– Забавный у тебя слуга, – сквозь смех произнёс он. Глаза светились почти детским весельем. – Я, Ади́са, старейшина своего народа. Как зовут тебя, кибвэмека, откуда ты в наших краях и зачем тебе понадобился я?

Когда всеобщий гогот поутих, Матфей Катунь представился сам и назвал своих спутников, а после вкратце рассказал о себе и цели прибытия.

– Значит, ты ищешь тайные знания, – изрёк старейшина, буравя всё также сверху гостя задумчивым взглядом. – Тогда тебе необходимо переговорить с Дабулама́нзи, нашим колдуном.

Старик подозвал к себе мальчика лет восьми, длинноногого и шустрого на вид.

– Чиди́, ступай на окраину деревни, пригласи Дабуламанзи к огню. Давно он пропускает прославление солнца, старый отшельник. Да будь аккуратен, Чиди: старик близорук, хоть и притворяется зорким как сова, пособи ему.

Мальчонка тут же припустил прочь от огня, нырнув в густые тени домов. Адиса по-простому сел на землю, пригласив гостей размещаться жестом по правую руку от себя. С левой стороны от него примостилась женщина одних с ним лет, голову её едва покрывали белёсые завитки коротко остриженных волос. Три молодые девушки сели около пожилой женщины; на их головах, как и у старшей, едва виднелись тёмные отростки кудрявых волос.

Матфей хорошенько всмотрелся в молодые лица и нашёл очевидное сходство между девицами и стариками. Следя за его изучающим взглядом, старейшина представил по очереди тех, кто занимал важное место подле него:

– Моя жена Эфу́а, дочери мои – Суби́ра, Зэ́ма и Идоу́у.

Имя последней и явно младшей прозвучало с особой теплотой в голосе.

– А тот юный сорванец – мой внук, – добавил он с ноткой весёлости и гордости, – сын Субиры, моей старшей дочери.

Из скопления любопытствующих местных отделились две девочки, как потом выяснилось, одиннадцати и шести лет. Обе приблизились к старику вплотную, что-то прошептав тому, затем та, что младше отошла и села подле средней дочери Адисы. Оказалось, это её дочь А́йна. Но девочка старше, худенькая как тростинка, ни к кому не подходила, она присела на колено вождя и доверчиво прижалась к старейшине. Светлые глаза девчушки отчего-то отражали грусть.

– Моя старшая внучка, О́ити, – с нескрываемой нежностью в голосе произнёс Адиса и ласково провёл большой ладонью по детской голове. Девочка улыбнулась. – К нашему всеобщему сожалению, сирота.

Ребята, приняв более-менее удобные позы на земле, второпях скинули верхнюю одежду. Луция же пока предпочитала остаться в своём плащике, наслаждаясь огненным жаром, от которого каждая клеточка её тела оттаивала и воспевала гимн теплу.

– Пока Чиди не привел колдуна, – продолжил старик, – вам, чужеземцам, следует выслушать часть истории Данаки. Части будет довольно, если её рассказать целиком – на то уйдёт не одна ночь. У нас в племени истории говорятся у огня в знак правдивости и искренности перед отблеском солнца. Днём же не до рассказов, жизнь велит работать и в труде своём искать радость. Но прежде, что вы знаете? Вам должно быть что-то известно о нас, иначе, что вам тут делать? Вам известно, что стоит за сутью киранлалов?

От прямого обращения Матфей растерялся, но его выручил Эрик Горденов, уже освоившийся и желавший поучаствовать в беседе.

– Нам известно немного, уважаемый Адиса, – величаво начал он, приосанившись и откинув со лба сильно отросшие каштановые прядки волос. – Вы именуете себя – живущими солнцем. Без солнца вы не можете долго существовать, иначе говоря, вы увядаете. Ночами, восполняя нехватку солнечного света, разжигаете костры. Кстати, очень хотелось бы узнать, за счёт чего вам удаётся достигать пламени таких высот и длительности горения? Ещё о вас известно, что вы потребляете много белка в пищу, и ко всему прочему, даже человеческое мясо. Прошу меня извинить за последнее, если это выдумка, но нас так проинформировала одна умная птица.

Воцарилось удивительное по солидарности молчание. Эрик, да и не только он, все ребята струхнули, что высказанный домысел-слух оскорбил местных и в лучшем случае пришельцев попросят уйти прочь, а в худшем… Об этом лучше даже не воображать.

