Спасители прошли вдоль стены — один за другим.
Мальчишка. Юркая черноглазая квиринская ласка.
Кевин — в последний миг буквально оттолкнувший Эверрата за спину.
Сам Конрад.
Элгэ.
Эстела.
Совсем как в старые добрые времена — в Вальданэ. Там правда не было Кевина. Был Грегори, а еще чаще — Виктор.
И не было смертельной опасности. Ни для себя, ни для других.
Как же они все были тогда юны, наивны… До смерти Арно Ильдани и Алексиса Зордеса. До восстания. До смертей. До Сантэи…
Шакалы в их сторону даже не обернулись, и слава Творцу! Пистолеты гладиаторам не положены, но кинжал-то у бывшего лейтенанта Эверрата есть. Очистить бы от этих тварей двор! Двор, Сантэю, подзвездный мир…
Конрад тяжело вздохнул, стараясь не смотреть туда. Тем более — этим же маршрутом потом и возвращаться.
Или нет? Может, есть и другая дорога? Никто же не виноват, что они влезли именно с этой стороны. А вдруг сейчас парнишка их порадует?
Вот и флигель. За углом. И хорошо, что там. Потому как аж три шакала бегают вокруг. А еще пять двуногих застыли рядом. Мух в разинутые рты ловят. Или москитов.
Мерзких насекомых, кстати, действительно хватает. Которые не москиты. Больших, жирных, наглых. Все статуи загадят — и правильно. Нечего у себя во дворе собак Темный знает чем кормить.
И почему они вьются сейчас? Мухи же должны по ночам спать, разве нет?
Спасителей — четверо, врагов — пятеро. Не считая зверья. Того, что о четырех лапах. Может, эти тоже на людей без приказа не бросаются? Так ведь приказать нетрудно. Или сигнал должен исходить от своих, а посторонним (то бишь преторианцам) зверюшки не подчинятся? Хорошо бы.
И как отвлечь? Голову оторвать всем по очереди? И двуногим, и четвероногим?
— Они здесь должны быть? Тоже сытые? — серьезно уточнил Кевин.
— Нет. — Судя по тому, как посерел мальчишка, ответ очевиден. — Собак не было еще полчаса назад. Как и леопардов.
А теперь есть. Бегают. И с этим надо что-то делать. Они — есть. А может, и раньше были…
Никто же не знает этого юного раба. Юркую незнакомую ласку.
— Ничего страшного, — первым пришел в себя Кевин. — Времени с запасом. Обойдем с той стороны. Это возможно?
— Да… — черные глаза юного проводника вновь радостно блеснули.
Опять обойдем…
Нет, вряд ли настолько притворяется. Слишком мал — лет десять-одиннадцать от силы. Да и откуда ему было знать, что они здесь появятся…
Да и потом — чтобы заманить в ловушку, достаточно сказать, что опасности нет. А собаки — добрые и не кусаются.
— Надо вернуться назад, вылезти за ограду и влезть с той стороны. Это быстро, даже если осторожно. А вы — ловкие.
Вернуться. Мимо шакалов. Которые сытые.
Держись, Эверрат. В конце концов, ты ведь действительно сегодня не ужинал. И не кисейная барышня на каблучках и в юбках. Значит, справишься.
Мрачный двор, серый песок, хмурые лица товарищей. Вдохнуть бы свежего воздуха! Но до прохладного сада — невозможно далеко.
Белеют статуи. Белеют, белеют…
Лыбится с небес грязно-пятнистая луна. Тоже зеленоватая.
Как же здесь тяжело! Словно всё давит. Неподъемным грузом. На душу, сердце…
Что с Конрадом сделала Квирина⁈ Прежде он все неприятности встречал с улыбкой. Какой смысл переживать? Если попал в беду — действуй. А не попал — так и беспокоиться не о чем.
Почему же чем дальше — тем меньше так получается? Что изменилось — кроме страны? Но ведь и в Сантэе Эверрат сначала держался. Полтора с лишним года. В камере смертников!
Разве так уж что-то изменилось? Если только к лучшему. Гладиаторы — не приговоренные.
И по-прежнему лишние нервы только мешают нормально оценить ситуацию. И действовать по обстановке. Или если уж умереть — так улыбаясь в лицо смерти. Но лишь когда жизнь точно проиграна вчистую!
