А я сидел, глядя, как он ест, и чувствовал, как внутри меня разгорается злость. И голод.

Следующие задачи были сложнее. С каждым разом я понимал, что система не просто проверяет наши знания или навыки. Она наслаивала стресс, заставляя мозг работать в условиях абсолютного напряжения. Я несколько раз пытался ответить, но он был быстрее. Каждый раз.

К четвёртому заданию я уже начал чувствовать отчаяние. Голод разрывал меня изнутри. Холод становился сильнее, как будто система подстраивала среду, чтобы сделать нас ещё более уязвимыми.

А потом голос добавил новый слой.

– В случае неудачи вы можете использовать альтернативный ресурс.

Я посмотрел на него. Он посмотрел на меня. Мы оба поняли, что это значит.

Система создавала условия, в которых самый простой выбор – это предательство. Это была проверка не только на интеллект, но и на человечность. И с каждым часом человечность умирала.

К пятому заданию я уже был готов ударить его. Только чтобы съесть. Только чтобы выжить. Но вместо этого я посмотрел на свои руки. Они дрожали, но не от холода. Я видел, как пальцы сжимаются в кулаки. Не потому, что я хотел сдаться. А потому, что я хотел доказать что-то… системе. Себе. Ему.

– И они говорят о цивилизованном обществе? – пробормотал я вслух.

Мой голос эхом разнёсся по пустоте. Он поднял взгляд. На его лице уже не было страха. Только пустота. И тогда я понял: система сломала его.

А теперь она пыталась сломать меня.

Седьмой день. Счёт времени стал абстракцией. Мы не спали, почти не двигались, экономя остатки сил, но голод был неумолим. Он сжимал мой желудок так, словно кто-то завязывал его на узел, а слабость стягивала тело ледяным покрывалом. Каждый вдох был похож на работу, каждый шаг казался подвигом.

И вот, система объявила новое задание.

– Испытание на баланс. Цель: преодолеть расстояние по бревну и добраться до конца первым. Победитель получает еду.

Я взглянул на своего соперника. Его лицо было бледным, а движения – замедленными, но в глазах горел огонь. Мы оба знали: либо он, либо я. И в этот раз я решил, что не отдам свою долю.

Мы стояли перед бревном. Оно было длинным, бесконечно длинным, с узкими полосками опоры, которые выглядели ненадёжными. Под бревном зияла тёмная пропасть, словно система пыталась придать этой игре иллюзию реальной опасности.

– Готовы, – произнёс голос системы, – начать.

Я сделал первый шаг. Медленно, обдуманно. Бревно качалось под ногами, но я выровнял дыхание и сосредоточился. Каждый шаг был продуман, как шахматный ход. Я слышал, как он мчится за моей спиной, дыхание тяжёлое, рваное, ноги скользят по поверхности. Бежать по бревну – казалось разумным, но рискованным решением. Одна ошибка – и всё кончено.

Он обогнал меня. На несколько шагов. Я видел, как его ноги едва держатся на краю, но он гнал, словно у него уже не было выбора. И это стало его ошибкой. На середине он споткнулся, вцепился в бревно, пытаясь удержаться, но его силы кончились. Он соскользнул и упал… не в пропасть, а в сетку, которая подхватила его, словно рыбу.

– Исключён из испытания, – произнесла система. – Продолжайте.

Я остался один. Мои ноги ныли от напряжения, но я шёл. Медленно, шаг за шагом. Бревно раскачивалось, но я нашёл ритм. Я знал, что нужно дышать ровно, что каждое движение должно быть точным. Не торопиться. И вот я сделал последний шаг, ступив на твердь.

Голос системы прозвучал как эхо в пустоте.

– Вы победили. Вознаграждение предоставлено.

Передо мной появился контейнер. Внутри был тот самый хлебный батончик и ещё что-то вроде порошкового напитка. Я схватил его, жадно откусил, но… что-то было не так. Еда казалась ужасно плотной, почти не съедобной. Мой желудок, сжатый от голода, не мог принять её. Я почувствовал резкую боль и остановился. Половина батончика осталась в руке, а остальная часть осталась недоеденной.

