– И во сколько Вы, гражданин Ястребов, с ней вчера увиделись?

– Да сразу после работы. Рабочий день у меня до шести. Я и поехал. Ну, а что? Егорыч никогда против не был… А что до Семёна Семёновича, так он тот ещё зануда.

«Зануда», – повторил про себя Котов, размышляя о том, как он бы отреагировал, если бы его подчинённый возил на автомобиле его компании проституток и трахал их там.

– Так у Вас же место жительства есть. Детей нет. Жены тоже. Почему бы сюда её не привезти?

– Романтика. Или как это называется, – честно признался Ястребов.

Лицо Котова внезапно исказилось от страдания, будто периодонтит резко дал о себе знать. На самом деле, он вспомнил про Самойлову, безжизненно лежавшую на ступенях Театра молодёжи и сатиры… О глубоких тёмных укусах на её щеках и шее, будто маньяк пытался откусить от неё кусок. О лилово-бордовой глубокой борозде от шпагата или чего-то такого, впившегося неотвратимо ей в шею.

О том, как она боролось за жизнь до последнего. Как вырывалась. Как жизнь покидала её. Как звала на помощь, но никто не отозвался… Глухой ночью.

Невероятная злость накрыла его с головой, и он беспомощно заскрежетал зубами.

– Где-то детей убивают, а ты проституток трахаешь! – сказал он Ястребову.

Тот же опешил. Проститутка по имени Анжела – тоже. Или это был её псевдоним…

– А я-то здесь при чём? – сказал он. – Если бы я видел или слышал, я бы, конечно, что-то и мог сделать, но…

Он настолько поразился внезапности этой претензии, что даже не мог подобрать верных слов.

«Это всё от бессилия, – сказал себе Котов. – Ты в тупике. Поэтому цепляешься за голые стены, стараешься найти хоть щелку, хоть щепку».

На какое-то время воцарилась тишина, а затем зазвонил телефон, и Котов начал успокаиваться… Звонил Тимофей Езерский, старший лейтенант дорожно-постовой службы.

– Ты как раз вовремя, – признался ему капитан. – Что у тебя?

– Машину нашли, – быстро ответил тот. – За железнодорожным переездом стоит.

– Вы её не трогали?! – спохватился Котов.

– Нет, – ответил Езерский, но голос звучал как-то странно.

– Я слышу, что с тобой что-то не так. Выкладывай, как есть.

– Мы и через окно увидели, что на заднем сиденье пятна, похожие на кровь.

Котов вскочил со стула, сжимая трубку так сильно, что она чуть не развалилась.

– Ничего не трогать! Мы скоро будем! Выстави оцепление пока, понял? Как понял?!

Ястребов смотрел на него с великой надеждой. Анжелика – тоже.

– Ладно, голубки, – сказал он. – Я обоим вам верю. Тем более, что нашли вторую машину. И, судя по всему, теперь расследование пойдёт быстрее.

Носову он звонил уже из машины, и тот всё ещё был на взводе. Уже почти стемнело.

– Да не ори ты, товарищ подполковник! – сказал ему капитан, когда тот сразу же после ответа принялся пороть какую-то ахинею. – Найдена новая зацепка… Я проверил показания Ястребова. Проститутка подтверждает всё.

– Ох, спасибо, мне сразу стало легче! – он чем-то лязгнул – то ли пепельницу швырнул, то ли проводной телефон поддал, то ли ещё что.

– Найдена серая иномарка со следами крови, – торопливо прервал его Котов. – Я уверен, что в ней Самойлову и везли. И убивали в ней же.

– Что же ты молчишь?! – заорал подполковник.

– Дуйте с криминалистами к железнодорожному переезду в заброшенном районе. Машинка тут и найдена.

Небо стало быстро затаскивать осенними тучами, и вечер принялся сгущаться ещё сильнее.

Он, разумеется, смог пребыть первым на место обнаружения машины… Ещё издали он заметил сияющие проблесковые маячки от патрульных автомобилей, и во рту у капитана почему-то пересохло.

Полицейские в зелёных жилетах стояли тут же – их было четверо, и они следили, чтобы никто к машине не подошёл. Одним из них – худощавым и красноухим высоким блондином оказался Тимофей Тимофеевич Езерский.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – сказал тот и отдал воинское приветствие – он никогда не отдавал честь, лишь приветствие.

