– Марта, ты не можешь все взять и бросить!

Топалов скривился, уже и подзабыл, какой голос у однокашника –тоненький, писклявый.

– Что случилось на этот раз, Тем? – плохо скрывая раздражение, спросила Марта.

– Мы погорячились, не надо было тебе уходить с кафедры… И от меня. Я и ты – одна команда. У нас так хорошо получалось, – зачастил супруг.

– У нас?! – взорвалась Марта, и Топалов сразу насторожился. Темнит что-то Сорокина, не договаривает.

– Хорошо, у тебя, – заискивающе протянул Артем. – Ты не дописала статью, а без нее нельзя отчитаться по гранту.

Марта примолкла, произвела в уме подсчеты. Потом громко рассмеялась, но в ее смехе слышалась только обида.

– Ну конечно, год прошел, пора статью в международное издательство отправлять. А статьи-то и нет, да, Тем? Не пишется? – притворно удивилась она. – Ты поэтому примчался?

– Ты трубку не берешь. Марта, помоги, что тебе стоит? Я идейки накидаю, а ты, как обычно, быстренько разовьешь. Ну пожааалуйста, Марточка. – Артем сложил молитвенно руки, только что слезу не пустил.

Марта молчала, и Тема продолжил скулить дальше:

– У меня и сердечко пошаливает. И кашель долго не проходит. – Он натужно закашлялся, показывая свое ужасное состояние.

– Давай сам. Попробуй сделать что-то сам. Хоть раз в жизни. А от кашля хорошо липовый мед помогает.

После Мартиных слов кашель прекратился и без меда.

– А как же я? Ты меня бросаешь?! В такой жуткой, безвыходной ситуации. Разумеется, я мог бы и сам, но у меня дела, отчеты разные, заседания, я человек занятой, светило отечественной науки… Сорокина, ты – жестокая, бессердечная особа! Как я в тебе ошибался! Такие, как ты…– он осекся, заметив приближающегося Топалова.

– Здрасьте! Дико извиняюсь, что прерываю вашу семейную идиллию, я тут продукты привез. – И по-хозяйски потопал в дом, задев по пути Артема шуршащими пакетами.

– Это еще кто? – Тема ошарашенно смотрел в широкую спину незваного гостя.

– Дима Топалов. Не узнал? – Марта мягко оттеснила бывшего мужа в сторону, чтобы можно было закрыть калитку.

– А, так ты променяла меня и науку вот на этого неудачника и хулигана? – завопил Тема на весь Липовый переулок. В кабинете захлопнулась форточка: отца отвлекли от работы.

Марта устало вздохнула.

– Сцен только не надо. Тебе напомнить про лаборантку Леночку? Думай что хочешь, а ко мне больше не приставай.

– Вот, значит, как! Да ты еще прибежишь обратно! Проситься будешь! Что тебе в этом болоте делать? – горячился Артем.

– Выть, как собака Баскервилей, – отрезала Марта и повернула вертушок на дверке.

Первой шевельнулась жалость (в книжках это чувство называлось красивым словом «сострадание»). Потом – раздражение (почему он такой назойливый, никак не отстанет, знает ведь, что ей сложно отказывать людям). Затем добавилась досада на саму себя (сколько можно терпеть подобные кривляния?). И нисколечко тепла. Подумать только, когда-то она хотела свить семейное гнездышко с этим совершенно чужим для нее человеком.

Качели в саду поскрипывали, на них вольготно устроился Топалов. Вытянулся во весь рост, даже подушечку под голову подложил. Судя по его довольной физиономии, он все прекрасно слышал.

– Хорошая у тебя семья, Сорокина. Прям завидую.

– Завидуй молча. И так тошно, – тихо ответила Марта, на споры с ним сил совсем не осталось. День суматошный и абсолютно пустой.

– Одного понять не могу, Сорокина. Что могла найти в этом сопляке такая перфекционистка, как ты? Темик всегда слабаком был, любил на ком-нибудь подъехать. Так и учился, подавит на жалость – дрогнет суровое сердце училки, и оценочку хорошую поставят. Как так получилось, что этот прилипала защитился, а ты нет?

Марта устало прикрыла лицо руками. Топалов очень точно подметил ее чувства: жалость и желание опекать. Когда-то ей казалось, что это и есть любовь.

– На, у тебя в магазине выпало. – Он сел на качели и вытащил из кармана кулон.

