И ласкать горячее тело.

В ответ он услышал лишь ее прерывистое дыхание.

– И те трусики с губами, не забудь их. Я хочу, чтобы мой рот целовал твои губы, Джози. – И те, что на трусиках, и ее собственные.

Он не представлял себе Джози в классическом шелковом бюстгальтере и трусиках, которые обычно выставляют на витрине в магазине. Те, что стоят не меньше сотни баксов за комплект. Даже отправляясь на интимное свидание, Джози должна надеть белье из большого универмага, предназначенное для юных девушек.

Он не мог найти разумного объяснения, почему вдруг это стало важным, но болезненное напряжение в штанах пониже пояса подтверждало это.

– На тебе одна из тех белых маечек, не знаю, как там они называются. С такими маленькими тесемками прямо между грудками, сквозь них все видно.

Поначалу он представлял ее себе в бюстгальтере, из которого едва не вываливалась пышная грудь. Потом он передумал и вообразил ее вовсе без лифчика, а розовые соски и темный ореол вокруг маняще просвечивают сквозь тонкий материал.

«Приди и возьми меня», – скажет она. А поскольку фантазировал он сам, то чертовски хорошо мог вообразить, как она произнесет все, что он пожелает. Он опустил руку ниже пояса и сжал свой пульсирующий член, пытаясь предотвратить болезненную агонию.

– Мне не идет белое, – заявила она. – Пусть маечка будет ярко-розовая.

Плотно облегающая. Без лифчика. Черт! Его рука сжалась.

– Хорошо, могу себе представить и так.

– А не лучше ли мне вообще не надевать трусики? И когда твоя рука скользнет под юбку, ты можешь сразу ласкать меня. Так мне нравится больше. – Ее голос вновь зазвучал тихо, призывно и страстно.

Такой реакции он не ожидал. Она знала, как попасть в самую точку. Он почувствовал себя беспомощным, безвольным и закрыв глаза, бессознательно принялся водить рукой вверх и вниз. С каждым движением боль нарастала, желание становилось неудержимее. Она доводила его до отчаяния, до неистовства.

Он пробормотал:

– Мне тоже так нравится.

– Ты кончаешь?

Он открыл глаза, увидел свою руку, теребящую торчащий член, почувствовал учащенный пульс, и его бросило в жар от раздражения. Что он делает?

Неужели она догадалась? В ее дразнящем голосе звучали нотки удовлетворения.

Отдернув руку, он спросил:

– Что ты имеешь в виду? – Он сделал глубокий вдох и выдохнул: – Ладно. Давай адрес, и минут через десять я буду у тебя.

Возможно, к тому времени он исхитрится застегнуть молнию на джинсах.

Хьюстон слушал ее нескончаемые разъяснения и сверхподробные указания, как к ней проехать. Ему пришлось признать, что впервые с тех пор, как он лишился девственности, ему никак не удавалось привести в порядок мозги, чтобы понять, что ему говорят.

Если бы Джози сама не видела, как Хьюстон делал массу хирургических операций, она могла бы поклясться, что он просто слеп.

Глядя на себя в зеркале, она не находила ничего, что могло бы привлечь столь представительного и умного мужчину, как Хьюстон Хейз. Она перемерила все, что у нее было, и остановилась на самом неприметном наряде – бежевые шорты и топ в бело-голубую полоску. И резиновые шлепки.

Ничего удивительного, что она одинока и вечно без мужика. Любая женщина, обладающая хоть минимальным сексуальным чутьем, должна знать, что на свидание с известным хирургом нельзя идти в шлепанцах. Но в том-то и проблема, что у нее были только рабочие кеды, пара черных лодочек на случай официальных мероприятий, когда требовалось платье, и шлепки.

Она вдруг ощутила себя более толстой, чем обычно. Бедра терлись друг о друга и покачивались на ходу, а быстрый взгляд, брошенный на собственный зад, заставил задаться вопросом, как это она с таким хозяйством до сих пор умудрялась проходить в дверной проем.

