Я уж была готова и одета. Так что пришлось быстрее выйти, чтоб не передумать.

— Сколько тебе нужно времени? — шепотом спросил герцог.

— Не долго, Дэймонд. Будь тут, вдруг кто-то проснется, а ты…

Я не успела договорить, так как сзади послышались шаги. Тело окаменело, я не смогла ступить шагу. Дэймонд тоже растерялся, хотя характер его должности не подразумевал такого. Поэтому мы вдвоем ничего не предприняли, а просто стояли и ждали конца.

К великому счастью, спустя пару секунд на горизонте показался Милош. Он шел тихо и спокойна, палкой ковыряясь в земле. Словно ребенок исследовал неизвестные ему лес. И он будто случайно наткнулся на нас. Но его уверенные и серьезные глаза говорили об обратном.

Он остановился и пару секунд молча смотрел на нас. Затем заговорил:

— Конспирация страдает. Но, к вашему счастью, это всего лишь я. — впервые видела друга таким ироничным. Поэтому с еще большей растерянностью застыла.

— Мариника, очухайся! Мы идем или нет?

— Ты со мной пойдешь?

— Он с тобой пойдет? — спросили мы с герцогом одновременно. Мы непонимающе переглянулись и глупо уставились друг на друга.

— Ребята, какие-то вы заторможенные! Но неважно. Мариночка, идем же скорее.

Я по инерции подошла к Милошу. Дэймонд попытался задержать меня, но наткнулся на уверенный взгляд матроса и отступил.

Я быстро занырнула в палатку и взяла настоящее зелье, обернув его черной тканью. Бутыль была слишком большой, чтоб спрятать ее более надежно.

Поэтому я привлекла внимание мужчин. Они немигающее смотрели на ткань, точнее на то, что она прятала. А по характерным звукам булькающей жидкости они сделали соответствующие выводы. Но оба промолчали.

Я направилась в глубь острова. Свою ношу я не отдавала Милошу, хоть он и предлагал. Я хотела найти надежное место, чтоб даже после моего побега зелье никто не смог бы найти. Мы блуждали около часа, осматривая разные места.

Я сдалась и дала бутылку другу, наказав хранить, как зеницу ока. И вот спустя несколько секунд Милош удивленно воскликнул:

— Я понял! Маринка, я все понял! Лучше б мне ошибаться. Скажи, что это не эликсир жизни, который ты планируешь заменить и отдать императору подлог.

Я могла бы соврать, но гордость вдруг проснулась во мне и заговорила:

— Я не собираюсь его ему отдавать! Я вылью подделку у него на глазах, и сполна наслажусь его темнеющим взглядом с примесью ненависти и отчаяния. Я лично увижу крах императора.

— Да что ж с тобой не так? Ты выглядишь такой злой!

— Милош, этот человек убил моих родителей, а до этого подстроил их сближение и мое рождение, чтоб истребить народ, к которому я все еще принадлежу. Думаешь, у меня нет поводов ненавидеть его?

Милош промолчал, но его глаза говорили громче любых слов. В них читалась жалость. Жалость ко мне, к моей разрушенной жизни, к моей почерневшею душе, к моим грустным глазам и к слезе, что скатилась по моей побледневшей щеке.

— Как же много в тебе злобы. Но, Мариника, знай, даже если это единственный способ для тебя освободиться, то я все равно буду на твоей стороне. Какие б последствия это за собой не повлекло. Ты можешь всегда на меня рассчитывать.

— Спасибо, Милош. Мне так не хватало твоего братского плеча рядом.

И неожиданно для себя я бросилась к нему в объятия, истошно рыдая. Передо мной успел пронестись разочарованный моими словами вид Милоша. Что ему не понравилось?

Но я все так же плакала, освобождая боль и страх, что копились во мне так долго. Милош молча гладил меня по плечу, давая возможность побыть одновременно и с самой собой наедине и с ним.

Спустя несколько минут моего плача Милош вдруг произнес:

— Я знаю, куда спрятать зелье. Пойдем со мной.

Милош повел меня куда-то к берегу. Мы остановились метрах в пяти ста от нашего лагеря. Друг уставился на море и молчал.

— Я не могу спрятать его в море. Его там найдут. Нужно на суше.

