- Тогда я правильно сделал, что не стал вызывать вас на дуэль, - окончательно развеселился Гурьев.

- Ну так что, идём?

- Пошли!

Когда мы ввалились в дом к Дарье, та удивлённо взглянула на нас.

- Дарья Александровна, позвольте представить вам моего хорошего знакомого, Гурьева Артемия Николаевича, а Игната Степановича, защитника нашего, представлять нужды нет. Вы и так его хорошо знаете.

После церемонии представления, нас пригласили попить чаю. Дарья не знала как себя вести в присутствии незнакомого гостя, поэтому мне пришлось трещать без умолку. Но и Артемий не остался безмолвным и разговор поддержал:

- Дарья Александровна, Алексей говорит, что вы хорошо рисуете, можно взглянуть на ваши работы?

- И, правда, Дарья Александровна, покажите что-нибудь из новых рисунков, - поддержал я Гурьева.

По-видимому, Дарьюшка за последние месяцы довольно много общалась с Аннушкой и её подругами, и те убедили её, что она неплохо рисует, поэтому она не стала стесняться и, встав из-за стола, принесла папку. Прежде чем подать папку Гурьеву, она вынула оттуда один лист и протянула его Горлову:

- Игнат Степанович, вот возьмите. Это подарок от меня.

Игнат взял листок и замер, всматриваясь. Я заинтересовался и попросил Игната показать рисунок. Тот нехотя протянул листок мне. Нет! Определённо Дарья не обделена талантом. Изображённый в полный рост городовой Горлов, вид имел молодецкий. Сразу было видно, что у такого не забалуешь. Но вместе с тем в рисунке присутствовала и насмешливая нотка. Создавалось впечатление, что художник чуть иронизирует над симпатичным ему человеком.

- Посмотрите, Артемий Николаевич, каков молодец! - показал я портрет Гурьеву.

Тот взял листок и стал его рассматривать, отрываясь, чтобы взглянуть на оригинал. Наконец он вернул рисунок хозяину со словами.

- Вы здесь, Игнат Степанович, очень похожи. Закажите рамку со стеклом, вставьте туда портрет и повесьте дома на стенку. Родственники будут вами гордиться.

Горлов принял лист и растерянно держал его в руках, боясь помять. Видя это, Дарья сказала:

- Настя, принеси Игнат Степановичу пустую папку.

Девчонка метнулась в другую комнату, вернулась с папкой и отдала её Горлову. Тот бережно уложил туда портрет:

- Благодарствую, Дарья Александровна!

Артемий тем временем внимательно просмотрел остальные рисунки.

- Дарья Александровна, я конечно не специалист, но мне ваши акварели понравились. Вы картины не пишете?

- Пишет она картины, - встрял я. – Дарья Александровна, вы портрет Аннушки, ну то есть Анны Николаевны, дописали?

- Да! – радостно кивнула женщина.

- И что, уже подарили? – заинтересовался я.

- Нет еще. Мы решили организовать выставку моих работ в зале госпожи Ивановой перед самым концертом, и Анна Николаевна согласилась, чтобы я там и её портрет показала.

- Вот даже как! – сделал я вид, что удивлён, хотя и сам подсказал Саре эту идею. - А можно нам взглянуть на этот портрет?

Дарья неуверенно кивнула и вынесла, вставленный в довольно простую раму, портрет нашей красавицы.

- Вот! – тихо и чуть краснея произнесла она.

Однако! Молодая и очень красивая женщина радостно смотрела с полотна прямо на зрителя. И было понятно, что она просто счастлива видеть дорогих гостей, которые только что вошли. А выглядывающая из-за материнской юбки любопытная рожица будущей ведуньи, только подчеркивала это впечатление.

- Кто это? – не сразу выговорил Артемий.

- Это дочка и внучка Феодоры Савватеевны Новых, которую вы, Артемий Николаевич, расспрашивали прошлым летом обо мне и приезжих итальянцах. Дарья Александровна, великолепный портрет у вас получился. Вы его Аннушке показывали?

- Нет. Спросила только, могу я выставить её портрет, который нарисовала. Она согласилась. А портрет Софрона Тимофеевича можно там выставить?

- Вы и его написали? – в этот раз искренне изумился я.

- Да!