От того, что ей часто приходилось снимать и надевать рубашки, в волосах накапливалось статическое электричество, а кожа имела тот самый бледноватый оттенок, свойственный флоридским женщинам не старше шестидесяти пяти лет. К тому же от удара о шкафчик в больнице на щеке осталась красноватая ссадина, а после попыток ее замаскировать лицо выглядело так, словно она ела овсянку, но в рот не попало.

Поэтому она почувствовала себя не вполне в своей тарелке, когда раздался звонок, и она пошла открывать дверь.

Хьюстон был в джинсах, спортивной майке и сандалиях. Она никогда еще не видела его вне стен больницы и должна была признать, что образ пляжного бездельника очень подходил ему.

– У меня нет юбки, – выпалила она, хотя после их зажигательного телефонного разговора, взбудоражившего ее до мозга костей, она очень жалела об этом.

Хьюстон расплылся в улыбке, обнажив ослепительно белые зубы. И Джози вдруг осознала, как редко он улыбается. И это хорошо. Потому что, когда он это делает, она чувствует себя словно льдинка в раскаленной кастрюльке.

– Это ничего, лишь бы на тебе были те трусики с губами, – парировал он.

Он явно зациклился на этом предмете нижнего белья. Впрочем, ее сие не слишком беспокоило.

– Они еще на мне.

Его брови взлетели вверх.

– Пока что.

Привет. Джози сжала руки в кулаки.

– Может, ты войдешь?

– Если ты не против, я бы сначала поужинал. Я сегодня не обедал, зато знаю одно уютное местечко, которое еще не обнаружили туристы.

Это, конечно же, продлит ее сексуальный завод и агонию, но бокал вина поможет ей хоть немного расслабиться. А сейчас стальной рельс был, пожалуй, более гибким по сравнению с ней. Одно дело – беседовать о сексе по телефону с закрытыми глазами, и совсем другое – смотреть ему прямо в открытое мужественное лицо.

– Верно. Это хорошая мысль.

Ее шлепанцы издавали чавкающие звуки, пока она молча шла рядом с ним к машине. Она ненавидела молчание, всегда любила поговорить и, по правде сказать, во многом была просто болтушкой. Ее мать утверждала, что всему виной то, что она единственный ребенок в семье и вынуждена была разговаривать сама с собой.

Как бы то ни было, молчание нервировало ее. Когда люди довольны и счастливы, они общаются. А Хьюстон редко раскрывал рот. Кроме того случая, когда целовал ее, тогда его губы были широко раскрыты.

Джози вздохнула.

– И каков сегодня серфинг?

– Отличный. Волна была хороша.

В надежде, что он станет и дальше распространяться на эту тему, она вежливо кивнула. Но по прошествии шестидесяти секунд поняла, что продолжения не последует. Он открыл дверцу джипа, и она взобралась на сиденье для пассажира, бросив сумку на пол.

– Вообще-то я никогда не занималась серфингом. Я всегда думала, что звучит это привлекательно, но, знаешь, я не отличаюсь атлетическим сложением, да и наслышалась стольких историй о сорванных ветром купальниках, нападениях акул и солнечных ожогах, что меня это не слишком соблазняло.

Ну хватит. Она опять заболталась. Повернув голову направо, она увидела ресторан фаст-фуда и переключила на него внимание. И почему только люди считают ее пустомелей?

– Плавки с меня никогда не срывало. – Хьюстон не отрывал глаз от дороги. – И если ты любишь воду, тебе придется когда-нибудь попробовать самой. Это что-то вроде катания на «русских горках».

– Да? – Она искоса поглядела на его профиль. Да, все еще хорош, как бог. Нос почему-то не вырос. Взгляд не помутнел, а выражение лица не смягчилось, как она того ожидала, чтобы как-то объяснить себе, почему он мог вытворять с ней все, что ему вздумается. – Может, ты научишь меня серфингу?

Он покачал головой:

– Я никогда не был волонтером. И не имею ни малейшего желания по случайности утонуть.

– Эй! Что ты хочешь этим сказать? – Она сможет кататься на доске, если ей действительно этого захочется. Просто она никогда не думала, что это так приятно – носиться по воде на доске, практически подвешенной в воздухе.

Он завернул на парковку.

– Это не имеет никакого значения. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты стоишь на доске. Я бы даже заплатил за это.