Я выбираю конверт с моим именем, остро ощущая ее внимание к гравировке.
— Мероприятие называется «Маскарад в бочке», — отвечаю я на ее вопрос, засовывая конверт в карман брюк. — Ежегодно проводится венецианской мафией для лучших преступников Пустоши. Как бал офицеров, только для злодеев.
Взяв с сервировочного столика два бокала красного вина, я вручаю ей один и направляю к менее людной части балкона. Я здесь не для того, чтобы общаться. Конверт из Руины — это то, ради чего я сюда пришел.
Руины действуют, связывая различные преступные организации в Пустоши. Каждый год хозяйка этого мероприятия играет роль в одной из таких связей. Одолжениями торгуют, как акциями среди магнатов.
Преступные боссы предпочитают думать об этом как о кумовстве в кругу семьи, а не как о простой договоренности.
В любом случае, это дает аутсайдерам шанс подняться, а боссам — возможность влезть в большие долги.
Кровь, на которой процветают вампиры этого города.
Не успеваю я дойти до места назначения, как на моем пути появляется хозяйка.
— Люциан Кросс, — говорит она, широко улыбаясь под золотой маской. — Я вижу, ты сегодня сам дьявол. Как кстати. — Ее остекленевшие глаза скользят по мне. — Я рада, что ты смог присоединиться к нам.
Я не отвечаю на ее улыбку, хотя и киваю с укоризной.
— Конечно, Элеанор. Всегда рад приглашению на ваше мероприятие.
Ее смех — грубый и издевательский, хотя оскорбление адресовано не мне. Элеанор Эрасто — вдова покойного босса Венеты. Это мероприятие, по сути, принадлежало ему, а Элеанор продолжала проводить его в его честь, несмотря на свои сомнения.
Ее сын Доминик взял на себя управление семейным бизнесом год назад, когда достиг совершеннолетия. В течение нескольких лет нью-йоркскую венецианскую мафию возглавляла сама Элеанор, крестная мать или любовница мафиози. Сказать, что многие недооценивали ее из-за ее пола, — значит преуменьшить. А то, что она позволяла им и дальше недооценивать ее, — еще большее преуменьшение.
Используя сына в качестве прикрытия, Элеанор, как мне кажется, до сих пор управляет своей империей жестоким и безжалостным, наманикюренным кулаком.
Мне ли не знать, ведь именно мне она поручила убить своего мужа.
Ее белокурая голова наклоняется.
— Пожалуйста, Люциан. Тебе лучше знать. Зови меня Элли. — Ее внимание привлечено, она смотрит через мое плечо и машет рукой. — О, а вот и Доминик. Он так преуспел в этом году, Люциан. Вам двоим стоит как-нибудь поговорить. — Я поворачиваюсь посмотреть, как Доминик отвечает на жест матери небрежной улыбкой, а затем наклоняет голову в знак признательности ко мне. Ростом более шести футов, с противоположными темными чертами лица, он выглядит взрослее своих восемнадцати лет.
— Я постараюсь сделать это в ближайшее время, — говорю я Эленор.
Вернув внимание к нам, она, словно стервятник, выискивающий добычу, нацеливается на девушку у моей руки.
— И кто же эта прекрасная чаровница? — Я вздрагиваю. Мне лучше знать, как преуменьшить значение девушки. Элеанор видит меня насквозь. Но я также не могу пока посвящать венецианскую мафию в свои планы.
— Виолетта — моя спутница на вечер, — говорю я. — Танцовщица из… — Я притворяюсь, что не знаю, чем она занимается, намеренно делая ее похожей на любую другую спутницу. Я сжимаю ее руку под своей.
Почувствовав мою реплику, Виолетта заговорила.
— Из Нью-Йоркской балетной труппы, — говорит она легко и беззаботно, и прекрасная улыбка украшает наступившую тишину.
Элеанор ласково прикасается к ее руке.
— Балерина. Как впечатляюще. — После минутного раздумья она решает идти дальше. — Надеюсь, вы оба получите удовольствие от вечера и увеселений. Подмигнув мне, она уходит, переходя к следующей теме… или жертве.
— Ты хорошо справилась, — говорю я, чувствуя неровный пульс ее сердца на запястье, когда провожаю ее.
— Я не знаю, что я сделала и почему. — Мы проходим через стеклянные балконные двери, и я веду ее в уединенную зону с растительностью и водоемом для уединения.