А сейчас нужно всего одно — сделать каких-то шагов пятнадцать. Стараясь не дышать — вот и всё. А также не слышать и не видеть. И при этом быть готовым встретить любую опасность кулаками или кинжалом. Ты справишься, Эверрат! Ты же не…
Не слышать мерзкого плотоядного рычания собак! В конце концов — лучше пусть сыто чавкают, чем лают на чужаков, правильно?
И не слышать жужжания крупных вонючих мух! Обнаглели настолько, что так и норовят сесть на несчастное лицо. Да что там сесть — облепить!
Неужели Творцу сложно было создать только приятных и полезных насекомых? Бабочек там, стрекоз, пчел… Ладно, Конрад даже на шмелей согласен. И на ос. Даже на москитов!
Но зачем, для какой надобности создателю всего сущего мухи⁈ И комары заодно — вместе с мошкарой. Хотя нет — эти еще не так омерзительны. Хоть размером поменьше. Не пахнут. Да и трупы не едят…
Вот и назвал вещи своими именами. Подавив подкатившую к горлу тошноту. Конрад сжал кулаки. И сделал первых три шага по двору…
Три оскаленные морды повернулись к нему разом. Не злые — просто добродушно-любопытные. Такое Конрад как-то уже видел. На морде сытого медведя. Только тот, в отличие от шакалов, ел малину. Красную, сочную, осеннюю.
Захочет ли Кор еще хоть когда-нибудь малины? Или мяса?
И еще кто-то смотрел так же… Та гуговская шавка в погонах. За ним (увы, за шавкой, а не за Гуго) они, беглецы, наблюдали из леса. Перед тем, как схватить в качестве «языка».
Чем таким был доволен паршивый «солдатишка» паршивого «дядюшки Гуго», Конрад так никогда и не узнал. Да особо и не интересовался. О подобных мерзостях лучше лишний раз не задумываться. Вот пресекать — да. Каждый раз, как представится случай.
Давай же, вперед, Кор. Держись! Ради Елены…
Что ты так вдруг раскис, в самом-то деле? Неужели из-за одних мух… и шакалов? Отмахнуться от насекомых лень?
От того, что будешь лишний раз беситься и дергаться, не станет легче никому. И тебе самому — тоже. Даже младшего Ревинтера Конрад изводил, если быть совсем честным, хладнокровно. Иначе так хорошо бы не получилось. Анри чуть не кипел от едва сдерживаемого бешенства. А Конрад «Николса» просто презирал. И ведь отлично получилось. Тот аж вздрагивал каждый раз, как пересекались. И невольно втягивал голову в плечи… слизняк! Трус и слабак.
А теперь… из-за каких-то собак… шакалов!
Морды лениво отвернулись. Точнее — отворачиваются. Медленно-медленно. Мерзко-мерзко…
Пыльно, жарко. Творец, сколько же здесь пыли, жары и грязи⁈ Дышать нечем…
— Кор, держи себя в руках! — в самое ухо шепнула Эста. Где-то далеко-далеко…
Конрад опомнился — из них двоих именно она всегда взрывалась первой.
Что же на него нашло⁈ И почему… почему все они… и он тоже — еле движутся? Чуть шевелятся! Люди, шакалы, мухи — все! И скалится луна. Тоже — сытая. Будто и с нею поделились…
Слюна каплет с объевшихся окровавленных ртов. Добродушные взгляды лениво провожают идущие (плывущие!) мимо фигуры чужаков. И вновь склоняются над недоеденным.
Эверрат, неужели тебе так трудно представить, что это — просто корм для собак? Настолько трудно?
Как назло, то, что грыз очередной шакал, вывалилось из переевшей пасти. И собака лениво отошла в сторону, подметая хвостом пыльный двор. Наелась так, что перестала обращать на пищу внимание. Хоть на мертвую, хоть на всё еще гуляющую по двору. Перекормили.
И всё исчезло — друзья, опасность, даже мухи. Вместе с собаками. Остались лишь серый песок в бурых пятнах. И то, что на нем.
4
Одуряющая жара сводит с ума — куда делась привычная прохлада сантэйских ночей? А мухи достают еще сильнее. Вьются, кружат, чтоб им!
А до кучи Элгэ переоценила собственные силы: явно начинает лихорадить. Может, потому и жарко? Не вовремя!
Но всё это — еще не так страшно. Гораздо хуже, когда в обморок вдруг рухнул крепкий с виду Конрад. Молча и сразу. Повалился мертвым грузом.
И самостоятельно в себя приходить не собирается. Во всяком случае — сейчас.
А времени нет. Кевинов «запас» стремительно истаивает.
