Мне хочется рассмеяться, но правда слишком зловещая.

— Значит, ты видишь во мне ужас? Это лестно.

Мой сарказм ее не смущает. Она подходит ко мне и, когда она уже так близко, что я чувствую ее лавандовый аромат, вцепляется в воротник моей рубашки. Ветер завывает под каждым раскатом грома, буря укрывает нас своей яростью. Не сводя с меня глаз и слегка приоткрыв рот, она расстегивает пуговицы на воротнике. Я позволяю ей просунуть руки под рубашку, и она нерешительно, но целеустремленно нежно проводит ладонями по моей коже, распахивая рубашку и ощупывая шрам, пересекающий мою грудь.

— Кто сделал это с тобой? — спрашивает она.

Я остро ощущаю тепло ее рук и свое затрудненное дыхание. Ее прикосновение ослабляет мою защиту.

— Человек, который уже мертв. — Но это лишь частичная правда. Рану нанес один из силовиков Карпелла, заклеймив меня и опозорив мое имя. Но это было сделано по приказу Карлоса Карпелла. После того как они вторглись в наш семейный дом и застрелили моего брата, меня избивали и пытали почти до смерти, но пощадили, оставив лишь предупреждение.

— А татуировка? — спрашивает она, проводя пальцем по замысловатым деталям черной работы. Крест сделан лезвием, смоченным кровью. — Это чтобы скрыть шрам?

— Нет, — честно отвечаю я. — Чернила забирают их силу, то, что они пытались украсть. Это моя клятва — вернуть то, что принадлежит мне.

Это вся правда, которую она получит от меня сегодня. Я кладу свою руку на одну из ее и убираю ее захватническое прикосновение. Затем я просовываю палец под бретельку ее ночной рубашки и оттягиваю ее в сторону, обнажая маленького чернильного воробья. Мои действия требуют ответного удара.

Она слегка кивает, ее взгляд падает на пол. Я провожу пальцем под ее подбородком, чтобы вернуть ее взгляд на меня.

— Для меня воробей олицетворяет творчество и силу, — говорит она. — Поиск способов жить творческой жизнью среди тьмы, чтобы изменить эту жизнь к лучшему. Когда умер мой брат-близнец, я думала, что не выживу в этом мире. Поэтому я сделала татуировку как напоминание о нем, о его таланте, о том, что было отнято у этого мира и у меня, и о том, что никогда нельзя сдаваться. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, я прикасаюсь к воробью, прося у него силы продолжать попытки.

Ее глаза мерцают, они полны слез и призраков, и они так чертовски красивы, что моя грудь раскалывается на две части. Она зажимает губы между зубами, и желание украсть эти губы для себя — почувствовать их тепло и мягкость на своих губах — превращается в безумное желание.

— Иисусе, — говорю я, делая шаг от нее и запуская пальцы в свои волосы. Она так сильно трахает мою голову, что я не могу думать.

— Что случилось?

— Ты пришла сюда без трусиков, с историями о брате и душевной боли, и… Я не такой мужчина, девочка. Иди в свою комнату, пока я не заставил тебя пожалеть о том, что ты покинула ее безопасность.

Гром уже стал далеким раскатом. Ливень хлещет по окнам, заполняя тишину.

Она с усилием сглотнула и подняла подбородок, бросая вызов.

— Я не такая хрупкая, как ты думаешь. А ты не такой злой, как утверждаешь. — Я смеюсь над этим. Со зловещей улыбкой я принимаю ее вызов.

— Хочешь потанцевать с дьяволом? Я дам тебе то самое чудовище, которое ты ищешь.

Ее взгляд даже не дрогнул.

— Покажи мне. — Чертов ад. Каждая клеточка моего тела хочет осквернить ее, прямо здесь и сейчас. Я вынимаю нож из кармана и смотрю, как она борется со своим страхом. Подойдя к камину, я кладу нож, чтобы не было соблазна, и достаю телефон, выбирая знойный ритм, а затем кладу телефон рядом с ножом.

Затем я сокращаю расстояние между нами, хватаю ее за бедра и прижимаю ее стройное тело прямо к своему.

— Потанцуй для меня, Кайлин Биг.

На ее лице промелькнула настороженность, прежде чем она начала неуверенно раскачиваться.

На моих губах заиграла мрачная улыбка.

— Покажи мне, как сильно ты ненавидишь хотеть меня.

