Литмир - Электронная Библиотека

Ладно. Она настолько забавна? Такая задница, да еще и на доске! Обиженная, не зная, что сказать, она вспомнила детство и шутливо высунула язык. К ее изумлению, он быстро протянул руку и поймал его, удерживая между большим и указательным пальцами.

– А-ам, – произнесла она, не сразу сообразив, что с неподвижным языком выговорить что-либо невозможно.

А его ярко-голубые глаза смотрели на нее в равной степени с юмором и вожделением.

– Я смогу найти лучшее применение твоему языку, чем показывать его мне.

Он отпустил ее, но не успела она закрыть рот, как он губами поймал кончик ее языка и втянул его. Все ее тело сотрясла дрожь, низ живота обожгло желание. Она испустила вздох, чувствуя себя совершенно беспомощной, полностью отдавшись его воле. Джози хотелось вытолкнуть его и в то же время заглотнуть еще больше.

Она в нерешительности вскинула руки, ее глаза закрылись. Она шла ко дну.

Хьюстон освободил ее и откинулся назад.

– Ты любишь крабов?

Сделав большой глоток воздуха и прижав руки к животу, она воззрилась на него:

– Что?

Он указал пальцем на потрепанный непогодой ресторан прямо перед ними. Раскачивающаяся на ветру вывеска гласила: «У Барнакла Билла. Убежище краба». Она все еще раздумывала, что та эксцентричная игра в языки, которую он только что затеял, пожалуй, не совсем пришлась ей по вкусу.

– Конечно. Крабы – это здорово, если только там не против шлепок.

Хьюстон потряс головой:

– Абсолютно не против. В любом случае здесь большинство мест на террасе, поскольку задняя часть упирается в частную полосу пляжа.

Джози проследовала за ним в тускло освещенное помещение, затем через заднюю дверь они вышли на террасу, уставленную столиками, между которыми сновали официанты с подносами. После короткой консультации с хозяйкой Хьюстон взял ее под локоть и повел к столику в самом углу, рядом с оградой, откуда открывался прелестный вид на океан и заходящее солнце.

Джози со вздохом опустилась на стул.

– Я люблю смотреть на воду. И вообще приятно выбраться из комнаты с кондиционером.

Несмотря на то что ей было грех жаловаться на недостаток мяса на костях, она мерзла в помещениях с сильным кондиционером и предпочитала мягкий ветерок, а температуру в комнате градусов двадцать – двадцать пять.

– Ты не из этих мест?

– Не совсем. Мы переехали сюда из Мичигана, когда мне было тринадцать лет.

– Тогда странно, что ты не любишь кондиционеры. Большинство туристов приезжают к нам с севера, и, когда на улице двадцать пять, они уже потеют, брызгают водой на лица и жалуются на влажность.

– Как и мы, когда едем на север. Стоит подуть прохладному ветерку, и мы натягиваем свитеры. А местные бегают в майках и шортах.

Хьюстон улыбнулся.

Джози водила пальцем по меню перед собой и исподволь разглядывала Хьюстона. Он озадачивал ее своей сдержанностью и горящими глазами. Сидя напротив, она чувствовала себя угловатым подростком. Она никогда не привлекала внимания серьезных мужчин, а ее непродолжительные связи почему-то всегда случались с парнями, вписывавшимися в категорию шутов.

Хьюстон был старше ее, говорил всегда по делу, и она абсолютно ничего не знала о его личной жизни. Кроме того, что он хотел переспать с ней.

Только раз, Господи, так что со счета она не собьется.

Схватив меню, она принялась обмахиваться им, пытаясь отогнать свои мысли от постели.

– Так что здесь вкусного?

– Крабы, – ответил он.

Черт! Ну конечно. Джози покраснела.

– Отлично, значит, мне крабов. – И большую сумку, чтобы спрятать в ней лицо.

Хьюстон сознавал, что заставлял ее чувствовать себя неловко, бесстыдно разглядывая ее. Очевидно, ее тревожило его молчание, но он ничего не мог с собой поделать. Он весь пылал.

Каждый дюйм его тела ощущал ее присутствие, хорошо еще, что стол скрывал его восставшее естество. Ветер ерошил ее волосы, в ясных глазах затаилось смущение и, как он очень надеялся, желание. Ярко-красные щеки выделялись на фоне бледной шеи и подбородка, пухлые губы чуть приоткрыты.

