Но пираты были не единственной опасностью моря неприродного характера. Наверное, куда большую опасность представляли британцы, активно патрулировавшие как прибрежные воды, так и бороздившие морские просторы. Суть опасности, исходившей от красных мундиров, заключалась в одном простом и понятном всем слове – изменчивость. Почему изменчивость? Потому что в первой половине дня они могли дружить, а после обеда могли объявить войну. Для правительства туманного Альбиона это было в порядке вещей. Шла борьба за колонии, и каждая империя желала отхватить себе самый крупный и вкусный кусок той же Африки. А Британия в этом противостоянии была подобна тем же пиратам – использовала все доступные и недоступные средства для достижения поставленных целей, будь то уничтожение целого туземного племени ради строительства на месте разрушенной деревни поселения под флагом «Юнион Джек», или подкуп видного иностранного дипломата ради подписания мирного договора с какой-нибудь европейской державой, чтобы на следующий день ее предать. Меньше десяти лет назад взяв под свое прямое управление Индию, британцы принялись насаждать там свои порядки, начав с расстрела сипаев, привязав их для этого к дулам пушек, и продолжив по сей день использовать индусов как дешевую рабочую силу, вновь введя моду на фактическое рабство в Европе. Законодательно оно, конечно, везде было давно отменено, однако всегда находились те богачи, которым удавалось для себя эти крепостнические законы сохранить, путем вложения громадных средств в предприятия, принадлежавшие государству. И вроде бы все счастливы – государство получает доход от тайной работорговли, а покупатели рабов вовсю отдаются своим барским наклонностям. А как же индусы? А их никто не стал спрашивать. Британцы решили за них. И этого было достаточно.
И то же самое они могли сделать с эскадрой Жёва. Ему это виделось, разумеется, в мрачных тонах. И он сообщил капитанам всех бригов, что в случае встречи с британскими судами необходимо сразу открыть огонь, не взирая, начали ли сами британцы стрелять. Поскольку от них ждать можно было чего угодно. За свою должность и, что важнее, свободу майор не беспокоился, так как за подобные действия его никто бы не наказал. Император рассорился со всей Европой и тщательно искал повод для войны с кем угодно по какой угодно причине, дабы не потерять поддержку еще и внутри собственного государства. Однако Жёв хотел обеспечить себе быстрый и спокойный проход к берегам метрополии, не желая создавать casus belli27 ни для своей страны, ни для Британии.
Самые большие же надежды майор возлагал на «Сен-Жоржа». Этот 50-пушечный пароходофрегат являлся главным козырем в руках Жёва, которым он мог попросту спугнуть и пиратов, и британцев. Представлял он из себя крупное трехмачтовое судно на паровой тяге и с гребным винтом (до появления паротурбинных судов и крейсеров такого рода сочетание корабельного оснащения наблюдалось и применялось повсеместно), с большим трюмом, позволявшим вместить гигантский груз. Будучи, де-факто, главным стражем морских границ Орана, «Сен-Жорж» имел важнейшее значение для Алжира, а также лично для Жёва. Причины этому мы уже объяснили выше.
Но после пресловутого нападения пиратов на фрегат, когда тот в одиночку пошел в дозор, его пришлось поставить на ремонт, поскольку было пробито днище, задеты батарейная палуба и грот-мачта. Благо, в тот день пираты не стали добивать бедного «Сен-Жоржа» и поспешили уплыть, почувствовав на себе огневую мощь малыша. Когда полуразбитая кляча прибыла обратно в Оран, в городе не оказалось мастеров с подходящей квалификацией, были максимум плотники, чинившие шхуны. Корабль подняли на сушу, затащили в сухой док и ждали, пока из колониальной столицы прибудут мастера с надлежащим уровнем знаний. Когда же мастера прибыли, то им дали четкое указание – починить корабль за два месяца и не днем дольше. Но, как мы с вами уже знаем, ремонт затянулся. Однако спустя полгода прогресс был-таки достигнут: дочинить осталось лишь каюту капитана, также слегка пострадавшую от обстрела. Жёв поторопил мастеров угрозой закинуть всех их в гарнизонную тюрьму за катастрофическое превышение сроков починки корабля, и они стали трудиться не по четыре дня в неделю, а по десять часов каждый день! Что, все-таки, делает с людьми страх. Так или иначе, изрядно испугавшиеся плотники клятвенно пообещали, что фрегат будет спущен на воду за день до отплытия, и майор доверился им, заранее приготовив приказ об их аресте. Он всегда держал слово, каким жестоким бы оно ни было.