- Показывайте! – потребовал я, сам сгорая от любопытства.

Меня портрет деда очень даже впечатлил. Сразу было видно, что, несмотря на седую гриву волос и седую бороду, этот суровый старик нисколько не утратил ни сил, ни крепости духа. Особенно выразительно были выписаны узловатые мужицкие руки.

- Удивили, Дарья Александровна! – одобрительно произнёс я. – Однако сдерём мы со старого кержака изрядную денежку.

- Но… - начала было Дарья.

- Никаких но, Дарья Александровна! Портрет хорош, а дед состоятельный. Так что пусть платит.

- А кто это? – снова вопросил Артемий, мельком глянув на дедовский портрет.

- А это, Артемий Николаевич, дед мой – Софрон Щербаков. Основатель будущей купеческой династии.

- Ваш дед? – изумился Гурьев. – И вы хотите взять с него за портрет деньги?

- Разумеется, Артемий Николаевич. Я ведь являюсь торговым агентом Дарьи Николаевны. Она творит, а я её картины и рисунки продаю. И то, что заказчик мой дед ничего не меняет. Единственное что я могу, это не брать с него мою долю, но делать этого не буду, пусть старик платит. Так, что если вы захотите что либо купить из творений Дарьи Александровны, то обращайтесь ко мне.

- Вот даже как! – развеселился Артемий. – Вижу, что вы своего не упустите. Кстати! – воскликнул Гурьев. – Согласились итальянцы на ваши условия.

Он взглянул на часы и стал прощаться. Уходя, сказал:

- В два часа, Алексей. Не опаздывайте!

Я тоже попрощался с Дарьей и пошел домой переодеться и поразмышлять. О чём говорить с петербургским чиновником я давно спланировал и даже написал три не слишком длинные записки. Одну про невесту будущего императора Николая Второго принцессу Алису Гессен-Дармштадскую, носительницы гена гемофилии. Вторую записку, об японском городовом, что поджидал с тупой саблей наследника российского престола. А в третьей записке писал о великом князе Георгии и его будущей болезни. Все три послания были снабжены припиской, что это всё случилось в другом мире. Записки я запечатал в конверты и написал сверху «Совершенно секретно». Я планировал передать их петербургскому чиновнику.

Спланировал-то я - спланировал, только вот этот гусь об этом не знает, и все мои планы могут пойти коту под хвост. А тут ещё итальянцы! Эк их припёрло! Согласились, значит заплатить. Как бы мне теперь этот петербургский интриган всю малину не обгадил. А ведь как бы эти двадцать тысяч пригодились. Ладно, что попусту гадать, встречусь с господином Мещеряковым, и всё прояснится, хотя это не факт. Может всё ещё больше запутаться.

Ровно в два часа, сияя, как начищенный медный пятак, я вошёл в знакомый кабинет. Застав там прежний ареопаг, я вновь вежливо поздоровался. На этот раз мне ответили, причем все трое по старшинству. Артемий, разумеется, промолчал, но кивнул. На этот раз я наглеть не стал и смиренно дождался приглашения присесть.

- Господин Забродин, в прошлую нашу встречу, мы немного не поняли друг друга. Поэтому я предлагаю забыть это недоразумение и начать наши отношения с чистого листа, - проговорил Мещеряков и снисходительно усмехнулся.

Не желает большой начальник извиняться за своё пренебрежительное ко мне отношение. Ну, тогда и я не буду извиняться за свою наглость и непочтительность.

- Уважаемый господин Мещеряков, я бы не сказал, что мы друг друга тогда не поняли, но я за конструктивный диалог. Поэтому задавайте вопросы, а я по мере своих возможностей буду на них отвечать.

- Дерзишь, юноша! – опять попытался наехать на меня Мешеряков.

Ну никак не хочет большой начальник разговаривать со мной на равных. Так и норовит указать мне,

убогому, моё место. Тут я вспомнил виденную в интернете фотографию, папуаса в «котеке» сидящего на каком-то заседании в ООН.

- Помилуйте, Ваше Превосходительство! Какая дерзость! Я просто предлагаю перестать мерятся «котеками» и поговорить, то есть поделиться информацией к обоюдной пользе.

- Чем меряться? – не понял меня Мещеряков.