Таковы все политики. И Бертольд Ревинтер, и играющий в благородство Всеслав Словеонский. И Ральф Тенмар — пока был в силе. А Эдингем — не какой-нибудь там идеалист из числа рыцарей Ильдани, чтобы судить интриганов за то, что они — хорошие интриганы. Лучшие из них войдут в историю, как великие. А их слишком честные противники — как недалекие авантюристы.

Но даже циник Бертольд не стал бы отдавать приказ разбить головы о стены всем младенцам квартала или пускать по кругу всех монашек какого-нибудь монастыря. Потому что это уже — ненужная жестокость.

А вот Мидантийский Скорпион отдавал подобные приказы ради удовольствия. И лично любовался их исполнением — смакуя вино и пощипывая какую-нибудь хорошенькую служанку. Или юношу.

Только благодаря приобретенной еще у «дядюшки Гуго» выдержке Алана не передергивает всякий раз при виде милейшего Юлиана Гадзаки. Как назло — доброго знакомого посла. Развращенный старик прихлебывает белое вино, заедает виноградом, лениво рассуждает о политике и философии… А Алан вспоминает о трупах пропавших без вести девушек и юношей из бедных кварталов. И в каком виде их вылавливают!

С каким удовольствием Эдингем стал бы врагом этого мерзавца! Но Мидантийский Скорпион — союзник Эвитана. К сожалению.

Октавиан Мидантийский Барс — тоже не подарок Творца осчастливленной пастве, но чем-то напоминает Всеслава — на мидантийский манер. Клинок в шелковых ножнах. Но хоть не отравленная игла в пуховой перине!

Увы, Эвитану не нужна сильная Мидантия, а Мидантии — сильный Эвитан. И значит — как Всеславу не стать союзником Мидантии, так и Эвитану не светит дружба с Октавианом. Так что терпи, Алан, визиты господина Юлиана — пополам с ответными визитами. А также белое вино, переспелый виноград и гадкие рожи.

2

Принц Евгений даже не поморщился. В конце концов, разносы отца — привычное, обыденное дело. Как изнасилованные братом служанки и знатные дамы и девицы. Или их вызванные на дуэль мужья и отцы. Откажешься — лишат дворянства за трусость. Да еще и в суровую ссылку — всей семьей. Образцово-показательно.

А согласишься — казнят за нападение на члена императорской семьи. Тоже — как пример всем прочим.

И мордобой уже не помогает. Да и начинать надо тогда уж с отца. А его бить нельзя. Даже наследнику престола.

— Евгений! — Отцу надоело распекать Совет. — А что собираешься делать ты? Твоя жена — шлюха.

— Мой государь, обязательно обсуждать наши семейные постельные дела при посторонних? — чуть поморщился принц.

— Пусть слышат! — вдвое против прежнего загремел отец и император. А главное — оскорбленный свекор. — Ты позоришь нашу семью, ничего не предпринимая. Она уже переспала со всеми твоими друзьями или только с половиной?

Только с одним. И не с тем, на кого думает отец. И не сказать, чтобы другом.

Собственно, друзей у Евгения нет вообще.

Вокруг — рожи испуганные, рожи злорадствующие. И еще больше — всё вперемешку. Рады, что с них переключились на кого-то другого.

А может, уже готовятся пропихнуть в принцессы собственных красоток-дочек. «Скромных и целомудренных», в чьих жилах при этом «течет жаркая кровь Юга». То есть тех, кто до свадьбы и впрямь сохранит что-то там. Или ухитрится умело соврать. Зато уж потом возьмет свое. И наставит рога не только с друзьями, но и с врагами мужа. Ни одного не пропустит — если он более-менее смазлив. Или хоть мускулист.

— Сегодня же разберись с этой развратницей! Не умеешь сам — поучись у брата!

Ага. Ежедневно разбирайся и с женой, и с прочими — кто под руку попадется. А то отец братца и сделает наследником. Почему бы Мидантии не переплюнуть Эвитан и Квирину? У них Аврелиан, Карл и Гуго, у нас будет Роман.

— Ты прав: поучиться у брата мне пора, — усмехнулся Евгений. И обвел взглядом Совет.

Кажется, пора кончать с тем, что его никто не боится. Пора кончать с вежливым и мягким, слишком образованным принцем. Хватит с нас такого Константина.

