— Ты — судьба, — глухо ответила старуха. И от ее голоса вдруг стало страшно. Хоть и вполовину не так, как в катакомбах. — Лишняя карта в колоде. Ты появляешься — и всё меняется.

Бред! Хорошо бы так — Элгэ проблем бы не ведала.

— Знала бы ты, как я устала «где-то появляться»! — вздохнула девушка. — Я просто хочу домой. Вытащить из змеиного гнезда брата и…

— А у тебя есть дом?

— Найду. Есть я — значит, будет и дом.

Можно без фонтанов и сада. Лишь бы с теплым очагом. Где тебя ждут.

— Ты права. Только знай, — усмехнулась Мудрая Племени. — Не будет дома у того, кто разрушит чужой. Или у той.

— А я-то наивно решила: ты мне — если не друг, то хоть не враг. А ты тоже обвиняешь меня во всех грехах. Мой дядя свой дом разрушил сам. И поверь — не до основания. Он еще всех нас переживет.

— Не переживет! — усмехнулась Аза. — Ты еще полюбуешься его могилой. А я — твоей.

— Твой дом я тоже не разрушала, ведунья. — Хоть и позарез охота. — Или я не должна была вмешаться в судьбу Ристы?

— И Риста здесь ни при чём. Не о ней речь.

— Ты говоришь загадками, а я от них устала. Очень. Я хочу просто жить.

И подальше отсюда.

— Ты и не виновата. Ты — судьба. У судьбы нет выбора — она просто есть. Да и карты с рунами — тоже невиновны.

— Лучше благослови меня, — вдруг попросила Элгэ. — Тебя ведь можно считать моей третьей матерью?

А странного спасителя из снов — еще одним отцом?

— Благословляю, — смуглая рука черкнула в воздухе солнечный знак. — Ибо проклясть не в силах.

— Жалеешь, что спасла?

— У меня не было выбора. Если боги послали судьбу — ей нельзя мешать. Как и им.

— Поверь, я не хочу тебе зла! — Элгэ порывисто сжала руки Азы. — Не скажу, что люблю твой табор, но и зла ему не причиню. — Вот так и даются дурацкие обещания! И ведь держать придется… — Ради тебя.

— Я верю тебе, — голос старухи не повеселел ни на миг. — Волчица лжет лишь ради спасения волчат. Твои — далеко, и не в моем таборе их враги.

— Тогда почему ты так встревожена? Скажи, меня действительно не убьют сегодня? Раз я увижу могилу Валериана Мальзери?

— Нет, не убьют. И ты не из тех, кто сам лишает себя жизни. Волчица живет ради волчат… но еще и ради своего волка. Твой — ждет тебя. И будет ждать.

— Хорошо бы!

Кто бы ни был ее судьбой — Виктор, Лоренцо или Октавиан — пусть ее где-нибудь ждут! Так легче выжить. Судьба не дала Элгэ безоглядно любить. Единственный, кто стал исключением, погиб раньше, чем она повзрослела. А другим не стать больше, чем его тенью, — и хватит лгать себе.

Но и в одиночестве Элгэ делать нечего. Многие мужчины гордятся, что не привязаны к одной-единственной юбке. Так почему бы не гордиться и женщине — тем, что не служанка ничьих штанов?

Кармэн ошибалась, считая, что можно изменить этот мир. Но права, что свобода — в нас самих. Как бы ни был жесток подлунный мир — мы не обязаны жить по его правилам. Выбор есть всегда.

2

Цветасто-кричащие палатки. Даже орущие.

Еще пестрее — юбки и шали. Острый запах редко моющихся тел. И раз в полгода стиранной одежды.

Хмурые лица еще реже бреющихся мужчин.

И злоба, злоба, злоба! Как же они все ненавидят чужачку!

Дикари Севера ничем не отличаются от дикарей Юга. Раньше Элгэ этого не понимала. А столько ненависти видела лишь в заплывших глазах гуговцев. Но там она хоть покушалась на жизнь их вожака. Владельца сытной и жирной кормушки.

К сожалению, Юг — это не только Алексис и Кармэн, но и Валериан Мальзери. А банджарон — не только Эста и Крис, но и эти.

Сколько яда — в глазах даже самых маленьких детей! Еще не понимают, но уже ненавидят. И готовы бездумно рвать в клочья. Перемежая удары злобным визгом и яростными выкриками.

Если б ненависть могла убивать — Элгэ уже пережила бы тысячу мучительных казней. Неужели так много тех, кто стократ не столь яростно ненавидит врагов, сколь непохожих на себя?