Временным командующим гарнизонным полком Жёв назначил заранее отобранного человека. И им стал не Лассе, как вы могли вначале подумать. Нет. Он уже потерял доверие своего начальника, и никак не мог рассчитывать на милость быть оставленным временным комендантом. К тому же, как бы тому ни хотелось, но в звании лейтенанта даже временно должность заместителя командира полка никто никогда не занимал. Вместо себя на время своего отсутствия Оскар Жёв назначил майора Альбера Мирабаля, начальника канцелярии комендатуры. То есть, был это человек сугубо кабинетной работы, всю свою жизнь прослуживший в качестве военного юриста, однако именно Мирабаль виделся большинством офицеров Орана как будущий преемник Жёва на посту коменданта и командующего. Тем более, что всего через год он должен был получить полковника, что в некотором роде сделало бы его статуснее своего начальника. А Жёв и шестьдесят оставался майором, и вероятно на пенсию уйдет майором. Он довольствовался рыцарством в Почетном Легионе и не претендовал на более высокий ранг. Как бы то ни было, указ о назначении майора Мирабаля на пост временного командующего и коменданта был подписан Жёвом за день до отплытия.
А пока он был пока еще командующим, то решил провести последний перед отплытием смотр гарнизонных войск. Случилось это ровно в девять утра 11 декабря. Погода была крайне переменчива в этот день, тучами затянуло все небо, закрывая Оран от благодатных солнечных лучей, которые, однако, самому Жёву изрядно надоели, и он был рад этому свершившемуся явлению. Надевая парадный мундир, майор вспомнил о своем временном преемнике и попросил позвать Мирабаля. Тот в это время безвылазно сидел у себя в кабинете уже второй день и был сбит с толку внезапным визитом посыльного, который передал приказ коменданта. Немного опешив, Мирабаль стремглав отправился в кабинет к начальнику. Путь его занял около семи минут, это посчитал он сам, во всем любивший порядок, строгое соответствие графику и не допускавший никаких отхождений от заведенных правил и установлений. Потратив на стук ровно секунду, майор вошел в кабинет к другому майору. К слову, Оскар Жёв уже успел застегнуть мундир и надевал перевязь, чтобы закрепить на ней свою шпагу, подаренную самим императором. Войдя в кабинет, Мирабаль в первую очередь обратил внимание на большой комод, на котором лежали подушечки с наградами, полученными старым майором за боевые и гражданские заслуги.
– Приветствую, Ваше превосходительство, – обратился Мирабаль к старику, смотревшему в это время на себя в зеркало, – прибыл по Вашему поручению и ожидаю Вашего приказа. Однако же не имею представления, по какой конкретной причине был Вами вызван.
– Не переживай, Альбер, – с небольшим раздражением в голосе произнес Жёв из-за того, что никак не мог правильно закрепить перевязь, – я не для ругани тебя позвал. Напротив, необходимо обсудить несколько насущных вопросов перед смотром. Присядь в кресло, а то стоишь, как холоп перед бароном!
Мирабаль повиновался и сел в большое черное кресло, стоявшее прямо напротив расположившегося у зеркала Жёва. Последний покрутился перед зеркалом еще с минуту, после чего обернулся к собеседнику.
– Ты подготовил бумаги для министерства? Чем я буду отчитываться перед министром?
– Простите, Ваше превосходительство, – недоумевая сказал Мирабаль, вытирая платком со лба капли поступившего пота, – но Вы к министру поедете? Разве вы не в Марсель собирались?