Милош не понял причину такого решения, но промолчал. Конечно, для него казалось более логичным прятать вещь туда, куда человек не доберется, но он просто не знал о проворности людей.

— И не надо. В последние дни у меня было много свободного времени. Я тратил его на прогулки. И тут я нашел одно место, которое незнающий вряд ли заметит.

— Но ты же заметил! — справедливо сказала я.

— А мне подсказали. — с ухмылкой сказал друг. На мой вопросительный взгляд он ответил: — Да что ты так смотришь? За белкой я бежал, и она туда заползла.

Мы подошли к высокому дереву, спрятанному за огромным количеством кустарников и низких деревьев. Милош подошел вплотную к нему, хотя это было и тяжело. И отодвинув листву, показал мне дупло.

— Положи поглубже. Его никто не найдет.

Я с сомнением посмотрела на друга.

— Да давай. Ты б сама никогда не заметила б это место. — тут я была вынуждена это признать. Ну что ж, видимо, придется довериться белочке.

Я аккуратно подошла к дереву. Не знаю, зачем, прижала зелье к себе. Я обнимала его словно кого-то близкого и плакала, как при встрече после долгой разлуки. Бутыль отвечала мне теплом, согревая сердце.

Я аккуратно положила зелье в отверстие, на всякий случай, прикрыв его листьями.

— Кажется, все. Теперь дело осталось за малым. Уничтожить императора.

— Ты веришь в это? Что удастся его разбить?

— Да. иначе меня тут не было б.

В лагерь мы вернулись нескоро. Мы долго запутывали следы, убирали сломленные нами ветки и носили новые.

Милош предложил прогуляться, но мне не хотелось подводить герцога. Поэтому я поторопилась назад.

Дэймонд дремал у моей палатки. Вот это у меня надежный сторож.

Милош тоже, глядя на это непотребство, усмехнулся. Кинув на меня прощальный взгляд, он вернулся к себе. Вся веселость и спокойствие друга беспокоили меня. Ему не была свойственна легкость. Он всегда был задумчив и аккуратен. Неужели так он реагирует на предстоящий стресс? Или же я так сосредоточилась на себе, что совсем не заметила изменений в нем?

Стараясь не шуметь, я подошла к герцогу. Он спал, но эмоции на его лице выражались четко. Губы были сложены в одну бледную полоску, брови сдвинуты к центру, желваки играли. Страшно, когда сон не приносит долгожданного отдыха. Что бы человек ни делал, он всегда натыкается на то, что не успел отдохнуть, а если еще и во сне не расслабляться…

Опершись руками об ноги, я опустилась на уровень генерала и посмотрела в его лицо. Не знаю, что хотела там найти. Может, ответы на вопросы, может, успокоение. Его облик всегда дарил мне легкую тревожность от его близости и в то же время полную гармонию с собой и с миром, и сейчас я старалась поймать это легкое и пьянящее чувство.

Но страх и не собирался уходить. Сердце колотилось, как бешенное, а руки, потея, соскальзывали. Почему привычное лицо не успокоило и в этот раз?

Разочаровавшись, я уже собиралась уходить, но Дэймонд внезапно проснулся. Он схватил за руку уже отвернувшуюся меня и удержал.

— Все хорошо, Мари? — спросил он с намеком.

— Да, мы все сделали. — едва различимым шепотом произнесла я.

Герцог внимательно оглядел меня. Волнение начало отступать. Но все же Дэймонд уловил некую усталость и неохоту в моих движениях и глазах:

— Ты же не хочешь делать то, что сделаешь завтра?

Я задумалась. Свой план я сотню раз прокручивала в голове, взвешивала все за и против. Но всегда ненависть побеждала здравый смысл. Но сейчас я не смогла соврать:

— Не хочу. Но сделаю.

— Знаю. Раз уж так уверенна, то почему все еще боишься? Нельзя быть трусливым и напуганным злодеем. А то получится жалкий шепот, а не уничтожающий крик.

— Ты не будешь меня отговаривать?

— А ты хочешь, чтоб тебя отговорили? Поздно давать заднюю. Ты уже закрутила опасную ситуацию вокруг себя. Теперь только один путь — вперед.

Я понимаю, что своими действиями я полностью лишила себя возможности вернуться в прошлую жизнь. И, кажется, нежелание в нее возвращаться, было сильнее страха перед будущим.