Джинкс повела плечами: конечно, он тут не скучает! Он развлекается тем, что выслеживает и убивает тех бандитов, кто шел против законов нижнего города. Чудовищная справедливость Варвика приводила головорезов со всего Зауна в восторг, некоторые группировки скармливали ему предателей, и такая смерть почиталась за искупление грехов. Если задуматься, то уже существовал целый культ Варвика, многие носили нашивки с волчьей мордой, некоторые даже набивали себе татуировки с ним. Он был звездой.

Выбираясь из шахт, Джинкс наткнулась на останки двух предателей, с сожалением ответив, что те не додумались забрать из доков ее пушки. И где их хваленая бандитская жадность? Если ее оружие растащит заунская шпана, она никогда его больше не увидит!

Однако пройдя дальше, она увидела Скелетницу и Чпокера, их оставили у входа в шахту, чтобы не мешали тащить шест.

— Скучали? — улыбнулась Джинкс, кое-как устраивая на спине Скелетницу, а Пау-Пау помещая в кобуру на поясе.

Теперь нужно было найти Ишу. Джинкс не знала, этот гениальный план мести пришел в голову только двум ее идиотам-напарникам или распространился дальше и участвует кто-то еще. Иша могла спокойно спать в лавке под защитой Зиггса, а могла уже бежать по подворотням от погони.

Оказавшись на улице, Джинкс увидела, что уже наступает утро. К тому моменту стало ясно, что рука действительно сломана, и потому что она распухла, не двигалась и нещадно болела. Правая, чтоб ее. Почему Варвик не начал ее освобождать с левой?…

Первым порывом Джинкс было бежать в лавку, но, пройдя несколько улиц, она наткнулась на патрульных — не миротворцев, а тех, кто охранял покой химбаронов и их склады. То, каким взглядом проводил ее попавшийся на пути головорез, заставило Джинкс пересмотреть свои планы.

Если Нюхач уже всем растрепал, что она одна из предателей, то за ее головой будут охотиться не только люди Гласк, но и другие — просто чтобы выслужиться. Соваться на улицы самой нельзя, тем более без оружия и с переломом.

Отыскав на ближайшей свалке дырявую тряпку, Джинкс обернула ее на подобии плаща с капюшоном, и побежала прочь из города.

Она запретила себе останавливаться, даже когда грудь уже разрывало от боли: Иша хорошо прячется и наверняка скроется, но на счету может быть каждая минута. Чем быстрее они с Экко вытащат малявку из города, тем лучше.

Экко увидел ее, когда облетал окрестности уже в четвертый раз. Узнал по косам, которые тянулись за бегущей внизу маленькой фигурой, и сразу направил скайборд вниз.

Он не стал вылетать перед ней, опустился и какое-то время они двигались рядом, она бегом, а он на доске. Заметив Экко, Джинкс сбавила скорость и, пробежав еще немного, остановилась.

— Иша, — хрипло выдавила она, когда Экко спрыгнул и с доски и подошел к ней. — Надо ее забрать…

— Она прибежала три часа назад, с ней все в порядке, — ответил Экко.

От облегчения у Джинкс закружилась голова и она пошатнулась, тогда он подхватил ее и сбросил с ее лица капюшон.

Она вся была в крови. Волосы, лицо, одежда… Белая, как паутина, кожа, и черные кровавые разводы, из-за которых выступали следы гари. Как на том мосту, даже хуже. Глаза Экко округлились от ужаса, ему словно в голову выстрелили, он стал лихорадочно осматривать ее, ища раны.

— Чья это кровь!? — спросил он, не найдя ни одной. Только руку, несколько шишек на голове и сбитая кожа на локтях и бедре. И что за привычка ходить на дела полуголой?…

— Двое идиотов хотели скормить меня Варвику и он их сожрал, — вздохнула Джинкс, все еще пытаясь отдышаться. — Я обняла его на прощание.

Экко закрыл свое лицо руками в массивных перчатках, с трудом приходя в себя: в первую секунду он подумал, что она сбежала из пыточной. Его все еще колотила дрожь.

— Нам надо поговорить, Экко, — сказала Джинкс, подняв на него мутный взгляд подернутых розовой пленкой глаз.

— Поговорим потом, — сказал он, делая глубокий вдох. — Идем домой.