Именно туда снова рвался его язык.

– Сколько тебе лет, Хьюстон? Ты давно стал хирургом? Мне двадцать семь, уже почти двадцать восемь, ты же знаешь.

Слова со скрипом цеплялись одно за другое, она ждала ответа, сворачивая салфетку у себя под носом негнущимися пальцами. Хьюстон откинулся на спинку кресла, чуть нахмурившись при ее попытке поддержать ничего не значащий разговор. Это ему никогда не удавалось.

– Мне тридцать три. – Достаточно зрелый возраст, чтобы понять, что, когда спишь с сотрудницей, не следует придавать этому слишком большого значения. – Прежде чем прийти сюда, я проработал пять лет в больнице в Дейтоне.

Он понимал, что ей хотелось узнать больше, и он сам не прочь был о себе рассказать, но не знал, как это сделать, с чего начать, чтобы разговор не казался нарочитым и поверхностным.

С приятелями все было совсем иначе. Они вместе выбирались на пляж, занимались серфингом, помогали друг другу в случае необходимости. Мать и сестру он беззаветно любил, берег и защищал их. Он не посвящал их в свои дела. Наоборот, говорил с ними об их проблемах или, по нужде, беседовал на самую безопасную тему – о медицине.

Джози была не похожа на его прежние случайные связи. Ее простодушие раздражало и в то же время затрагивало чувствительные струны души, привлекая и одновременно отталкивая его.

Она боялась спугнуть его вспыхнувшее чувство к ней.

– Я избрал травматологию. Мне нравится работать с пожилыми людьми. Они не так боятся, как молодые пациенты, и чертовски благодарны тебе за то, что ты хоть ненамного облегчаешь им жизнь. Это очень приятно.

Джози расцвела белозубой улыбкой. Его ответ явно пришелся ей по душе. И почему-то ему стало легче и комфортнее. Но все же он был чрезвычайно благодарен официанту, подошедшему принять заказ.

У Джози еще порхала улыбка на лице, когда ушел официант. На этот раз Хьюстон обрадовался, что они остались одни. Подумать только, прелестная молодая женщина улыбается ему, а он сидит с озабоченной физиономией! В здравом ли он уме?

– Значит, тебе двадцать семь, – произнес он, чувствуя, что эти шесть лет разницы могут сыграть с ними злую шутку. А может, возраст здесь вовсе ни при чем, просто в душе он – циничный эгоист, и всегда был им. – А ты почему решила стать хирургом, Джози?

Ему было любопытно, что она ответит. Ведь хирургия явно не подходила ей.

– Ну, мой отец был хирургом. – Джози облизала губы и принялась разглядывать стол. – Он умер, когда мне было пятнадцать лет, и он был так горд, что я готова пойти по его стопам. – Джози оторвала взгляд от стола с мягкой улыбкой: – К тому же мне тоже нравится помогать людям. Я общительный человек. Мама говорила, что мне никогда не встречались совсем чужие люди.

В отличие от него, окруженного чуждыми ему людьми. Но он и не пытался жить иначе.

Задорный носик Джози наморщился, обе щеки у нее усыпаны веснушками, и соблазн впасть в недовольство собой как-то испарился. Он улыбнулся:

– Ты действительно очень общительная.

– Это еще вежливо сказано, – засмеялась она.

– Да нет. Мне нравится слушать тебя, – Это удивило его самого, но было правдой.

Она порозовела.

– А твоя семья недалеко отсюда?

– Они живут здесь, в Акадии. Моя мать, сестра с мужем и две их дочурки. Отчасти еще и поэтому я выбрал больницу, хотя и раньше работал в двадцати минутах езды отсюда.

Отвечая на вопросы о его семье, он всегда находил быстрые и точные ответы. Ему вдруг впервые пришло в голову, что, даже если бы он и захотел завести какой-нибудь роман или интрижку, было бы чертовски трудно найти женщину, которая бы клюнула на него. Пожалуй, лучшей компании, чем дружелюбный дельфин, ему не отыскать.

Он старался говорить серьезно, не переставая удивляться, почему это его так волнует.

– Моим племянницам, Миранде и Эбби, четыре и два года, этакие сорванцы, сгустки энергии.

13
{"b":"93510","o":1}