В глубине ее янтарных глаз загорается понимание, и она кладет руки мне на грудь. Она медленно, эротично покачивает бедрами, прижимаясь своим телом к моему. Я остаюсь неподвижным, пока она находит ритм музыки, ее руки прокладывают путь по моему торсу, а она греховно тянет свое тело вниз по моему в соблазнительном движении, призванном разжечь мое возбуждение.

Она поворачивается ко мне задом, и ее задница терзает мой твердый член. У меня чешутся руки, чтобы схватить ее за волосы и нагнуть, но вместо этого я прижимаю их к бокам, довольствуясь тем, что чувствую, как ее сексуальное тело работает против моего.

Я много раз наблюдал за ее танцами. Я даже видел, как она соблазнительно танцует. Но никогда так — никогда так близко и развратно, как будто она занимается любовью под музыку, а ее тело — это оружие.

Она обхватывает мое бедро своей сильной ногой и отступает назад, изгибая свое тело таким образом, что тонкое платье обтягивает ее грудь, а соски видны сквозь тонкий материал. Когда она выпрямляется, ее волосы хлещут меня по груди, и она упирается своими бедрами в мои, а затем поворачивается и двигается вокруг меня.

Ее движения дики и безрассудны, она выплескивает похоть и гнев с каждым сексуальным движением бедер и взмахом своего тела.

Она танцует как ангельская стриптизерша, используя мое тело как шест, и когда она снова направляется ко меня, ее рука хватает мой твердый, пульсирующий член, я издаю шипение сквозь зубы. Каждое движение мучительно, и какая-то больная потребность во мне желает ее пыток — чтобы она сорвала с себя это платье и показала мне, какую боль может причинить ее маленькое тугое тело.

Против своей воли я протягиваю руку и хватаю ее за волосы, заставляя откинуть голову назад, а другой рукой хватаюсь за сгиб ее колена. Я поднимаю ее ногу вверх, скользя рукой по бедру, пока моя ладонь не коснется ее попки.

У нее перехватывает дыхание, она смотрит на меня, а мои пальцы скользят по изгибу ее попки и касаются ее киски через платье.

Яростный стон вырывается из меня, когда я чувствую, какая она мокрая, практически пропитывая мои пальцы через материал. Я толкаю свой член в ее мягкую киску, мы оба синхронизируемся с пьянящей музыкой, искушение, густое и требующее капитуляции.

Я никогда не танцевал с женщиной так, как сейчас. Позволяя ей вести себя так, как сейчас ведет Виолетта, ее бедра волнообразно двигаются навстречу мне, уговаривая подчиниться.

Она вертится и мечется, а я не в силах помешать этому. Мой рот приникает к мягкому стыку между ее плечом и шеей, пробуя на вкус смесь ее соленой и сладкой кожи. Я обнажаю зубы и впиваюсь в нее, испытывая искушение пустить кровь и насытить плотского хищника внутри меня, жаждущего поглотить ее.

— Да, Люциан… пожалуйста… — Черт, часть меня хочет удержаться от удовольствия, мучить ее так же, как она мучила меня с тех пор, как была брошена к моим ногам. Но другая, более доминирующая часть хочет раздвинуть ее бедра и лизать ее, пока она не начнет выкрикивать мое имя.

Я — дьявол, если я это сделаю, и я никогда не смогу быть похожим на мерзких существ, с которыми эта девушка ведет свой род.

С силой, которой я едва обладаю, я раздвигаю наши тела и отпускаю ее. Я подхожу к камину и чуть не разбиваю свой телефон, когда закрываю приложение с музыкой.

— Это никогда не будет сказкой, — говорю я ей, не в силах смотреть на нее, чтобы не разорвать грудь. — Ты все перепутала, Виолетта.

Тишина пронзает комнату, плотная и напряженная. Затем:

— Повтори мое имя.

Черт. Я провожу рукой по лицу, мысленно проклиная себя. Только знойная ласка ее голоса заставляет меня сдаться.

— Виолетта, я не тот мужчина, который тебе нужен. Если ты позволишь мне овладеть тобой, я разорву тебя на части. Я поглощу тебя, сломаю, и сделаю это, как человек, у которого нет силы воли. — Наконец я поворачиваюсь к ней лицом. — Это должно привести тебя в ужас.

Ее губы раздвигаются, чтобы сказать что-то еще, и я не могу позволить ей забраться еще глубже под мою кожу или в голову.