В третьей четверти первого класса жизнь моя изменилась к худшему. Арина навсегда исчезла из моего поля зрения. Зина-образина, видимо, этому радовалась, а мне стало как-то совсем грустно. Никакой радости в этой жизни. Одна из первых сексуальных фантазий испарилась. Конечно, эта фантазия была только на уровне глубинного подсознания. Я, как бы, не осознавал на чём основано моё влечение к Арине, тем не менее, оно всё-таки было. Может, оно и стало причиной того, что я через двадцать один год женился на учительнице. Может быть, так оно и было, но это – аспект профессий, я же поставил себе другую задачу, разобраться с именами. Арины не так уж часто встречаются на просторах нашей необъятной Родины. На момент исчезновения моей первой фантазии я знал только одну Арину, которая была няней Пушкина. Через двадцать лет после исчезновения мне подвернулась ещё одна Арина, причём в реальной жизни. Что самое интересное, то про Арину Родионовну я помнил, когда трахался с реальной Ариной, а вот про свою детскую сексуальную фантазию напрочь позабыл, да и вряд ли бы вспомнил, если бы не Батюшка с его Евгениями и Валентинами. Реальная Арина оказалась так себе, на раз сойдёт. Ещё одну Арину, я увидел по телевизору где-то лет через десять после того, как трахнул Арину одноразовую. Арина Шарапова было ей имя. Вот, как бы, и всё. Нет больше Арин. Закончились.
Добрая учительница ушла в туман, оставив в моём подсознании настолько незначительный след, что я о ней не вспоминал больше полувека. Так уж вышло, что имя Арина не вызывает у меня никаких ощущений. Другое дело – Зинаида, хуже имени даже придумать невозможно. Встретил бы, так сразу бы в расход, да одна беда – за всю жизнь я не встретил ни одной Зинаиды. Только слышал я, что была такая героическая пионерка, Зина Портнова, но думаю, что врут. Не может у человека быть такого мерзкого имени, никак не может. Ладно, если бы Зинаида Васильевна заколотила бы в моё подсознание отвращение только к своему имени, так ведь нет. Она умудрилась нагадить ещё и без вины виноватым. Это какие же педагогические способности надо иметь? Воистину гениальные. Ни одной из моих школьных учительниц не удалось даже сотой доли того, что сделала Зинаида, ни тем, что меня учили в школе, ни тем, что появились значительно позже и совсем для других целей, нежели народное образование. Бывают же педагоги от Бога, а почему бы не быть педагогам от Дьявола? В нашей стране всем места хватит.
Где-то в конце третьей четверти весь мой первый класс писал диктант. Две первых четверти мы писали палки и крючки, а в третьей нам уже доверили писать слова и примитивные предложения. Диктант состоял вроде из пяти примитивных предложений, а может быть, их было даже три. Точно сказать не могу, однако же, помню, что одним из таких предложений было – Маша ела кашу. Какая мерзость. Зачем только детей заставляют писать подобную гадость? Видимо есть на то свои причины. Скорее всего, такие диктанты придумывают такие же педагоги-садисты, чтобы гренадёры Зинки могли вдоволь поиздеваться над детьми. Честно говоря, сам по себе диктант был не так уж мерзок, основная мерзость была запланирована на следующий день. Чтобы грамотно поиздеваться над учениками, Зинаиде надо было для начала проверить, что они понаписали, и только потом дать волю своим садистским наклонностям. Конечно, никто в классе не догадывался, что готовит нам день грядущий, и на урок все заявились, как ни в чём не бывало. Даже первую половину урока было всё спокойно, пока Зинаида Васильевна рассказывала что-то из грамматики, но во второй половине случилось страшное.