Патриций ждет «аристократку» в центре табора. У палатки самого баро.

Впрочем, где же еще? Хотя ее собственная — чище.

Ждет. И не один, а с тремя откормленными (и, увы — не перекормленными) гвардейцами. Кто бы сомневался?

Гладкий, подтянутый, чисто выбритый. Снаружи — лоск (в меру, в меру!), внутри — гниль.

— Здравствуйте, герцогиня.

— Здравствуйте, патриций.

Элгэ, может, и поверила бы в добрые намерения незваного гостя. Если бы не видела его глаз. А еще раньше — глаз Валериана Мальзери и графа Веги.

— Простите мои манеры. Генерал от кавалерии Поппей Август.

Он же Кровавый Пес Квиринской империи. Будем знакомы.

— Генерал Август, так чем я обязана чести личной встречи с вами?

Грубить — пока не время. Явно.

— Приглашению переехать в мой особняк, как в более достойное вашего положения место.

Он что, совсем дурак? Гуго хоть крал ее тайно. А этот придурок — в открытую. Именуя полным титулом. Как будет объясняться — если куда-то денет?

А толпа вокруг злобно зыркает. Ждет приказа сцапать. И с радостью поможет. Или хоть полюбуется.

— А разве не для того, чтобы я приготовила некое банджаронское зелье?

— Не мог же квиринский патриций приехать в такое место как представитель закона, — пожал он плечами. — Дикари могли испугаться.

Надо придумать для банджарон лучшего в подлунном мире табора другое название. Общее с этим — не хочется. Совсем.

— Вы не возражаете, если я возьму с собой служанок?

— Разумеется, вы в своем праве.

Королевским тоном отдать приказ баро — ради такого можно даже потерпеть рядом малоприятную рожу патриция. Жаль, что терпеть придется не только сейчас. И запросто — даже ближе, чем «рядом».

Зато Ристу и ее узел притащили чуть не сразу. Хоть вещи-то нормально собрать дали?

Аза пришла сама. Величавая — куда там королевам.

Кстати, про «закон» — это уж совсем весело. Разве герцогиня Илладэн — не эвитанская государственная преступница? Или ее уже есть за что арестовывать еще и в Квирине?

Хотя — вышеозначенную страну ведь разгромил Эвитан. Не так уж давно. И она наобещала вернуть всех его граждан. Любого пола.

А Элгэ — не в числе подчиненных Анри Тенмара. В гладиаторах пока не числится.

Или Кровавый Пес тащит ее в особняк как раз, чтобы предложить нечто подобное? Вдруг у них и женские казармы есть?

Едва не расхохотавшись, илладийка приняла галантно предложенную руку. Жесткую и мускулистую, но увешанную перстнями. По паре штук на каждом пальце. С неслабыми каменьями.

Забавно. Поппей Август — почти одного возраста с Алексисом в день его первой встречи с Элгэ. Только в Кровавого Пса вряд ли влюбится хоть одна юная дева — если не совсем идиотка. Даже если он останется последним мужчиной подзвездного мира.

Карета мерно трясется на камнях сантэйской мостовой. Интересно, Элгэ еще хоть раз в жизни дадут сесть в седло? Ощутить, как ветер треплет волосы? Коснуться пышной гривы? Заглянуть в умные лиловые глаза?

И уже привычно ощущение ловушки. Очередной. Еще одна кошачья жизнь. Удастся ли вновь приземлиться на все четыре лапы? Или шерсть скроет следы крови?

«Ты — судьба».

Судьба хоть что-то решает сама. Ее не тащит по течению, как усталое бревно.

3

Изгородь. Резная. Железная. В два роста Элгэ. Забраться на такую нетрудно — столько удобных завитушек. Еще бы куда-нибудь убрать неудобных охранников. И яростных волкодавов. Как раз сейчас рвутся с цепей.

Впрочем, кому еще служить Кровавому Псу, как не собакам?

Два поджарых леопарда подскочили к хозяину, стремясь потереться о ноги в жестких сандалиях. И Элгэ поняла, как ошиблась. Кровавому Псу могут служить любые звери. В том числе и ее дальняя родня по количеству жизней. Им плевать, что кошки должны объединяться против исконных врагов. А не заодно с псами — против своих.

— Проходите, герцогиня, — вновь галантно тянется жесткая лапа в перстнях. Безупречно мозолистая, чтоб ей.