Она смотрит через перила на ночную усадьбу, освещенную лунным светом и звездами. Большие деревья и итальянские кустарники создают впечатление, что поместье было вырвано из венецианского сада и перенесено сюда, на окраину Пустоши.
Ее кожа сияет в лунном свете, черное платье ловит лучи и кажется морем звезд, она могла бы быть итальянской богиней, перенесенной сюда из другой эпохи.
Я резко встряхиваю головой и выдыхаю. Ненавижу приходить на такие мероприятия, тратить время и носить фальшивые улыбки. Это дурманит голову.
Стоя рядом с ней, я хватаюсь за каменные перила.
— Когда мафия Венета, или венецианская мафия, открыла магазин в Нью-Йорке, дон был немного эксцентричен, — говорю я ей. — Честно говоря, безумен, хотя никто не сказал бы ему этого в лицо. Он был одержим творчеством Эдгара Аллана По и создал «Маскарад в бочке» в честь своего нового американского дома, объединив свою одержимость По и венецианское наследие, свою любовь к карнавалу. — Я смотрю на нее. — Ты когда-нибудь читала «Бочку Амонтильядо»?
Она качает головой, ее внимание теперь направлено на меня, на золотого ворона, приколотого к моему лацкану. По крайней мере она уловила связь с По.
Я издаю презрительный звук.
— Наверное, к лучшему. — Она облизывает губы. — Расскажи мне. — Любопытство, вспыхнувшее в ее янтарных глазах, разжигает в моих жилах жаркий уголек. Я делаю глоток вина и ставлю бокал на перила балкона между нами, как барьер.
— Каждый год Эрасто устраивал маскарад, а так как мафия Венета — союзники Cosa Nostra, он разрешал членам мафии приводить с собой гостя, предателя или врага, или любого, кто причинил им зло. Во время бала предателей, так сказать, «демаскировали». Бал использовался как фарс, чтобы заманить врагов толпы в массовом порядке, а затем привести их в подземелье, где их заковывали в кандалы и оставляли умирать. По сути, их хоронили заживо, как Фортунато в рассказе По.
На ее лице появилось выражение ужаса.
— О, Боже. Это…
— Безумие, — добавляю я, полностью поворачиваясь к ней. Одна из причин, по которой Элеанор хотела устранить своего мужа. Он пустил империю под откос, нажил врагов, рисковал их средствами к существованию и жизнями.
Тайная работа, которую я обставил как несчастный случай.
Нельзя убить дона и остаться в живых. Ну, большинство не может. Но когда тебя нанимает женщина, которая действительно правит империей, исключения возможны.
— Скажем так, никто не проводит маскарад так, как мафия, — говорю я, поднимая бокал.
Ее глаза за маской расширяются, и она делает шаг от меня.
— Ты привел меня сюда. Я твой гость. — Ее рука тянется к нарисованному чернилами воробью над сердцем.
По привычке? В поисках утешения? Мне вдруг стало более чем любопытно, что это за птица, но, увидев, какую связь она рисует, я чуть не рассмеялся от души.
Если бы только избавиться от проблемы с Карпелла было так просто.
Она продолжает отступать, и я наступаю на нее.
— Ты планируешь… похоронить меня заживо…? — Ее кожа становится бледнее лунного света.
Я позволил ужасу задержаться в ней еще на мгновение, прежде чем решил подавить ее страх.
— Эта традиция умерла вместе с венецианским доном, Кайлин Биг, — уверяю я ее. — Сейчас маскарад — это веселье и игры, а с приходом к власти Элеанор он стал больше похож на исторический карнавал. — Ее спина упирается в кирпичную стену, и мне слишком соблазнительно заключить ее в клетку. — Тебе нечего бояться. По крайней мере, сегодня. — Ее дыхание участилось, она быстро моргает под маской. Я так близко, что стоит мне приблизиться хоть на дюйм, и ее грудь коснется моей груди, а жар ее маленького тела будет обжигать мою плоть. Когда я провожаю ее взглядом, мой член начинает пульсировать от этой соблазнительной перспективы.
Ее рука нащупывает что-то твердое и хватается за перила справа от нее.
— Тогда зачем ты привел меня сюда, Люциан? — Услышав, как она произносит мое имя, мне захотелось услышать, как она его выкрикнет.