>>>

Хью Купер, лекарь, прибывший в Грейстоун из соседнего села, снял дорожный плащ и в сопровождении хозяйки прошёл в дальнюю комнату дома. В полумраке угла под тоненьким одеялом трясло в ознобе бледного подростка. Под глазами паренька пролегли полукружья теней. Он невидяще смотрел перед собой и с трудом дышал.

Хмуря брови, Купер отставил дорожную сумку и приблизился к больному. Приглядевшись к измотанному лицу несчастного, аккуратно поддел тростью уголок одеяла и откинул. При виде багровых вздувшихся гнойников, покрывших тощее тело, он отшатнулся и немедленно покинул комнату.

…

– М-о-о-о-р!!!

Над Атсхалами пролетела мрачная тень, задев смертоносным крылом маленькое таёжное селение. Дурная весть мгновенно разнеслась во все концы Грейстоуна, наведя страшную панику на его жителей. Весь день церковный колокол разливал по округе скорбный звон. Узкие улочки опустели, торговые лавки закрылись. Кто-то уехал, сбегая от страшной напасти. Кто-то не успел. Остальные заперли дворы и дома, наглухо занавесили окна.

Морова́я[1] свирепствовала в Грейстоуне уже не одну неделю, выкашивая целые семьи. Особенно пострадала южная часть селения. Туда предпочитали не соваться, со стороны наблюдая, как в тёмное осеннее небо поднимается чад костров, унося души покинувших мир. Всяк в те дни ощутил близкое дыхание чёрной смерти и каждый новый день встречал с опаской – в чью дверь на этот раз постучится безносая.

Магнус заходил на свой двор, когда над забором нависла соседка. Немолодая склочная баба.

– Что ты теперь скажешь, Мордок?! – вызверилась она на охотника.

– Чего это тебя вдруг перекосило? – оглянулся тот.

– А то не знаешь! Про старуху я, про Нарингу, которую вы всем домом привечаете.

Магнус остановился, распрямил плечи.

– И что тебе Наринга? – загудел он басом. Соседка захлопнула рот, продолжая сверлить охотника жгучим взглядом. – Ну договаривай, коль начала. Чего ты на неё взъярилась?

– А что я?! – взорвалась та. – Всему Грейстоуну из-за неё худо. Колдует она, Магнус! Кол-ду-ет, – постучала она кривым пальцем по забору. – В Грейстоуне любой тебе скажет: её это проделки. Все знают, чёрным колдовством ведьма промышляет.

– Ты чего несёшь-то! Ополоумела?! Зачем ей?..

– Да кто бы знал, что у служки бесовской на уме. А только видели ведьму!

– Кто видел?! Когда?!

– Про то не знаю.

– А не знаешь, так чего языком попусту мелешь! – шагнул к ней Мордок. – Мало нам беды?!

– Тьфу ты, паскудники! – плюнула та ему во двор и, отпрянув, пошла прочь.

– Ты рты-то нам не затыкай, – донеслось с улицы. Магнус поднял голову. На дороге стояли селяне с недобрым огоньком в глазах. Один из парней кивнул на приятеля, угрюмого мужика с застывшим в му́ке лицом. – Вон Михаил дочь с внуком вчера схоронил. Мальцу и месяца не было. Так ты ему расскажи про пустое.

Мужики что-то злобно пробурчали и, одарив Мордока ненавистными взглядами, вся компания отправилась вслед за склочницей.

– Что там, Магнус? – Сзади неслышно подошла Айна.

Мордок задумчиво загладил волосы со лба, повернулся к жене. Та держала ведро с использованной водой. Каждый день с утра до ночи в домах Грейстоуна только и занимались тем, что парили да кипятили. А ко всему окуривали помещения едким травяным дымом.

– Да вот пришла, говорит, весь Грейстоун на Нарингу ополчился, – ответил он, забирая у неё ведро. – Думают, она моровýю накликала.

Айна поправила платок.

– Я тоже слышала.

– Чего слышала?

– Будто бы кто-то видел, как Наринга посреди ночи на болотах призывала большую беду на Грейстоун. – Она с тревогой взглянула на угрюмое лицо Магнуса. – Что это, а?

– Ну ты-то хоть не верь поганым языкам.

Айна неуверенно пожала плечом.

– Я не верю, Магнус. Только… – она зябко поёжилась, – не случилось бы чего. Уж как-то мне неспокойно.

