- Где же это? – произнёс недоверчиво Гурьев.

- Ну как же, Артемий Николаевич, вы так высоко шапку подбросили, что чуть не сбили меня, когда я над вами пролетал, а ещё и кричали, что-то не по нашему. Мне потом сказали, что это итальянский язык.

- Так это вы там на красном крыле летали? А девушка, что с нами на итальянском здоровалась, кто она? – несколько возбудился Артемий Николаевич.

- Катька Балашова, только она ещё девчонка, пятнадцать лет ей всего. Да вы её наверняка встречали в Сосновке, когда к Феодоре Савватеевне заходили.

- Не помню, – задумчиво произнёс Гурьев.

- Так что вам запоминать деревенских ребятишек. И знаете Артемий Николаевич, я должен просить у вас прощения. Я ваше имя использовал без вашего разрешения.

- Это как так? – нахмурился Гурьев.

- В прошлый приезд я познакомился здесь с купеческой вдовой Дарьей Александровной Зотовой и принял в ней участие, так как после смерти мужа у неё осталось двое детей и долги, к тому же она простудилась и болела. А ко всему прочему ей очень докучал её сосед, некто Хренов, который её домогался. Получив отказ, он стал требовать с неё деньги, которые по его словам, занимал у него муж Дарьи Александровны. Городовой Горлов Игнат Степанович с моей помощью этого Хренова разоблачил. Чтобы оградить Дарью Александровну от дальнейших посягательств я попросил Горлова присмотреть за семейством Зотовых и дабы придать вес своей просьбе сказал, что за неё просят очень влиятельные люди, а поскольку никого из влиятельных людей я не знал, то вспомнил как о вас рассказывала мне Феодора Савватеевна. Вот так и назвал вас.

- Да что вам за дело до этой купеческой вдовы? - вдруг спросил внимательно слушающий мой разговор с Гурьевым помощник исправника.

- Очень похожа Дарья Александровна на …, - господи что я несу, вовремя спохватился я. Пришлось выкручиваться. - Впрочем, это не важно! Помочь женщине попавшей в беду долг любого порядочного человека. А Дарья Александровна, ко всему прочему, ещё и очень хороший художник. Ещё раз прошу у вас, Артемий Николаевич, извинения, готов понести любое наказание, только на дуэль меня не вызывайте.

Про дуэль сказал специально, нужно было сбить Артемия с серьёзного настроя и заставить хотя бы улыбнуться. Наверняка идея дуэли взрослого дворянина с крестьянским пареньком покажется ему до смешного нелепой. И действительно, Гурьев в изумлении уставился на меня, а потом захохотал.

- Отчего же я не должен вызывать вас на дуэль? – смеясь, спросил меня Артемий.

- Да боюсь я дуэлей этих до дрожи. Тут намедни в меня один варнак из пистоля пальнул и в ногу попал. Хорошо хоть вскользь пулька прошла, а нога все равно болит. Так уж давайте как-нибудь без дуэлей обойдёмся.

- Хорошо, я не буду вызывать вас на дуэль, - всё ещё посмеиваясь, сказал Гурьев, - но вы должны научить меня летать на этой вашей штуке и познакомить с бесстрашной «амазонкой».

- С Катькой познакомлю. А вот научить вас летать на параплане, так мы эту штуку называем, быстро нельзя, потренироваться нужно.

- Господа вы это обсудите позже. А сейчас вы Алексей мне объясните, что это за полёты такие, – вмешался Граббе.

- Охотно, Карл Оттович. Полётом, в строгом смысле, это назвать нельзя. По сути это мало чем отличается от катания на лыжах с горы. Только если в первом случае лыжи скользят по заснеженному склону под воздействием силы тяжести, то здесь, под воздействием той же силы, вы скатываетесь по воздушной массе, и роль лыж играет устроенное определённым образом крыло из шёлка. А суть одна - вы перемещаетесь из точки которая находится выше в точку, которая находится ниже. И никак иначе.

- Но как же? Я же видел, что вы все взлетали вверх! – воскликнул Гурьев.

- Ну, это как посмотреть. Всё зависит от системы координат.

- Что вы имеете ввиду?

- Если систему координат расположить на поверхности земли, в данном случае на дороге, то в определённый момент вы увидите, что параплан поднимается вверх по оси «Х», но если вы ту же систему координат расположите в воздушном потоке, то увидите что по той же оси «Х» параплан по прежнему снижается.

