За рабов предлагали, как и заведено было на обыкновенных рынках, разные цены относительно категорий качества и назначения товара. Водились и дешевые рабы, в основном шедншие на сельскохозяйственные предприятия – плантации и фермы. Таких продавали всего чаще в США, поскольку сельскохозяйственный Юг требовал гигантского количества рабочей силы для обработки полей. Были рабы подороже, которые использовались на строительных объектах, на больших суднах, осуществлявших грузовые перевозки за пределами Европы; также их отправляли на рудники и копи при раннем освоении месторождений по путям рудознатцов. Чаще других других государств рабов из этой категории приобретали Великобритания и Чили, а также частные лица из этих стран. Первая, благодаря функционированию нескольких десятков осколков некогда великой и всесильной Ост-Индской торговой компании24, для которых до сих пор львиную долю рядовых рабочих в колониях составляли невольники. Вторая же располагала огромным количеством медных, литиевых и серебряных рудников, где также требовались рабочие, готовые пахать за гроши или вовсе бесплатно. Отдельную категорию рабов составляли женщины и дети, которых из гуманных соображений европейцы не продавали и не покупали, оставив эту нишу китайцам, арабам, персам и свободным африканским язычникам, где торговля детьми практиковалась тысячи лет и вряд ли когда-нибудь затухнет в силу сформировавшегося особенного менталитета данных народов. Исключения для себя допускали самые обеспеченные и беспринципные богачи, готовые заплатить буквально любые деньги ради покупки такой экзотической игрушки или, что вернее будет, домашнего зверька, с которым можно будет вытворять любые чудачества, и здесь уже цвет кожи совершенно не важен, важно только дикое желание клиента. Лишь бы власти не знали.
Про уродцев речь уже шла несколькими главами ранее, так что останавливаться на них не будем. Самыми же дорогими и редкими рабами считались те, которые относились к категории «красивых»: настоящие музейные экспонаты, способные обворожить своей харизмой и своим ослепляющим великолепием даже самого искушенного коллекционера. Цены за такие раритеты стремились к небесам, поскольку на рынке они появлялись крайне редко, а спрос на них был наиболее высоким. Человеческой греховности нет и не будет предела: они будут купаться в ваннах, наполненных кровью красивых юношей и девушек, купленных на невольничьих рынках или попросту украденных из семей; они будут истязать себя плетьми и унижаться, будучи покоренными ангельской красотой этих рабов и рабынь. Имея деньги и власть, они с поразительной легкостью с ним расстанутся, лишь бы часок почувствовать себя свободными от вечно осуждающего и давящего на душу общества, построенного на черствой, как годовалый пряник, морали. Возможно, данная категория рабов наиболее подходит для легализации в виде обыкновенной элитной проституции, поскольку позволяет людям выплеснуть наружу все свои психические отклонения, развившиеся из-за постоянного общественного давления и неограниченного потока денег, золота, каменьев и алкоголя. Стоит сказать, однако, что предаваясь порочным утехам с «красивыми» рабами, богачи, их купившие, не отдыхают и не излечивают себя, но только потакают своим преступным желаниям и лишь усугубляют течение заболевания, самостоятельно превращая его в нечто еще более страшное и неконтролируемое. Впрочем, находились единицы среди всей оравы обезумевших от денег и похоти толстосумов, приобретавшие «красивых» рабов не для богомерзкого блуда, а для умных бесед и споров, если раб попадался образованный. Ах да, куда же без бродячих цирков – завсегдатаев вообще любых черных рынков, а не только невольничьих. Ведь за деятельностью бродячих цирков особого контроля не осуществлялось ввиду особого статуса их работы, так что сотрудников они набирали где угодно: от уличных площадей и кабаре до помоек, церквей и рынков рабов. Разумеется, рабы, относившиеся к категории «красивых», рассчитывали жить совершенно не так, как по обыкновению преподносится жизнь заурядных рабов – в цепях, в разорванной одежде, в лачуге или бараке с отвратительным питанием, способным довести до могилы раньше надсмотрщиков. Нет, конечно. «Красивые» рабы жили наравне со своими хозяевами – в роскоши, обласканные прислугой, окруженные чудесными садами, усадьбами и дворцами, имевшие спальни больше, чем квартиры многих депутатов Законодательного корпуса. Поэтому, именно к этой категории рабов Жёв в итоге и отнес Омара.
