У него остановилось сердце.

Яростнее кручу педали велосипеда, чувствуя, как забиваются мышцы ног и отбиваясь этой болью от преследующих наяву кошмаров того солнечного дня.

Это у моего брата в возрасте восемнадцати лет перестало биться сердце, потому что его сестренка сильно хотела медальку.

Хватаю ртом воздух.

Он прибежал первым.

Легким достаточно нагрузки, второе дыхание уже не откроется. Карина, хватит, горло режет шершавым кислородом.

Только медаль он получить уже не смог. Ее забрала у организаторов я, спустя неделю. Нашла их офис, кричала на все здание, чтобы отдали то, что мой брат заслужил.

Кручу сильнее педали.

У него случился сердечный приступ. Он умер. Его больше нет. У меня больше никого нет.

Хочу орать, что есть мочи. Хочу рыдать. Кусаться. Биться о железные бездушные снаряды. Но слез давно нет. Крика тоже. Есть только подобие живого человека я, Карина Морозова. Красивая, желанная, дорогая кукла, на которую все пускают слюни, хотят поиграться. У кого-то это получается, у кого-то нет. Как только куклу забирают из витрины, обнаруживают, что она бракованная. С ней явно что-то не так. Она не умеет любить. Она вообще практически никогда не выражает эмоции. Они замурованы в ее идеальном теле, как в склепе. И они пожирают ее изнутри все эти десять лет.

– Дерьмо, какое же ты дерьмо! Говорил я, нечего брать приемыша, что от таких, как ты одни проблемы. Но нет! Мы же хотели спасти человечество! И что?! Теперь моего сына нет, а ты есть! Тебя не должно было быть в этой семье! Еще и столько бабла отвалил твоей матери за тебя, за убийцу моего сына?! – он орал и орал, пока моя мать в ужасе отталкивала его от меня. А я стояла в своем модном спортивном костюме с мигающими кроссовками, с косичками на голове и резинками на них в виде божьих коровок и наблюдала, как рушится мой мир, а на его место заступает, как в заколдованном лесу, тьма. Страшная. Беспросветная. Пронизывающая до костей.

Так, одним днем, я потеряла брата, самого близкого мне человека. И узнала, что я не Морозова по крови. Меня удочерили, когда мне было несколько месяцев. И эти два воспоминания – единственное, что я четко помню из детства. Все остальное – смазанными мазками. И я до сих пор не знаю, что из этой мазни было в реальности, а что стало плодом фантазии никому не нужного ребенка, которому не повезло родиться, не повезло попасть в эту семью, но “повезло” влюбить в себя брата и стать его погибелью.

Встаю с тренажера, удовлетворенно фиксируя, что самый пик воспоминаний пройден. Без отдыха иду приседать к грифу, надевая на него увесистые блины. Ставлю телефон на пол и включаю режим видеосъемки так, чтобы музыка в наушниках не останавливалась. Выставлю потом кусочки тренировки в соцсети.

Берусь за гриф голыми руками. Перчатки не люблю. А вот мозоли на руках – очень. Вся моя жизнь сплошное самоистязание даже в таких мелочах. Первые восемь приседаний даются терпимо. Еще четыре – с трудом. Но я делаю еще четыре. На пределе своих возможностей. И так будет с каждым следующим подходом. С каждым новым упражнением.

Выбираюсь из-под грифа, поворачиваюсь и застываю от неожиданности, а потом мои колени меня подводят и подгибаются, от чего я неуклюже шатаюсь. Рядом со мной стоит и показывает большим пальцем вверх в жесте “круто” Клоун Артем Дружинин собственной персоной и подает мне мою бутылку с водой. Не смотрю на его накачанные руки и плечи, забираю свою воду, отмечая, как стильно на нем смотрится черная майка с капюшоном, который он непонятно зачем напялил на голову. Ярко-оранжевые шорты портят весь образ, да у него с сестрицей схожий вкус на странные сочетания цветов в одежде, им нравится привлекать к себе внимание.

Он показывает на мои наушники, чтобы я их сняла, и что-то говорит.

Игнорирую. Злюсь, что не просто не одна в зале, а в компании с этим Клоуном. Красивым, черт возьми, клоуном.