- Что-то слишком мудрено! – сказал вдруг Карл Оттович.

Заморочив бедным блюстителям порядка голову и видя, что до них не совсем доходит система относительности координат пояснил:

- Вчера для катания на параплане погода была почти идеальная. Не слишком сильный восточный ветерок дул перпендикулярно склону на вершине, которого мы и расположились. Встречая преграду, воздушный поток несколько уплотняется и поднимается вверх, за одним поднимает и нашу игрушку. В безветренную погоду пришлось бы после каждого полёта затаскивать параплан на руках.

Пока Граббе с Гурьевым молчали, осмысливая вываленную на их головы информацию, решил воспользоваться ситуацией и попытался выбить у полицейского чина разрешение на дальнейшие развлечения с парапланом.

- Карл Оттович, я с друзьями хотел бы и дальше тренироваться в катании на нашем крыле. Тем более охотников попробовать себя в этом новом развлечении уже достаточно. Вон даже и господин Гурьев не против прокатиться. Но вызывать нездоровую ажиотацию среди обывателей мне не хочется. Нельзя ли каким либо образом получить в вашем ведомстве разрешение на это дело. Тем более в будущем я хочу приспособить к параплану мотор, и тогда полет будет настоящим, то есть от направления ветра не зависящим и горка, чтобы взлететь не понадобится.

Граббе помедлил с ответом, поглядывая то на меня то на Гурьева и наконец произнёс:

- Я обдумаю вашу просьбу, посоветуюсь с городскими властями и потом дам ответ. Похвально, что вы проявляете благонравие и благоразумие. Но пригласил вас я не за этим. Вот посмотрите и по возможности прокомментируйте.

С этими словами он подал мне телеграфный бланк. Я, подозревая какой-то подвох, осторожно взял бланк и прочитал на полосках бумаги текст, смысл которого был прост. Барнаульской полиции предписывалось: первое - под благовидном предлогом задержать в Барнауле иностранцев, которых сопровождают тюменские полицейские Гурьев и Евтюхов; второе – доставить в Барнаул из села Сосновки Забродина Алексея и Новых Феодору Савватеевну и поселить в гостиницу. До приезда некого Мещерякова А.В. больше в отношении указанных лиц никаких действий не предпринимать.

Вот же Россия-матушка! Написал какой-то высокий чин доставить и, ведь, доставили бы и скорее всего под конвоем. А всего лишь большому чиновнику неохота ехать в какую-то зачуханную деревушку. Как там у вождя: "страшно далеки они от народа" вот и огребутся по полной лет через тридцать.

- Позвольте вопрос Карл Оттович?

- Спрашивайте, – разрешил помощник исправника.

- Мещеряков А.В. - это кто?

Тот посмотрел на меня как на человека сморозившего глупость, но ответил:

- Мещеряков Арсений Владимирович – один из заместителей директора Департамента полиции.

Вот как! Заплыла, значит, в наш тихий деревенский прудик пара щук с большой воды и начнут они из бедной козявки «голенище кроить». А тут ещё и Карл Оттович смотрит неприветливо, ответа ждёт.

- Большой человек! – констатировал я очевидный факт. – Так вы уже один приказ выполнили. Я в Барнауле, Новых Феодора Савватеевна тоже здесь. А если Артемий Николаевич приезжим итальянцем шепнёт, что Алексей Забродин, житель села Сосновки, находится в данный момент в городе и никуда уезжать не собирается, то и второй приказ будет выполнен. После этого сообщения вы их из города не выгоните. И скорее всего они предпримут всё, чтобы встретиться со мной в самое ближайшее время.

Граббе с нескрываемым удивлением, смешанным со скепсисом произнес:

- Да откуда же они о вас прознали, и что им от вас понадобилось такого важного, что даже из Рима в нашу глушь приехали?

- Полагаю, что им надо тоже самое, что и господину Мещерякову. А узнали они про меня из моего же письма, которое я год назад послал одному ватиканскому аббату.

Тут оба полицейских уставились на меня с изумлением и недоверием. Они, похоже, полагали, что подросток из глухой сибирской деревни не может, не то чтобы писать, а даже знать о существовании Ватикана и римского папы.