его поза выражала очевидное недовольство. Затем дым изменился. В нём проявилась сцена: Мерцана, стоящая на краю утёса, с ужасом в глазах, кричащая, её руки судорожно держатся за живот. Следом появился ребёнок: темноволосый мальчик с карими глазами, который, унаследовав страх матери, вопил при виде обрыва.

– Ха! – рассмеялась Мерцана, её страх сменился добрым раздражением. – Милый, с чего ты взял, что у него будут карие глаза? Может, он унаследует мои зелёные?

В дыму фигура Володара пожала плечами и улыбнулась, словно признавая, что спорить бессмысленно. Кабинка остановилась внизу, издав мягкий скрип. Они вышли на каменную тропу, которая плавно переходила в гранитный пирс. Пирс был огромным: его прямоугольные плиты, идеально подогнанные друг к другу, создавали впечатление монолитной структуры. По краям покачивались лодки, корабли и даже плавающие дома, некоторые из которых были украшены яркими узорами и фигурами животных. Воздух здесь был совершенно другим. Он был пропитан солью и влажной древесиной, а в каждом вдохе чувствовался лёгкий привкус смолы и водорослей. Где-то рядом перекатывались круглые камни, гонимые волнами, а скрип судов создавал музыку, которую можно было услышать только здесь. Мерцана остановилась, провела рукой по лицу, ощутив прохладу ветра. Она взглянула на гранитные ступени, уходящие в воду, и почувствовала, как земля под ногами будто зовёт её вперёд. Дея достала из-под своей рубахи золотую ракушку. Её поверхность блестела, отражая лучи солнца. Она подняла ракушку к губам и подула дважды: первый раз коротко, а затем долго, на сколько хватило дыхания. Сначала ничего не произошло. Казалось, воздух вокруг затаился, как перед бурей. Но затем вдалеке на воде появилась тонкая линия, которая быстро росла. Сначала показался высокий фиолетовый плавник, сверкающий на закатном солнце, как стекло. Он медленно рассекал воду, приближаясь к пирсу. Затем из волн появилась голова Молниара. Его нос, похожий на копьё, сверкал, отражая все краски цветени, а глаза, большие и чёрные, изучали каждого из стоящих на пирсе. Его тело, огромное, гладкое, будто покрытое шелком, мягко покачивалось на волнах, но в нём чувствовалась сила, которая могла разорвать воду, как ткань. Мерцана сделала шаг вперёд, проведя рукой по животу.

– Ну что, готова? – спросила Дея.

– Да, – ответила Мерцана, чувствуя, как ветер уносит её сомнения.

– Что-то быстро ты сегодня, Молниар, неужто камешки кончились? – Дея крикнула рыбе.

– На то я и Молниар, что быстрее меня нет никого! – ответила рыбина.

Ну не вслух конечно, рыбы то ясно дело не умеют разговаривать, а передав свои слова в умы людей, своим басовитым голосом. Это они умели.

– Я говорила тебе недавно, что нужно будет отвести к утесу шести племен моих родных, и сделать это ох как быстро и ох как аккуратно. За это получишь ты четыре аметиста! Женщина показала один камешек Молниару и тот, не сумев сдержать своей радости, сделал несколько кругов вокруг себя, словно счастливый пес, наконец-то собирающийся на прогулку.

– Я Молниар, – в головах людей снова раздался низкий рыбий голос, – я лично повезу твоих родственников, сделаю это очень быстро и очень аккуратно, но возьму за это шесть аметистов! – рыбина снова сделала несколько кругов по воде.

– Ах ты ж скользкий… Ах ты ж чешуйчатый! – Дея помахала кулаком, – видишь же родит вот-вот красавица, и ты тут торговаться еще вздумал? Ох скажу я своему любимому, ох и разозлится он!

– Ладно, ладно, четыре аметиста, уговорила! Бросай их сюда, и отправляемся немедленно!

Дея ухмыльнулась, бросив камешки, и они упали Молниару прямо в переливающуюся всеми цветами сумку на боку.

– Садитесь в лодку из луана, – сказал он.

Дея молчаливо проводила Мерцану и Володара к серебристо-белой лодке, сверкающей в мягком утреннем свете. Её изгибы были необычайно плавны, словно она сама вытекала из потока воды, становясь её продолжением. Это не было обычное судно: магическое дерево луан, из которого оно было создано, казалось, светилось изнутри, мягким светом, напоминающим отблеск луны в тихую ночь. Дерево это росло далеко отсюда, на землях восточного народа сатиан, и считалось живым. Его нельзя было рубить, лишь собирать те ветви, что сами падали на землю, словно дерево дарило их тем, кого сочтёт достойным. Каждая такая ветвь, соединённая особым образом, складывалась в конструкцию, удивительно цельную и гармоничную, будто это не труд человеческих рук, а воля самого дерева. Луан, даже после своей «смерти», сохранял жизнь: его гладкая поверхность теплилась, будто под ладонями чувствовалось слабое сердцебиение, а прожилки древесины напоминали сложную сеть, по которой текла застывшая магия. Лиловые паруса, сейчас аккуратно сложенные, лежали, как огромные крылья. Их ткань выглядела настолько тонкой, что, казалось, она могла разорваться от прикосновения, но, по слухам, выдерживала любые ветра, становясь твёрже стали под натиском бурь. Когда Мерцана и Володар поднялись на пятиметровую лодку, набежал ветер, и вдруг зазвучал приятный, мягкий голос:

– Меня зовут Витэр. Простите, что подслушивал вас, но так уж вышло, что я как раз направляюсь к утёсу шести племён и могу помочь вам.– Я Молниар, – с обидой произнесла рыбина, – мне не нужна ничья помощь!