Буайяр побледнел, ожидая реакции Хозяина. Однако ничего плохого не произошло. Сеньер сложил газету и отдал мужчине, стоявшему неподалеку. Мужчина этот был личным секретарем директора цирка, тем самым, который куда-то подевался и из-за пропажи которого Марин пришлось ходить за управляющим.

– Это хорошо, что подскочил, – медленно произнес Сеньер, вставая с дивана, – но Жан быстро нашелся. Все же для тебя придумалось поручение, Мишель.

– Готов исполнять, – покорно сказал Буайяр.

– Дело весьма пустяковое, – произнес Сеньер, присаживаясь за стол, – когда мы прибудем в Лион, необходимо будет провести несколько встреч. Первая с мэром города, а вторая с директором городского продовольственного рынка. Разумеется, на встречи поедем я и Жан. Необходимо будет договориться о том, чтобы цирк снабдили кормами для животных, поскольку мне доложили, что их количество иссякает. К тому же немаловажной является необходимость обеспечения охраны для нас. Наших ребят будет явно недостаточно в условиях Рождества. Люди толпами побегут к нам, чтобы получить бесплатной еды и подарков, а заодно в декабре на слонов посмотреть, это ж ведь так интересно.

Сеньер прокашлялся, выпил содержимое стакана, стоявшего на столе, после чего продолжил:

– Твоя задача заключается в том же, в чем заключалась всегда: проследи, чтобы за время моего отсутствия ничего не произошло сверх того, что должно произойти.

– Мой господин, – перебил Буайяр Сеньера, – но разве вы не вместе со всеми нами сойдете с поезда?

– Для того, чтоб получать ответы на вопросы, Мишель, – не глядя на Буайяра, грозно произнес Сеньер, – необходимо не перебивать говорящего, как минимум. Иначе повышается вероятность лишиться некоторых конечностей.

От этого «предупреждения» у Буайяра сжалось все нутро. Он почти начал задыхаться от страха, как Сеньер продолжил:

– Но ты прав, Мишель. Я сойду с «Горы» сразу по прибытии в Лион, однако я не стану задерживаться, а поеду в резиденцию мэра. Посему я и говорю тебе обо всем этом, мы не успеем поговорить после остановки в городе.

– Можете не сомневаться, мой господин, – сказал Буайяр со светящимися глазами, – не допущу происшествий в ваше отсутствие. Если же они по нелепой случайности произойдут, то вы никоим образом не заметите их эффекта.

– Постарайся все же, чтобы их не было вовсе. Можешь быть свободен.

Только Буайяр откланялся и собрался уходить, как Сеньер резко его остановил:

– Мишель, погоди!

Старик с испуганным видом обернулся, ожидая чего-то страшного.

– Я еще вот что хотел узнать, – Сеньер вновь прокашлялся, – как поживает наш новоприбывший, имя запамятовал его. Как его там…черт подери…

– Омар бен Али.

Сеньер с Буайяром оглянулись. Это произнесла Марин, сидевшая в одном из кресел. Как директора, так и его управляющего это весьма удивило.

– Да, спасибо, дитя мое, – очень удивленно сказал Сеньер, – вот этот вот как поживает? Сбежать еще не пробовал?

– Насколько мне известно, таких попыток им предпринято не было. Однако он проявляет в последнее время странную активность, направленную на установление связей со всеми сотрудниками цирка. Это меня крайне настораживает.

Буайяр только что выдал Хозяину то, что буквально несколько минут назад тщательно хотел скрыть. Ожидая безудержного гнева с его стороны, старик зажмурил глаза. Сеньер же пока ничего не говорил. Тогда слово взяла Марин, решившая спасти шпрехшталмейстера:

– А что же здесь странного? Он здесь новенький, разумеется, ему захотелось бы рано или поздно завести друзей и знакомых. И пусть, как вы, месье Буайяр, сказали, он грузчик, но это не должно лишать его права общения с людьми. Что за глупость, считать странным и настораживающим обычное заведение знакомств. Готова поспорить, что вы, когда впервые оказались в этом цирке, также поступали. Папа, я ведь права?

Марин, ожидая ответа отца, поднялась с кресла и подошла ближе, облокотившись на стоявший около стола большой резной глобус. Буайяр, будучи несогласным с девушкой, в душе прекрасно понимал, что она полностью права, но, дабы не упасть перед ней и перед директором, сохранял спокойствие и сухо возражал. Послушав это около минуты, Пьер Сеньер все-таки решил озвучить и свою позицию, которая все могла вмиг разрешить. Он поднялся во весь свой невысокий, честно сказать, рост и этим заткнул как Марин, так и Буайяра.