И ведь были все основания. Во-первых, его нетипично привлекательная внешность, которой было уделено и без того много внимания на страницах произведения. Во-вторых, его физические способности. Имея почти двухметровый рост и крепкое телосложение, Омар без труда мог свернуть в крендель кочергу, раздавить в кулаке спелое яблоко и поднять взрослого мужчину за шею на два десятка сантиметров над землей. Ну и третьей его «красивой» характеристикой являлась его прекрасная образованность. Омар владел несколькими языками, читал художественную и научную литературу, газеты и журналы, неплохо разбирался в живописи и архитектуре (сказалось прочтение «Жизнеописаний» Вазари), имел опыт общения и поведения на светских мероприятях. Жёв часто брал его с собой на рауты и офицерские посиделки, чтобы похвастаться перед знакомыми. На таких мероприятиях Омар запоминал новые слова и фразы, следил за жестами и манерами статусных французов. Если бы не смуглая кожа, слегка крючковатый нос, отличающийся по форме от французских крючковатых носов, и чересчур вычурное имя, то его без особого труда можно было принять за слегка подзагоревшего месье, прибывшего из Марселя. Поэтому, принимая во внимание все вышеперечисленные достоинства Омара и умолчав о недостатках, Жёв дал объявление о его продаже, надеясь на появление потенциальных покупателей в короткий срок. Всего у майора был ровно месяц на то, чтобы избавиться от Омара, в противном случае бен Али ждала неминуемая казнь, способ которой выбирал бы уже алжирский генерал-губернатор.
Сами объявления были отправлены в Марсель, Ниццу, Барселону, Неаполь, Палермо, Константинополь, Каир, Венецию, Мальту и Геную. Десяти городов Жёву показалось достаточно для поиска богатых покупателей. И он не просчитался. Уже в первые десять дней с почтовым кораблем пришло восемь писем с ответом на объявление. Стоит отметить, что давались подобные объявления совсем не так, как можно было подумать. Заявления для продажи рабов не печатали на листовках и не расклеивали по всему городу, а готовили в виде небольших брошюр или даже книжек, в которых излагали информацию по товару и свои адресные данные, сумму, за которую хотели бы продать раба и дублировали на другом языке. Вы спросите, зачем эти сложности, можно было ведь просто отправить Омара на невольничий рынок, там всего за несколько часов нашелся бы покупатель. А дело в том, что как бы Жёв ни гневался на своего пленника, как бы ни хотел от него избавиться, а всё равно чувство привязанности засело в душе старика. Майор понимал, что Омара нужно отдать в надежные руки, и поэтому искал покупателей напрямую среди европейских богачей.
Однако все восемь писем, что пришли Жёву в ответ на его объявление, оказались просто благодарственными грамотами, в которых писалось примерно одно и то же: «Сердечно благодарим Вас за оказанную честь и доверие в данном деликатном торговом вопросе и желаем поскорее найти честного и уважаемого покупателя для предлагаемого вами товара. Мы же по горькому стечению всяких пренеприятнейших обстоятельств, мало от нас зависящих, в данный момент времени никак не имеем возможности приобрести у Вас сей замечательный товар и так же сердечно просим у Вас прощения за трату средств на производство присланной нам недавно брошюры». В общем, отнекивались, как могли. И так во всех восьми письмах. Сложно судить о том, каковы были причины всеобщих отказов. Это могли быть и финансовые проблемы откликнувшихся господ (хотя цену Жёв запросил и без того небольшую), и политические факторы, основанные на возможном более ужесточенном отношении европейских властей к подпольной работорговле. В сущей действительности сложно узнать. Однауо, как и подобает благородным и воспитанным господам, клиенты в своих длинных грамотах, скрепленных сургучными печатями, рассыпались в угодливых комплиментах, призванных вроде бы утешить и взбодрить незадачливого торговца. Разумеется, для сохранения анонимности клиентов, все сургучные печати бвли пустыми, т.е. не имели изображений родовых гербов, обычно отображаемых на оттисках для идентификации личности владельца. Дочитав последнее письмо, пришедшее из Генуи, Жёв позвал к себе своего адъютанта, лейтенанта Лассе, и побеседовал с ним:
