— Идем! — тут же вызвался Конрад. — Мы с Кевином чудесно справимся — правда, дружище? Только вдвоем. Дамы остаются в безопасности.
— Как раз без меня вы не справитесь, — охладила его пыл Элгэ. — Я знаю расположение коридоров, а вы — нет. Сидела там в плену.
По соседству с камерой пыток.
— Я тоже знаю! — ляпнул Кор.
Именно ляпнул — потому что тут же осекся.
А илладийка про себя выругалась — не хуже самого отпетого наемника. Зачем бы Конрад ни лазал в особняк Поппея — найти для приключений место побезопаснее не мог? Нет, потянуло именно туда, где рабов на потеху хозяину пытают до смерти, а потом скармливают псам. Еще живыми.
И кто сказал, что пойманных гладиаторов там ждет что-то другое?
— В любом случае, меня Аза и Риста знают, а при виде тебя могут и шум поднять. — Особенно Риста. — И Эстела нужна.
Как раз в этом Элгэ не уверена. Но подруга так настаивает на участии, что проще отступить, чем переспорить. Как и всегда с ней. И, увы — не только с ней.
— Она — банджарон. Если Аза и Риста больше не доверяют мне — поверят соплеменнице.
Объяснение шито белыми нитками, но другого в голову не пришло.
Да еще и молчун Кевин уставился влюбленными глазами. А Элгэ-то уж и думать забыла…
Но если раньше такие взгляды льстили, то теперь… от них хочется вымыться. А еще неприятнее, что парень не виноват. Он — не Поппей и не сын баро. И даже не один из юношей с арены.
С Кором в этом смысле проще. Наедине — одно дело, но в присутствии Эсты он смотрит исключительно на нее.
— Мы сейчас вернемся. Одна нога здесь…
Уф! Больше никаких мужчин в комнате! Даже друзей.
А другие еще не так взглянут. Пройдет это когда-нибудь или нет?
Говорят — у кого как. Повезет ли Элгэ хоть в этом?
— Пройдет, — ответила Эста. Ровно и сдержанно.
Приехали. Элгэ что, еще и вслух теперь говорит? О таком? Ладно хоть Конрад с Кевином в другую комнату успели выйти.
— Ты молчала. Извини. Я просто вижу и так.
Сдержалась Элгэ с трудом. Что в подлунном мире не меняется — так это бесцеремонная непосредственность Эстелы. Когда-то ее прозвали «дикаркой» — за неумение следовать хоть каким-то нормам общества. И полнейшее нежелание им обучаться. А уж бестактность юной Эсты всегда была притчей во языцех.
— Я просто знаю, как это бывает, — совсем ровно и бесцветно пояснила баронесса-банджаронка.
— И когда пройдет?
— Думаю, через полгода выздоровеешь точно. Может, раньше. Если встретится тот, кто излечит. Мне помог баро. Да, Кор до сих пор не знает.
Знает о баро и не знает о… другом? Эста лучше понимает Конрада, но Элгэ, кажется, зареклась считать, что хоть немного разбирается в мужской логике.
— Я — не из болтливых. Идем. И — спасибо, Эста.
Спасибо. Но всё равно как же мерзко ощущать себя… жертвой. При том, что стать ею даже не успела. Хоть в этом повезло. Элгэ зря считала себя самой невезучей.
— Всегда рада поделиться, — губы банджаронки горько скривились, — опытом.
2
Банджаронок спасать нужно, но Конрад потащился в логово Поппея не только за этим. Единственное, что смущает, — идти пришлось в компании Эсты. Часто ли жена помогает спасать любовницу?
А ведь Эстела теперь стала проницательнее прежнего. Впрочем, раньше она закрывала глаза на других женщин, а теперь еще и ревнива. Или прежде просто это скрывала?
Кор обругал себя подлецом. Любимая женщина прошла за ним полмира! А он… за это время разлюбил ее. Эста осталась дорогим ему человеком, желанной женщиной… Конрад даже по-прежнему ревнует ее.
Но Елена… Во всём виноват он один. Не Эста же провинилась тем, что в ней нет мягкости и нежности соперницы. Или что изменился сам Эверрат.
Он не рассказал об этом никому. Даже Кевину и Анри.
Тенмар не поймет. Точнее — поймет, но… сам он никогда бы так не поступил. Кор так стремился быть в глазах командира лучшим. А тут — такое…
Анри и без того знает о приключениях Конрада при дворе Вальданэ. А с Эстой Кор и прежде был небезупречен.