Они добрались до деревни на доске Экко, те из поджигателей, кто так и не лег, встретили их с облегчением и проводили к Стиву, местному костоправу. Полноватого парня вид кровавых разводов взбодрил получше утреннего кофе, но, как и Экко, он быстро понял, что все не так плохо. Осмотрев руку Джинкс, он сказал, что это вывих, и предложил вправить под обезболивающим.

— К черту таблетки! Правь так, — отмахнулась она, протягивая ему распухшую конечность.

Она закусила предложенное полотенце, и Стив взял ее за руку. Экко стоял в стороне и сосредоточенно наблюдал за всем, но, когда суставы с хрустом вошли на место, он зажмурился и отвернулся. От полноты ощущений, глубоких и острых, Джинкс закричала сквозь зубы, но почти сразу рассмеялась. Ее глаза засверкали розовым сквозь брызнувшие слезы.

— Боль пройдет через несколько дней, полное восстановление через пару месяцев. Не напрягай руку, — попросил Стив.

— Какая боль, я уже ничего не чувствую! — хмыкнула Джинкс, встряхнув кистью и похлопав парня по плечу. — Ты отличный врач, Стив, спасибо!

Потом они с Экко отправились домой, где ей предстояло провести какое-то время с благами канализации, которую она помогала строить.

— Тебе нужна помощь? — предложил Экко, проводив ее к умывальной. Он беспокоился из-за руки.

— Хочешь со мной? Ну, если тебя такое заводит… — оскалившись в кривой улыбке, Джинкс развела руками и качнула бедрами, демонстрируя гарь и разводы запекшейся крови по всему телу и одежде. — То кто я такая, чтобы тебя осуждать?

Он закатил глаза и подтолкнул ее в умывальную, закрывая за ней дверь. Изнутри донесся истерический смех.

Джинкс осталась одна. Она встала под воду на тесном поддоне, окруженном водонепроницаемой занавеской, и смотрела, как бурая жижа стекает с нее по стоку. Прохладные струи, бьющие по телу, притупляли боль и унимали клокочущую внутри истерику, а без нее Джинкс почувствовала себя хромым, у которого отобрали костыль. Сила духа оставила ее, захотелось оттянуть момент, когда придется выйти и говорить о том, как она облажалась, поэтому она стояла под водой очень долго. В конце концов Экко сам пришел за ней с чистой сухой одеждой и полотенцами.

Он вытер ее, помог справиться с волосами и делал все это с таким лицом, будто умывает и одевает пациента, а не девушку, от тела которой ему обычно сносило крышу. На Джинкс накатила усталость. Она смотрела в зеркало, словно наблюдая за ними со стороны. В памяти отпечаталось, с каким сосредоточенным видом он расчесывает ее волосы, и еще ее собственное растерянное лицо. Без темных следов и туши оно выглядело очень бледным и таким… детским.

— Я работала на Ренату последние полтора года, — призналась она. Не потребовалось никаких усилий, чтобы решиться, она просто сказала это и все.

— Я в курсе, — хмуро ответил Экко. — Иша сказала мне еще в первый раз, когда ты оставила ее со мной.

— Почему молчал? — спросила она удивленно.

Экко вздохнул. Иша рассказывала ему обо всем, что делала Джинкс, а пару раз он вылетал и следил за ней, чтобы увидеть все самому. Он знал, что она старается, чтобы ее не видели, не палит во всех подряд, наоборот, по возможности не оставляет следов. Она работала на Ренату не ради личной выгоды и не трогала никого, кроме бандитов, это сотрудничество позволило им значительно улучшить жизнь людей в деревне. Экко решил, что Джинкс знает, что делает, и в происходящем нет ничего опасного.

— Сейчас понимаю, что не должен был, — произнес он, посмотрев на нее через отражение в зеркале.

Они вышли из умывальной, устроились за столом и Джинкс рассказала подробности.

— Теперь все кончено, — сказала она в конце своего рассказа. — Рената наверняка ищет меня. Я больше не смогу вернуться в Заун.

Экко сидел напротив с мрачным видом. Он думал.

— Злишься? — спросила Джинкс, не выдержав. За весь ее рассказ он ни слова не сказал и это начинало ее нервировать.

Ее вопрос заставил его усмехнуться, Экко качнул головой. Слово «злишься» было слишком мягким.