– Само собой, во-первых, – медленно произнес Хозяин, отведя взгляд в одно из окон, – у вашего спора весьма глупое основание. Во-вторых, я скорее поддерживаю Марин, поскольку мы не можем запереть человека без каких-либо на это причин. Так, мы могли бы его запереть в его вагоне за попытки сбежать. Но ты, Мишель, докладываешь, что таких попыток с его стороны не предпринималось. Он никого не убил, не избил, не обокрал, не оскорбил. Так что он волен ходить по поезду и знакомиться со всеми, при условии, что ему обитатели этих вагонов позволят, конечно. Так что твои опасения несущественны и, даже осмелюсь сказать, глупы для человека твоего ранга, твоего возраста и твоих мозгов.

Марин, чувствуя себя победительницей, плюхнулась на диван. Буайяр же, признав поражение, снова откланялся и покинул вагон, дабы готовиться к исполнению поручений директора.

– Что же это сейчас было за самоволие, дитя мое? – спросил Сеньер, явно недовольный.

– Да я же просто указала месье Буайяру на его излишнюю подозрительность, – оправдывалась Марин.

– Раньше за тобой такого не было замечаемо, с чего такая защита этого новоприбывшего? Ты с ним познакомилась?

– Н-нет, – ответила Марин, слегка смутившись, – просто заметила, когда заходила за месье Буайяром.

Пока шел разговор, впрочем, достаточно бессмысленный, поскольку дочь просто оправдывалась перед отцом за несовершенный проступок, вам, наверняка, будет интересно узнать, как складывались отношения между Пьером Сеньером и его дочерью. В действительности, может показаться, что Пьер Сеньер слыл чудовищным тираном, либо же что ваш покорный слуга намеренно обливает его дерьмом и грязью, дабы убедить вас в этом. На самом же деле Пьер Сеньер дочь свою очень любил, да и она испытывала к отцу только лишь любовь, сопряженную с восхищением и почитанием. Отец, безусловно, баловал Марин, что ей иногда нравилось, а иногда доставляло весьма ощутимый дискомфорт. К примеру, если отец покупал дочери дорогое украшение, то, как и всякая девушка, она была в восторге. Другой вопрос, будет ли она носить это украшение, равно как и все другие украшения, подаренные отцом, поскольку ощущать на себе завистливые взгляды подруг и других артистов Марин не хотела. Если же отец решал отправить дочь на курорт в Баден, или же на побережье Лигурии, чтобы отдохнуть от постоянных разъездов и набраться сил, то это являлось для Марин самым настоящим наказанием. Всякий подобный раз она непременно отказывалась, посылая вместо себя мать и отцовского секретаря, без которого мать ее не могла обойтись. Сеньеру это казалось чудачеством, однако он не выступал против, позволяя дочери решать, быть среди «высшего света» цирка, который составляли в основном сотрудники начальствующие и почти поголовно мужчины, либо же проводить почти все свое время в окружении простых циркачей. В силу своего свободолюбивого и очень простого характера, девушка каждый раз старалась выбирать второй вариант. В поезде это не так сильно замечалось, потому что Марин слегка укачивало во время пути, и ходить без явных признаков тошноты могла она от силы минут двадцать. Но «на земле» весь день ее оказывался посвящен работе посреди артистов. И даже, не будучи обученной профессионально каким-либо цирковым дисциплинам, Марин с удовольствием брала уроки от тех или иных мастеров. Так, она научилась жонглировать стеклянными шариками, постепенно увеличивая сложность снаряда, начав с двух полых шаров. Или же, совершенно не умея ездить верхом, она поставила себе задачу обязательно этому обучиться. Пока что получалось явно не совсем так, как она себе воображала, но зачатки будущего мастерства уже были видны. Пьер Сеньер старался не обращать на эти увлечения дочери большого внимания, контролируя, скорее, как Марин ест, спит и хорошо ли себя чувствует. Однако бывали моменты, когда гнев Хозяина доходил и до нее. Сеньер, будучи человеком спокойным на первый взгляд, на деле же мог вспыхнуть как серная спичка, и при этом не затухал очень и очень долгое время. Чаще всего дочь не становилась первопричиной его гнева; она в основном просто попадала, что называется, «под горячую руку». Но любви ее к отцу подобные моменты нисколько не отбавляли. Если уж откровенничать, а за ничем боле вы и не читаете это, самым частым зачинщиком случаев, когда нервы внутри Пьера Сеньера не выдерживали, и наружу выплескивался весь поток огненной лавы, становилась супруга Сеньера, мать Марин. Она была женщиной очень своевольной и за тем, что говорит, следила очень плохо, посему и вызывала гнев Хозяина. Сеньер же спокойно мог ударить жену, несильно, обычно пощечину. И жена на время становилась покорной. Разумеется, она, будучи женщиной хоть блудливой на лишние слова, но достаточно умной, прекрасно осознавала всю силу супружеского гнева. Здесь уж на ее совести лежать должен груз грешницы, то ли по собственной мимолетной глупости провоцировавшей такие моменты, то ли от желания получить наслаждение от морального, а порой и физического унижения. Оставим это в ее тайном уголке. У Марин таких помыслов не присутствовало, поэтому она была совестью и душой чиста.