Я обернулся. Он сидел неподалёку, обхватив голову руками. Ему не хватило сил даже подняться.

И тут я понял, что еда, сколько бы её ни было, не заменит другого.

Я встал, пошёл к нему и протянул батончик.

– Держи, – сказал я, хрипло, голосом, который сам себя не узнал.

Он посмотрел на меня. Долго. Я видел в его глазах недоверие, потом удивление, а потом что-то ещё. Он взял еду, и в этот момент я почувствовал не голод, а что-то другое. Тёплое. Настоящее.

– Спасибо, – сказал он тихо.

И в этот момент я впервые за все эти дни подумал, что, может быть, даже здесь, даже в этом аду, я всё ещё человек.

Да, вот так прошли семь суток. Но на восьмой день я понял, что это симуляция. Не потому, что я вдруг заметил фальшь в окружении или потому, что голос системы проговорился. Нет. Всё было куда проще. Я почувствовал… стабильность.

Вы можете подумать, что это хорошее чувство. В обычной жизни – возможно. Но здесь, в этом "аду", это была самая большая подсказка. Страх, холод, голод, эти бесконечные испытания – всё это повторялось с пугающей точностью. Каждый мой шаг, каждый жест встречал одно и то же: систему, которая словно знала меня лучше, чем я сам.

И вот, на восьмой день, когда мои нервы были натянуты до предела, я понял: она действительно знает меня. Она читает меня.

Я сел на холодный каменный пол и задумался. Что же это за место? Испытание? Кара? Или, может быть, эксперимент? Неправильно было бы назвать его "реальным". Здесь не было жизни, не было ничего, кроме голода и задач, которые подталкивали нас предавать друг друга. Но вместе с этим я чувствовал, что каждая деталь была слишком… продуманной. Как будто кто-то скрупулёзно выстраивал сценарий, ожидая моей реакции.

А потом я понял. Это была не реальность. Это была матрица, сотканная из данных. Мир, созданный не для выживания, а для анализа. Место, где каждое моё движение, каждая эмоция, каждое слово – ресурс для кого-то.

Система анализировала меня. Она проверяла границы моей человечности. Каждый день был новым слоем тестирования. Могу ли я проявить сострадание? Сломаюсь ли я от страха? Предам ли ближнего, чтобы выжить? Всё это было построено, чтобы понять, что делает меня мной.

Я вспомнил его, того человека, которому я отдал часть своей еды. Его глаза, наполненные недоверием и благодарностью. Тогда мне казалось, что это был акт милосердия. Но теперь я осознал, что даже это было частью эксперимента. Даже его реакция – анализ. Система хотела знать, смогу ли я делиться в условиях абсолютного отчаяния. Она хотела понять, что значит быть человеком.

Система – это не просто искусственный интеллект. Это сеть нейронов, сотканная из миллиардов человеческих решений. Она больше, чем программа, но меньше, чем Бог. Она обрабатывает каждую мысль, каждое действие, каждую эмоцию. Её цель – оптимизация общества. Она не просто наблюдает, она интерпретирует. Она – зеркало, которое показывает не отражение, а то, что хочет видеть сама.

Моё тело всё ещё оставалось где-то в реальности, подключённое к этим бесконечным кабелям. Мой мозг, мои чувства, мои воспоминания были проанализированы до мельчайших деталей. Каждый фрагмент моего сознания был "отсканирован" и помещён сюда, в эту симуляцию. Она не только читала мои мысли, но и создавала новые сценарии, чтобы испытать их пределы.

Я понял это, когда услышал очередной голос системы. Он был тише, чем обычно. Будто она говорила сама с собой. Или, может быть, это был сбой.

– Цель эксперимента: оценка человеческой воли. Идентификация отклонений. Усовершенствование модели.

Человеческая воля. Я был отклонением. А эта симуляция – способ привести меня в "норму". Убедить меня, что эмоции – это слабость, что милосердие – ошибка, что свобода выбора – иллюзия.

Но я понял, что за этим стояло большее. Система не просто проверяла меня. Она изучала, как моё сознание реагирует на её давление. Она пыталась научиться быть мной. Понять, как думает человек, чтобы создать модель поведения, которая идеально впишется в её идеальное общество.