Чернильное покрывало ночи скрыло лица всех четверых спасителей. Хоть по лицу Кевина и так — попробуй что прочти. Зато в отношении Конрада Эста уже явно что-то заподозрила. А Элгэ и вовсе всегда была… необычной. Не зря в нее влюбился в числе прочих Виктор Вальданэ. Именно влюбился, а не провел несколько очей и забыл — как с прочими.
Виктор, Грегори, Кевин… Конраду она тоже нравилась. Но он всегда предпочитал сам срывать разные цветы, а не соперничать с другими за один-единственный.
И вообще ценил жизнь во всех ее проявлениях.
Конрад обычно или любил что-то, или был равнодушен. Его, в отличие от Анри, Рауля или Шарля арена сначала даже забавляла. А теперь — надоела, как и всё остальное. Как вся Сантэя. Город, где иностранец — пыль под ногами «истинных» квиритов. Где никто не говорит по-эвитански. Где нужно терпеть общество таких, как Ревинтер! И даже в морду ему не дашь.
И где вечно натыкаешься на всяких Андроников!
И как же сделать, чтобы ни Эста, ни Елена ни о чём не догадались? Нейтрально обращаться к обеим? У Алексиса Зордеса любовниц было не в пример больше, но он никогда не скрывал от одних существование других. Даже Кармэн знала всё.
Почему над Сантэей почти никогда не бывает звезд? Днем небо такое пронзительно-глубокое, бездонное, а ночь всегда прячет его под облачной вуалью.
Над Вальданэ и Ильдани всегда сияли россыпи созвездий. А в детстве Конрад обожал спать под открытым небом. Слушать голоса ночных птиц, гонять лошадей в ночное…
Тихое ржание, легкий плеск реки, приглушенные голоса крестьянских мальчишек… Эсте он тоже не раз это рассказывал, а она в ответ — как мечтала удрать в табор. Не зря говорят: бойтесь потаенных желаний. И не потаенных — тоже. Потому как запросто сбудутся. Когда вы о них давно позабудете.
Вот и особняк с золотистыми саламандрами на фасаде. В темноте правда цвет кажется болотно-зеленоватым. Аж передергивает. А за кого можно принять саламандр, одни змеи знают…
Темнеет высоченный забор. Злющие собаки привычно брехают. Ну и пусть. Там с задней стены в одном месте такое дерево растет… На него можно легко попасть с забора, а оттуда — в окно. Будто специально здесь выросло.
Ветвистый друг не подвел — принял по очереди всю дружную компанию. И вовремя. Преторианцы с обходом как раз вернулись.
Кевин — последним — едва успел скользнуть в темную комнату. А на всего миг назад угольное небо важно выкатилась бледная-бледная луна. Едва не стала предательницей.
И не просто белесая, а тоже какая-то… зеленоватая. И пятнистая вдобавок. Она, конечно, всегда такая, но сегодня эти рваные круги и овалы — еще и какие-то… грязные. И откровенно неприятные.
Мерещится же иногда всякая дрянь! Мерзопакостнейшая. А главное — вовремя!
В эту комнату Конрад влезал столько раз, что потерял счет. Анри ничего не знает…
Точно — не знает. Иначе давно уже запретил бы.
Теперь узнает и он. Вдобавок к Эстеле. Потому что у молчаливого Кевина есть принципы. Не только общепринятые, но и личные. И «подвергаться риску» он «наивному» товарищу не позволит. И бесполезно убеждать, что доносить — бесчестно. У Кевина даже кодекс чести — свой. Состоит из «чтобы все были живы и здоровы». А командир знал побольше. Ибо «ему лучше известно, что и для кого лучше».
Ну и пусть рассказывает. В любом случае Конрад не сможет умолчать о сегодняшней вылазке. А одна правда неминуемо потянет и другую. Юлить и отпираться — глупо вдвойне.
Анри вряд ли скажет что-то столь уж оскорбительное. К людям он добрее, чем они того заслуживают. К Роджеру Ревинтеру, например. И к Сержу Криделю. Да и к Конраду Эверрату — если уж на то пошло.
Теперь если прямо — коридор ведет в апартаменты самого Кровавого Пса. Направо — в женское крыло. В гарем из рабынь — юных и не очень.
К Елене.
Впрочем, так далеко Конрад никогда не забирался. Подруга встречала на полдороге и вела в очередное укромное место. Почти всегда — разное. Это даже придавало дополнительной пикантности.