– Вот что, Омар. Мы с тобой договоримся: я обеспечу тебе необходимо количество книг, где ты сможешь прочитать и о цирках, и обо всем на свете, а ты через год должен будешь безепречно уметь глотать шпаги и ножи. За это я также помогу тебе получить доступ в городскую мечеть.
– А в чем твоя выгода от всего этого, капитан?
– Очень уж мне интересно, что из тебя выйдет по итогу. Я всегда любил цирковое искусство, особенно всяких акробатов и артистов, творящих настоящие чудеса с собственным телом. Ну а ты парень вроде крепкий, сильный – должен справиться и устроить нам в крепости миниатюрный цирк из одного артиста. Ну что, договорились?
– Договорились! – ответил Омар без промедления.
И весь последующий год он ревностно выполнял условия, оговоренные в устном договоре. Время от времени он выбирался в город вместе с сержантом Мараном, чтобы в очередной раз понаблюдать за тем самым шпагоглотателем и его техникой выполнения трюка. Один раз бен Али осмелился подойти к артисту после окончания выступления, чтобы расспросить его об особенностях сложного искусства. Артист слегка растерялся, но все же успел немного рассказать некоторые нюансы Омару перед тем, как того увел сержант Маран. С того дня Омар работал не только над хорошей шпагой, которую удобно было бы глотать, но и над развитием своей глотки: ее нужно было закалить так, чтобы ни на секунду не возникало тошноты и рвотных позывов при глотании. Как раз этим и посоветовал в первую очередь заняться тот артист с рыночной площади. Описывать весь процесс тренировок подробно и красочно было бы не слишком этично, потому что на первых порах у Омара каждая из них завершалась либо обильной рвотой и длительной тошнотой, либо повреждениями организма – порезам губ, языка, стенок пищевода, болями в суставах и мышцах из-за сильного напряжения и т.п. После закалки глотки и пищевода, когда Омар научился подавлять глотательный рефлекс, он принялся мастерить себе нужную шпагу. Вернее, до кузницы его не допускали, но главный кузнец – старик Фуле – изготовил шпагу по характеристикам, указанным Омаром. Итоговое изделие практически во всем походило на самую обычную боевую шпагу, но при этом была совершенно непригодна для боя, поскольку лезвие ее изначально не было должным образом заточено.
Капитан Ругон и майор Жёв внимательно следили за Омаром. Для них он был словно игрушка или же подопытный кролик; глиняная масса, из которой можно слепить все, что угодно. И вот, когда Омар исполнил свою часть уговора и повторил трюк шпагоглотателя на плацу оранской крепости, они признали, что молодой араб сможет послужить на благо Франции, а также в их личных интересах. Омару дали возможность свободно передвигаться по территории всего гарнизона, работать в кузнице и даже участвовать в вылазках против берберских пиратов, которые, к слову сказать, не особо-то хорошие отношения имели и с арабскими племенами, временами грабя их суда и прибрежные деревни. В общем, жизнь у Омара, можно сказать, понемногу налаживалась. Вместе с тем, он продолжал оставаться де-юре безвольным пленником, которому лишь создали иллюзию свободы, а на деле лепили из него идеального француза арабского происхождения, готового умереть за своего императора и отречься от прошлого. Впрочем, тогда у всех в этом не было сомнений. Даже у самого Омара.
Глава III
Теперича следует перенестись на три года вперед. Омар, человек религиозный до той степени, от которой обычно начинают отсчитывать фанатизм, но не погруженный в его отравляющие болота, поскольку обладал умением отличать истинное учпение от лживых перефраз, исходивших из уст и текстов многих проповедников джихада12 и ваххабизма13, очень много времени уделял молитвам. Поначалу совершал он намаз в своей комнате, в которой спал и трапезничал. Ему было очень неудобно и стыдно перед самим собой и Аллахом за это – о мечети он мечтал. Городская мечеть Орана располагалась далеко от крепости – идти до нее приходилось около получаса быстрым шагом. Однако, получив от Жёва разрешение один раз в день ее посещать, Омар не думал о расстоянии и времени, потраченном на путь. Очевидно, что Омара старались переманить в католическую веру, и все время, пока ему был запрещен выход из крепости, ему неоднократно предлагали посетить гарнизонную капеллу, понаблюдать за мессой и чтением молитв, но Омар вежливо (насколько это было возможно) отказывался и давал понять, что готов перенять всю французскую культуру, быт, язык и манеры, но только не веру. Поняв, что обратить молодого бен Али в католичество не удастся, Жёв и гарнизонный капеллан смирились и прекратили его донимать.
Путь в мечеть, который, как уже было упомянуто, занимал около получаса ходьбы быстрым шагом, Омар очень быстро преодолевал. Он в это время усиленно и напряженно рассуждал у себя в голове обо всем, что только в эту голову приходило. Бывало, придет одна мысль, он начинает ее раскручивать, сам с собой обсуждать ее, делать выводы и предположения, как внутри этой мысли зацепится за какое-то словечко или фразочку, начнет о них думать, рассуждать, так и забудет о прошлой мысли и будет всецело увлечен новой, связанной с предыдущей лишь косвенно, через это словечко или фразочку. Время пролетало незаметно, а путь, казалось, составлял не целую милю, а всего сотню метров. Но не о мечети и религиозности Омара главная мысль. Одной из мыслей, что приходили к нему, являлась задумка совершенствования его кузнеческих способностей. Шпаги, которые он использовал для трюков, изготавливал либо он сам по старой технологии, либо старик Фуле, который по мере старения работал все хуже и хуже. Чаще же всего Омар пользовался старыми шпагами, изготовленными десятки лет назад. Нужно было выходить из ситуации. И Омар, во время похода в мечеть, нашел выход. Совершив намаз, он вернулся в крепость и сразу направился к Жёву, намереваясь изложить ему свою нехитрую мысль.