Прежде чем писать, что там случилось, следует отметить три очень важных аспекта. Первое, у нас в классе не было ни одной Маши. Второе, моя фамилия по алфавиту третья с конца. Третье, я кашу ненавидел с раннего детства. Мне ближе свиная отбивная. Час Икс всё-таки наступил. Начался разбор полётов. Досталось всем по самые помидоры. В воздухе летали бездари, бестолочи и придурки, но это были ещё цветочки. Покончив с описанием интеллектуальных способностей своих учеников, Зинаида Васильевна огласила список кар за допущенные ошибки. Одна ошибка влекла за собой десятикратное переписывание предложения, в котором и была допущена эта ошибка. Если ошибок было две, то переписывать пришлось бы двадцать раз, причём всё это после уроков. Некоторым повезло, им выпало писать всего по десять раз, то есть всего в два раза больше, чем был сам диктант, но так не всем свезло. Была у нас одна девочка с труднопроизносимой фамилией, а звалась она, не приведи Господь как, так ей выпало писать три предложения по двадцать раз и два по десять. На всю жизнь хватит. Однако было и нечто странное в этом не совсем гуманном поведении Зинаиды Васильевны. Она пропустила мою фамилию и не только мою. Ещё две. Вот тут и прозвенел звонок.
После урока арифметики наступила пора расплаты. Работа над ошибками называется. По своей наивности я полагал, что написал диктант без ошибок, за что и пойду домой вместе с двумя другими пропущенными фамилиями. Всё почти так и случилось. Почти, да не совсем. Две фамилии пошли домой, зато я туда не пошёл. «Прочти-ка вслух, что ты там понаписал», – сказала мне Зинаида совсем недобрым голосом. Я прочёл. Всё получилось складно, но Зинаиде это почему-то не понравилось. Она добавила железа в голос и повторила свой категорический императив: «Читай, бестолочь, только третье предложение. Считать до трёх ты вроде научился. Читай не то, что должно быть, а то, что ты там накарябал. Читай громко и внятно». Во всём виновата дисграфия, и никакого злого умысла не было. Раза с пятого я с ужасом заметил, что написал я не совсем то, что читал. Делов-то, всего одну букву попутал. Маша ела каку. Можно было бы и не заострять. Можно было просто заставить меня десять раз написать, что Маша ела кашу, а не мучить меня глупостями, но не так проста была Зинаида Васильевна. Весь класс изошёл от смеха, и даже девочка с труднопроизносимой фамилией.
Когда всем уже надоело смеяться, Зинаида Васильевна приговорила меня к десяти повторам Маши евшей кашу в письменном виде, что я и исполнил всего за час, но не тут-то было. Опять проклятая дисграфия. Семь раз Маша съела кашу, но на восьмой раз я попутал Машу с Мамой. Так уж вышло. Пришлось ещё десять раз писать про Машу. Ну, я и написал, тоже всего лишь один раз из десяти, что Маша ела маму. Каннибализм, однако. Зинаида заорала громче Иерихонской Трубы, и мне казалось, что слова у неё заканчиваются. Пришлось ещё раз писать, но тут уж мне надоело это издевательство, и я написал все десять раз и даже без ошибок, что Маша ела какашки. Зинаида Васильевна позеленела, и неизвестно, чем бы всё это могло закончиться, но дверь в класс отворилась, и вошёл мой отец. Чёрт его знает, может быть, он надеялся встретить Арину, или мать забеспокоилась, что меня так долго нет дома, и отправила его на поиски, но вошёл он вовремя, поэтому я и жив до сих пор. Зинаида успела только несколько раз шмякнуть указкой по моей парте да сказать не более десяти самых добрых слов в мой адрес, как вдруг, как в сказке скрипнула дверь.
Я так надеялся, что отец мой схватит рыжую гадину за волосы и вытрет её харей классную доску. Каждому же должно воздаться по вере его. Но отец мой не оправдал моих чаяний и только вежливо, но весьма доступно объяснил Зинаиде Васильевне, где её место, и кто она есть по жизни. Я понял далеко не все слова, но общий смысл уловил верно, в чём впоследствии и убедился. Почти два года Зинка вела себя прилично, но всему приходит конец. Как-то незаметно пролетело время, а я так и ничего не смог вспомнить, что произошло за эти два года. Однако третья четверть третьего класса внесла в мою жизнь много перемен. В те годы всех детей без исключения принимали в пионеры, вот только некоторых принимали раньше, а остальных позже. В четвёртом классе все должны были быть пионерами, это, как бы, не обсуждалось. Обсуждалось только когда принять. Было два варианта. Один для большинства девятнадцатого мая в день рождения Пионерской Организации, зато второй для особенных, двадцать второго апреля в день рождения Ленина. Так вот, из-за Ленина вся фигня и приключилась. Сам не понимаю зачем, однако захотел я встать в первые ряды, забыв о том, что последние станут первыми.