Он выплеснул под кусты воду, отставил ведро и взял Айну за руки.

– Всем нам сейчас непросто. – И, приобняв за плечи, повёл обратно в дом.

Пропустив жену в дверь, сам задержался на пороге. Чёрные столбы дыма, поднимаясь над селом, сгущались в непроглядную тучу.

Неожиданно за пару дворов от дома Мордоков поднялась нехорошая суета, и тягучий, надрывно-горестный стон скребнул по сердцу. Обернувшаяся Айна зажала рот и поспешно перекрестилась.

____________________

[1] Морова́я (моровое поветрие) – исторически общее название острых инфекционных заболеваний с высокой заразностью и летальностью (в т.ч. чума).

Глава 20

Чем дольше не уходила морова́я, тем крепче становилась людская ненависть, с новой силой вскипая с пришедшим в чей-нибудь дом несчастьем. Кто и когда первым бросил обвинение в Нарингу, впоследствии так и не вспомнили. А в те тяжёлые дни даже разбираться не стали. Не до того.

Однако мысли о чёрном колдовстве, совершаемом ведьмой под покровом ночи, прочно засели в умах убитых горем людей. Всё пристальнее селяне смотрели в сторону знахарки. Всё громче летели в неё проклятия.

Столько загубленных жизней, столько оборванных надежд и мечтаний – во всём виновата проклятая травница!

За обвинениями понеслись угрозы. В осеннем воздухе, напрочь пропахшем едкой гарью, наполовину с отчаяньем витала враждебность. И только защита старшего Мордока, двадцать лет назад обещанная старухе, удерживала людей от расправы.

Твердокаменный Мордок был непоколебим в своей вере. Но однажды к нему явился Гавр. Молодой немногословный охотник позвал Магнуса в лес. Мол, кто-то из местных напоролся на древнем капище, что как раз за болотом, на следы сатанинского ритуала.

Мордок отправился с охотниками в обход заболоченной мари. Покинув заросли, группа вышла к лысой поляне – пятаку угольно-чёрной земли, лишённой даже мелкой былинки. Чёртово место, болтали в Грейстоуне. Ходили слухи, в глухой древности дьявольское отродье частенько устраивало здесь шабаш.

Жутковатое место окружали высокие каменные столбы, густо испещрённые глубокими расколами – шрамами времени. Между истуканами уныло выл ветер. Покружив, уносился прочь, чтобы запрятаться среди голых деревьев, и чуть погодя возвращался снова. Посреди лысой поляны возвышался бесформенный монолит.

– Ты хотел доказательств? – сдержанно произнёс за спиной чей-то голос. – Смотри.

С нехорошим предчувствием Магнус приблизился. У подножия камня кто-то растянул знакомую шерстяную хламиду. Ветер с хлопаньем пошевеливал углы ветхой ткани, посреди которой багровела жутковатая фигура, густо окроплённая кровью. Кто-то уложил в знак Атсхала заячьи лапы, птичьи головы, перья…

По бледным раздутым языкам сочились красные нити. В неподвижных глазах темнело мёртвое небо. Лёгкие порывы ерошили слипшуюся шерсть, отчего казалось, что безобразная химера шевелится, хватаясь за жизнь.

От совершённого святотатства душу придавила каменная тяжесть.

– Жертва тёмным богам, – с дрожью в голосе проговорил Дакота. Он откинул капюшон меховой накидки и дрожащей рукой провёл по седеющим волосам.

Главный охотник оторвал глаза от ритуального подношения и переместил взгляд выше. Чудовищный истукан был исчерчен угольными колдовскими символами. Где-то Магнус такие однажды видел. В выемке стояла деревянная чаша. От неё вниз по камню, чуть прихваченные первым морозом, тянулись вязкие кровяные потёки.

– Наринга, – произнёс позади уверенный голос. Обернувшись, Мордок увидел Виндока. Тот шёл через поляну, направляясь к охотникам. – Магнус, ты сам знаешь, что это она.

Мордок оглянулся на товарищей. Те молчали, отводили глаза и в нерешительности переступали с ноги на ногу.

– Все знают, что она под твоей защитой, – продолжал Уорд. – Понимают, что ты считаешь себя обязанным старой ведьме. Как-никак она твоего пацана с того света вытащила. Потому тяжело тебе правду принять.