Пока в ссылку, в монастырь или в застенки не угодил не только Евгений с женой, но и их дочь. Их — что бы там не трепали клеветники. Прежде чем завести любовника, принцесса честно выполнила долг перед короной.

— Отец, я хочу знать имена всех, кто смеет клеветать на мою жену и принцессу. Я намерен вызвать их на дуэль.

3

Забавно, они — тезки. Только с разницей в двенадцать лет. Правда, это мало о чём говорит. Разве лишь, что Евгений-принц ничем не заслужил будущую корону. Как и его дражайший братец — любимчик отца. Тот и отцовской любви-то не заслужил. Как и ничьей другой.

А вот кардинальский чин Евгения Аравинтского к тридцати пяти годам носит далеко не каждый церковник.

И неужели и впрямь в сходстве имен есть что-то от характеров? Кардинал невезучего Аравинта тоже очистил выделенные покои от навязчиво-излишней роскоши. Уж насколько позволено. Жаль, принцу позволено еще меньше.

Вражеские «ратники» почти не движутся. Только, чтобы выпустить чужого «кардинала». Того, что из золота.

Два прозрачных бокала разбавленного вина — мидантийский хрусталь, светло-золотая сладость.

Ратная доска.

Играет кардинал неплохо. И без лишних нервов. Не боится возможной отравы, настолько хладнокровен или о таком и не думает? Так в Мидантии стоит опасаться даже отравленных дров в камине.

Никто не станет травить камин, если в комнате — принц? Еще как станет. Тут и запасные наследники имеются. А до конца не уверен Евгений даже в Марии. При всей ее доброте и кротости.

А уж как в самодуре-отце не уверен… Тот потом казнит всех причастных. Заявит, что приказа не отдавал. Даже пожалеет. Но сначала прикажет.

Чужой «кардинал» бестолково бегает по доске. Пытается пробить защиту принца. Вроде бы толково… но не получается.

С такими играть приятно. Видно, что не поддаются.

Евгений-арсениит говорит, а тезка-принц слушает. Ты совсем не умеешь вести политику, церковник. В этом ты — далеко позади принца. Потому что всю жизнь прожил не в змеюшнике. И, выходит, моложе знатного тезки на все его двадцать три года Мидантии.

— А теперь выслушайте меня.

Отец обычно начинал стучать кулаком по столу. А заодно гордиться, если оставляет вмятины. Ничего, уж казна позволит себе новую мебель. А мастера передерутся за право создать очередной шедевр.

Император изрыгал ругательства. Брат — просто бесился. А то и пытался угрожать. Пока просто пытался. Потому как отец еще жив. И даже наследником Романа еще официально не назвал.

А пара грубых драк между принцами кончилась не в пользу младшего. Потому как даже если природа щедро наградила Романа крепкими мышцами, их еще и тренировать надо. А для этого — вставать пораньше. А не только напоказ обтягиваться шелковым камзолом с иголочки.

Супруга и впрямь вежливо замолкала… но поступала всё равно по-своему. Даже когда Евгений еще об этом не знал. Он вообще знал… маловато. Даже сейчас, а уж раньше…

А вот церковник замолчал тут же. Еще бы, если наследник престола — его единственная надежда. И тоже призрачная.

Застыли «ратники». Почему тезка до сих пор не выпустил «кавалерию»? А «флот»? Им теперь из-за «ратников» не выбраться.

— Ваше высокопреосвященство, к сожалению, Аравинту в его нынешнем положении предложить Мидантии нечего. Мой отец вас в лучшем случае просто не примет. В худшем — вы случайно умрете. Когда он разгневается, вспомнив о помолвке принцессы Арабеллы Аравинтской с бывшим наследником престола Мидантии Константином Кантизином.

Бывшим. И до сих пор — законным. И тем опасным.

А еще хуже, если кардинал Аравинта умрет не случайно. Если отец решит, что главу отлученной церкви тоже бывшей страны можно убивать уже открыто.

Кардинал молчит. Очень красноречиво. До сих пор не понял, что жив лишь потому, что о нем забыли?

Впрочем, волнуется он не о себе. И боится — не за себя. Не мидантиец.

Да, жизнь полна подлостей. Да, Константин не заслужил такой участи. И Кармэн Ларнуа не могла знать, что его свергнут. Но готова была, спасая сына, отдать дочь за отпрыска убийцы ее родного деда.