Но тут возникшее напряжение разорвалось сумасшедшим хохотом. Все, включая именитое семейство, загоготали, зубоскалили, улюлюкали и надрывали от смеха животы, тыча пальцами в сторону гостей, будто те вдруг стали всеобщими шутами-дурилками. От подобного обращения стало не по себе не только компании друзей, прислужники зашипели и возмущённо закричали в знак протеста.

Но первым угомонился Адиса и, выпростав перед собой смуглую жилистую длань, примирительно заявил, хоть остатки веселья ещё и сохранялись в его выразительных очах:

– Прошу не сердиться гостей, если наш смех задел их гордость. Но эти байки, которые выдумали про нас былые белые люди, никак не затихают, а всё кормят новые поколения белых. Признаюсь, когда-то, так давно, что некому подтвердить, в нашем племени случались некоторые события, но к людям с бледной кожей они не имели никакого отношения. И могу поручиться, что теперь в Данаки скорее опаснее шальная пуля, нежели чей-то нож или копьё. В конце концов, мы не дикари какие-то.

На последних словах гогот, приутихший по призыву старейшины, возродился вновь, но гостей он уже не тронул как до того. Матфей, рассеяно улыбнувшись, скорее по инерции, внимательно изучал лицо вождя киранлалов: удивительным ему показался лоб того, расчерченный, словно для игры в крестики-нолики вертикальными и горизонтальными морщинами, что от проявления сильных эмоций проявлялись чётче.

Идоуу на правах любимицы отца подсела ближе к незнакомцу и добродушно сообщила: его и спутников вскоре накормят, как велит гостеприимство. Затем ненавязчиво потёк разговор, из которого выяснилось, что девушка, как и две её старшие сестры замужем, но лишь с той разницей, что мужья Зэмы и Субиры – добытчики соли с озера Ассали, а её супруг – воин-охотник. Идоуу и Уо́ссва женаты около полугода, а потому пока их семья мала, но в скором времени, оба надеются нагнать старших родичей.

– У моего отца большая семья: пять детей – три дочери и два сына, – простодушно с долей гордости пояснила девушка. – Старшие братья, Му́наш и О́чинг, также добытчики соли.

– А где же они? И где ваши мужья? – поинтересовался Матфей.

– Мой муж на охоте, как и полагается. Утром придёт. Мужья же сестёр на озере, туда путь неблизкий, но и их ждут завтра к вечеру. С ними же должен вернуться Очинг. Бедняга, его никто, кроме нас никто не ждёт – надо же было ему родиться с одной любовью в сердце: девушка, которую он любил много лет назад – умерла, так он до сих пор хранит ей верность, так и помрёт один.

– Но вы забыли в разговоре про второго брата, – решил сменить тему собеседник, – он тоже на солёном озере?

– Я никого не забыла, – голосок Идоуу натянулся упрямством и нервом, – наш старший брат имел неосторожность полюбить девушку из другого племени – кафири, у нас с ними вражда уже много лет. Яа была хорошей женой, но не долго. Однажды случилось то, что должно было случиться рано или поздно: произошла очередная стычка между кафири и киранлалами, и угораздило этим двоим влезть в самую гущу… Отец правильно сказал – в Данаки скорее опаснее шальная пуля. Мой брат, первенец моего отца, и его жена погибли в тот день, оставив Оити одну. Теперь её воспитывает Адиса.

– Простите, я не хотел вас обидеть.

– Мунаша и Яа нет уже семь лет. Вы никак не можете обидеть меня или кого-то другого. Разве что Оити, но того не допустит Адиса.

Пока Матфей беседовал с младшей дочерью старейшины, остальных гостей поддерживали разговорами старшие. Под пытливыми замечаниями гостей, киранлалы открыли секрет высокого пламени костров: оказалось, что к кострищам, которые жглись исключительно подальше от жилищ, оно и понятно почему, велись длинные тонкие трубопроводы, в которые подавалась нефть, добываемая особой группой из племени в окрестном озере.

Особый интерес среди детей вызвали волосы Лукерьи, их сравнивали с огнём и солнечным светом, их трогали любопытные детские пальчики, что вскоре порядком доконало и так уставшую от назойливого внимания девушку.