– Молодцы, здорово помогли, – ответил Котов, протягивая руку ему. Тот пожал, и рукопожатие вышло достаточно крепким, офицерским.

– Машину не трогали, как Вы и сказали.

Капитан быстро прошёл к задней двери и попытался что-то рассмотреть в салоне… Но там больше ничего не видно – вечерняя темнота уже навалилась всей своей массой.

– По номерам пробили, чья машина? На кого зарегистрирована?

– А как же, товарищ капитан. Первым делом.

Котов скосился на него, ожидая продолжения. Когда его не последовало, то сказал:

– Езерский, не заставляйте тянуть из Вас каждое слово. Владельца установили? Кто такой?

– Так точно, товарищ капитан, установили. Машина зарегистрирована на Бирюкова Андрея Захаровича.

Котов наморщил лоб. Имя показалось ему очень знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто это.

«Может, это старость? – подумалось ему. – Слишком часто я в последнее время думаю, что этих людей я уже видел или знаю».

Издали заревела сирена. Сюда на всех парах нёсся Носов с командой криминалистов.

– Конечно! Бирюков! – заорал Носов в исступлении и хлопнул в ладоши. – Кокосов! Кокосов! Дима! Ну, ты чего там возишься?!

Дима разогнулся, продолжая сжимать в руке ультрафиолет.

– Это кровь, – сказал он просто.

– Спасибо тебе за это.

– Издеваться не так и обязательно, – сказал криминалист. – Чья это кровь, можно будет выяснить в лаборатории. Но если товарищ капитан утверждает, что эта машина была замечена около Театра молодёжи и сатиры…

– Я этого не утверждаю, – резко сказал тот. – Она ехала ночью мимо кафе с тупым названием. Которое в паре сотен метров от Театра молодёжи и сатиры. И попала на камеру.

– А я никак не пойму, – подала голос Вихрева, и все сразу посмотрели на неё с таким нескрываемым удивлением, будто до этого и забыли об её существовании. – Зачем ему вся эта волокита? Зачем ему этот геморрой?

– Хороший вопрос задаёт товарищ лейтенант, правильный! – оживился Носов. – Злоумышленнику надо испачкать свою машину, привезти тело сюда. Бросить. Бросить машину. Скрываться пешком.

– Но гуляла она одна около железной дороги после расставания с Балаевым. Вот здесь её маньяк и настиг, – сказала Вихрева.

– Типун тебе на всю голову, – сказал ей Носов. – Какой ещё маньяк?! Это просто дело рук психопата, страдающего от неразделённой любви.

– Или от неразделённого вожделения, – ввернул Котов. – Ты сказал, что Бирюков – это «конечно!». Почему ты его вспомнил? Откуда?

Носов глянул на него, как на старика с задержками в развитии.

– Бирюков Андрей Захарович. Он же «Слон». Проходил по делу о грабеже. Отделался поселением. И, кажется, в этот раз он влип куда серьёзнее.

– Про Балаева Вы тоже так думали, – вставила Вихрева.

– Ты ещё мало что понимаешь в оперативной работе, – пробурчал Носов. – На Балаева указала сестра Самойловой. Он был подозреваемым номер один. Мне надо было говорить с ним прямо и жёстко, чтобы он не нашёл никаких уловок и оправданий. И он высказал всё, что думал.

Вихрева помолчала.

– Ты, надеюсь, не забыла, что это он оставил эту бедную девочку одну? В такой-то глухомани! Я взрослый мужик, да у меня… У меня кровь стынет в жилах здесь.

Сначала он хотел сказать «очко сжимается», но потом решил, что это будет слишком жёстко для нежных ушек лейтенанта.

– Ну… Настало время задержания нового подозреваемого, – сказал Котов, хотя сначала хотел сказать что-то другое.

– Улики налицо, – поддержал подполковник.

– Ещё же не доказано, что это кровь Самойловой, – напомнила Вихрева.

Кокосов глянул на неё с недоумением.

– Готов спорить на куннилингус, – сказал Носов, сдерживая закипающую ярость, – что это её кровь. Если хочешь, у меня профессиональная интуиция об этом говорит.

Вихрева опять промолчала, возможно, размышляя о том, что действительно сказала что-то не то.