– Шпага с клинком тоньше ногтя? – удивился майор, выслушав араба. – Ты сам-то хоть веришь в реалистичность ее изготовления?
– Поначалу и у меня были сомнения, – ответил Омар, – но я все продумал, все рассчитал. Разумеется, с первого раза выковать столь тонкий клинок будет невозможно. Я буду предпринимать столько попыток, сколько потребуется, чтобы достичь нужного результата!
– Это похвально; однако скажи – зачем это тебе? Ладно, если бы ты в цирке работал, где почти каждый день сотни и тысячи зрителей платят за подобные зрелища. Но ты живешь среди военных, которым нет дела до твоего мастерства глотать шпаги. Этим пьяницам достаточно того, что ты кинжал проглотишь – уже изумляются, как дети.
– Я скорее не ради искусства хочу выковать такую шпагу. Я хочу доказать себе, что могу быть профессиональнее, чем сейчас есть. Хочу доказать, что являюсь искуссным кузнечным мастером. Да и, глядишь, шпага такая денег будет стоить немеренных.
– Хорошо, хорошо, убедил. Скажи Фуле, что я позволил тебе находиться в кузнице без временных ограничений. Но повежливее с ним будь – старик и так тебя недолюбливает, а тут ты еще захотел ему нос утереть.
Через несколько дней Омар воспользовался предоставленной возможностью. Здесь стоит немного отвлечься и рассказать о конструкции шпаги, что задумал изготовить молодой араб. Длиной чуть меньше обыкновенного клинка; шириной также меньше, но все же не рапира и не спортивная шпага, со стандартными гранями-лезвиями и острием; лишь с той особенностью, что острие должно было быть немного затуплено. Толщина клинка являлась главной особенностью проекта Омара: не более одного миллиметра. Такая толщина клинка позволила бы совершенно беспрепятственно и легко глотать шпагу вплоть ло самог эфеса, что с обычными шпагами делать было весьма затруднительно. Эфес же планировалось значительно облегчить и упростить. Вообще, для пущей наглядности читатель может отыскать или представить у себя в голове изображение паппенхеймера14 – длинной и толстой рапиры, служившей основным оружием тяжелой немецкой кавалерии со времен Тридцатилетней войны и вплоть до конца XVII века. Форма клинка планировалась точной такой же, только в несколько раз тоньше. И если первоначально Омар хотел изготовить шпагу только в единственном экземпляре, то, когда оказался в кузнице и готовился к работе, передумал и решил выковать сразу два экземпляра: один постоянный рабочий для выступлений, а второй запасной и слегка отличающийся от первого немного большей толщиной клинка. С первой шпагой все понятно – глотать и радовать время от времени пьяных солдат и жителей гарнизона, потому что ни на что более такой клинок не сгодится; а если и сгодится, так только как шампур для рыбы или мяса. А вот предназначение второй шпаги, казалось, не было до конца понятно даже Омару. Можно лишь сделать предположение, а потом, углубляясь в дебри текста и изучая события, знакомясь с с новыми персонажами данного произведения, – сделать окончательный вывод. А предположение сделаем следующее: Омар решил изготовить вторую шпагу, более тяжелую и подходящую для пешего боя, на случай, если придется обороняться или же, наоборот, нападать. На кого, спросит читатель? На солдат, служащих в крепости; обороняться от тюремщиков, столько лет его стерегущих. Глупо было бы полагать, что Омар планировал жить в Оране всю оставшуюся жизнь. Рано или поздно его душе и телу стало бы тесно в этом городе и в этой крепости, какими бы привилегиями его не одарили. И Омар это прекрасно понимал и потому решил действовать на опережение и подготовиться на случай, если свободу15 ему откажутся предоставлять. Тут может возникнуть дополнительный вопрос: разве Омар не может просто взять одну или несколько шпаг из тех, коими он до того пользовался во время своих трюков? К сожалению (а может и к счастью) – не мог и не может, поскольку у себя он их не хранил, а лишь получал от начальника оружейного склада на время выступлений и тренировок, после чего обязан был вернуть соответствующее оружие обратно; за оружием велся тщательный присмотр и подсчет. Майор Жёв хоть и видел в молодом арабе одаренного, смышленного и способного человека, чьей миссией было показать и доказать, что даже пустынный дикарь может стать почти что настоящим французом, но, тем не менее, имел некоторые опасения на его счет и принял решение лишить Омара вообще любых надежд на жизнь не по его воле. Поэтому Омар вполне мог изготовить вторую шпагу именно для той цели, чтобы иметь всегда при себе настоящее боевое оружие. Разумеется, бен Али не собирался уведомлять кого бы то ни было о том, что собирается ковать сразу две шпаги, иначе ему бы пришлось давать объяснения такому решению; и, разумеется, никто бы не позволил ему оставить одну из них у себя. Посему выберем именно это предположение в качестве предпочтительно верного, а сами двинемся дальше.