Отворачиваюсь, забираю с пола телефон и кладу его на скамью. И, толком не отдохнув, приступаю ко второму подходу, чувствуя спиной взгляд Дружинина. Он что попялиться на девчонок в зал ходит, а не тренироваться? На четвертом приседании из уха выпадает наушник, от чего я застываю на мгновение, а уже в следующее “беглец” снова оказывается в моем ухе, благодаря Артему. От его вторжения в мою зону комфорта, а для других персонажей зону отчуждения, и без того спутанное дыхание сбивает окончательно свой ритм. Как только завершу упражнение расставлю все точки над “и” и отправлю его куда подальше!

– Спасибо, – цежу в ответ на помощь и, не поворачиваясь к нему, завершаю подход еще двенадцатью приседаниями.

Колени, определенно, недовольны. Сосредоточиться на чувствовании ягодицы не получается. Вся тренировка, чувствую, летит в задницу. Закрепляю гриф в тренажере, поворачиваюсь и собираюсь отлаять нежданного гостя, но рядом его нет.

Бегло осматриваю зал, замечая Артема на перекладине и иду к нему. Каждый свой мускул он заработал большим трудом. Судя по скорости подтягивания и легкости, с которой он их делает, турник он любит, а железная труба отвечает ему взаимностью. Невольно засматриваюсь на его тело, любуясь игрой широчайших мышц спины, трапеции, плеч и бицепсов. На его правом запястье вижу свою черную резинку. Зачем она ему? Не задумываясь над ответом, продолжаю осматривать его с головы до ног. Хорош! У Артема потрясающее тело, которые пышет здоровьем, маскулинностью и повышенным тестостероном. Не могу оторвать от него взгляд. Руки так и чешутся потрогать все выпирающие части и проверить, а не бутафория ли это.

– Насмотрелась? – он спрыгивает с турника и поворачивается ко мне, потягивая мышцы шеи из стороны в сторону. – Подстрахуешь на жиме?

Он что во мне напарника нашел?

– Нет! – чувствую, как начинаю закипать и подбираю слова поострее, чтобы искромсать ими его завышенную самооценку.

– А зачем тогда подошла? – он придвигается ко мне и я снова натыкаюсь на жар его тела и запах сливы в его парфюме.

– Сказать, чтобы не лез ко мне, – мой голос должен быть резче, но в нем появляются нотки растерянности, добавляю в него твердость. – Я занимаюсь там, ты тут. Разговаривать со мной не нужно. Подходить ко мне нужно.

– Сейчас ко мне подошла ты. Питбуль снова не в духе? Это потому что ногу краба не погрызла с утра? – от его хамства градус моей злобы только повышается.

– Не можешь забыть наш милый завтрак, Клоун? – он не получит моей истерики от его прозвища, но я с большим удовольствием проговариваю “клоун” и чувствую небольшое, но все же удовлетворение, ведь если бы я не задела его с завтраком, он бы его сейчас не вспоминал. – Прости, разорила тебя, наверное? Ты скажи, сколько с меня? Подкину тебе деньжат.

– Давай подберу тебе тренировку, от которой сил кидаться на хороших людей не останется, – он никак не прокомментировал мой выпад по поводу оплаты завтрака. – Не верю, что ты такая злая, какой хочешь казаться.

– Просто ненавижу таких как ты.

– Каких?

Смазливых. Мускулистых. Больших. В чьи руки хочется завернуться и спрятаться от нападок этого безжалостного мира.

– Хитрожопых качков, которые считают себя неотразимыми и подкатывают ко всем девушкам сразу. Вы как собаки на помойке, жрете все подряд, лишь бы забить голодное брюхо.

– Слушай, я не нанимался быть мусорным ведром для помоев из твоего рта. Я понял, на жиме не подстрахуешь. Свободна, – с этими словами он разворачивается и идет к скамье со штангой.

Это он мне только что сказал “свободна”?

От бешенства собираю пальцы в кулаки и смотрю по сторонам. Блином десятикилограммовым, что ли, в него запустить? Хоть бы эта штанга ему на грудь шлепнулась! Ну, судя по количеству навешиваемых им блинов, так и будет. Повыпендриваться решил? Хочу идти к своим приседаниям, но понимаю, что ему реально нужна помощь. Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то здесь из мужиков поднимал такой вес.

Делаю вид, что просто иду мимо. Не знаю, зачем. Вообще-то мне нет до него никакой разницы. Он ложится на скамью, слегка поднимая грудь вверх. Расставляет ноги в упоре. Берется за штангу, а я сдерживаюсь, чтобы не закричать ему прекратить понтоваться.