– Спасибо. – Она и не заметила пропажу.

– Я замочек подправил. Занятная собачка. Ювелир сказал, конец девятнадцатого века примерно. И откуда у тебя такое сокровище? – небрежно спросил он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

– Она не моя. Разбирала коробку со старыми вещами и нашла. Мопсик принадлежал журналисту и писателю Николаю Гречу, он недолго жил в Липках. Хочу музейную комнату в память о нем открыть, Михаил Петрович обещал с помещением помочь, – ответила она, застегивая цепочку и пряча кулон под футболкой.

Топалов расхохотался:

– В жизни не слышал более бесполезной идеи. С чувством юмора у тебя всегда было не очень, Сорокина. Кому сдался твой музей? Еще и в Липках? Еще и никому не известного журналиста?

– Известного, – оскорбилась Марта за знаменитость. – Если бы некоторые интересовались краеведением, то знали, что Греч – личность знаменитая, а в Липках он провел последние дни своей жизни.

– И что в нем такого примечательного? Ну журналист-писатель, ну жил здесь, пока с тоски не помер. – Топалову определенно нравилось дразнить Сорокину, кончик ее носа так забавно подрагивал, когда она злилась.

– Греч занимался разоблачениями и приехал в Липки не просто так. Он наблюдал за масонской ложей Белого мопса, которую тайно держала графиня Потоцкая. Мне кажется, ложа существует и сейчас. Я в магазине случайно услышала разговор Жанны Потоцкой с одной из сестер. Как думаешь, можно стать масоном? – внезапно выдала Марта. Не хотела говорить, само вырвалось. Было что-то такое в выражении его глаз.

– А тебе зачем? – Дмитрий Топалов потрясенно смотрел на Сорокину.

– Ну как ты не понимаешь? Тайна, сакральное знание, доступное избранным, возможность познать себя. Хотя масоны и говорили про равенство, женщины не допускались в масонские ордены. Объяснение обычаю в масонской песне: «Жаль, что прекрасный взор может сделать в нас раздор». Женская ложа – редкость. Я бы даже сказала, исключение. Поэтому мне очень-очень нужно попасть в ложу Белого мопса! Если она и вправду существует. – И не в силах справиться с воодушевлением, вскочила, закружилась по саду.

– По мне, так обыкновенные мошенницы, которые прикрываются красивыми фразами, а другие… – Он заметил, как на ее щеках разгорался румянец. В свое время с таким же энтузиазмом она вещала ему про подвиг жен декабристов.

– Давай договаривай. Что другие? Другие дуры верят? А я докажу тебе, что это не так! Есть люди, для которых важно духовное развитие. Именно поэтому они объединяются. Бывало, масонами становились люди, которые искали в собраниях выгодных знакомств и богатства. Но сотни масонов искренне верили, что посвящение дарует сверхчеловеческую силу над природой и высшее знание. Чем выше масон понимался по лестнице степеней, тем ближе он становился к тайне…

Марта говорила и говорила про духовный рост, саморазвитие и тайные символы, а Топалов зачарованно слушал. Ни разу даже рта не открыл, пусть дальше чушь несет.

Как же ему повезло! Даже голова закружилась от такой удачи. Нашел именно ту женщину, которая так ему нужна. Вот он, ключик для решения его проблемы, к которой он никак не мог подступиться. Осталось произвести впечатление на девушку и расположить ее к себе, обычно – как два пальца об асфальт. Только вот речь шла о Марте Сорокиной.

– Спорим, что твоя ложа – это развод, прикрытый красивой мишурой? – Топалов неспешно протянул руку к ее шее и, подцепив пальцем, вытащил цепочку с кулоном из-под ворота футболки.

– Спорим! – Марты выдернула песика из его лапищи, внутренне ликуя. Во-первых, она докажет этому прагматику, который напрочь лишен веры в идеалы, что нравственные принципы и духовные искания что-то значат в жизни. А во-вторых, использует топаловскую удаль по своему усмотрению. Вон, какая детина вымахала, и не скажешь, что когда-то амплуа стройного сероглазого принца на себя примерял.

Греч описал масонский тайник, к которому не смог подобраться. Вдруг ей повезет больше? Только вот открыть механизм хрупкой Марте самой не под силу, нужен помощник. К кому обратиться с такой деликатной просьбой? А тут сам Топалов со своим пари, вот фантастическое везение!