Что-то тревожит Галиена. Дёргает, как холодный ветер теребит плащ. Чувство, такое же смутное, как туман, поднимающийся сейчас между деревьев, что он уже бывал здесь. И всё же — разве бы он не запомнил?

— Что это за чертово место? — выпаливает Ивейн.

— Ни дороги рядом, — говорит Годфри, — ни торгового пути, который надо охранять.

— И ни ручья, ни реки поблизости, — добавляет Фульшар.

— Зубцов нет, — говорит Ранульф, глядя на башню. — Но есть кое-что ещё более странное. — Он поднимает булаву, указывая на тёмные крестообразные бойницы. — Вон там. Видите?

Поначалу Галиен не видит. Но потом понимает: — Они ненастоящие.

Ранульф кивает: — Нарисованы на камне. Видишь, как лунный свет их касается?

— Какого дьявола кому-то понадобилось рисовать бойницы? — спрашивает Ансель.

— Говори, что знаешь, святой отец, — требует Галиен.

Священник разводит руками: — Столько же, сколько и ты, Галиен. Не больше.

Они выбираются из поднимающегося тумана, который клубится за их спинами, словно пытаясь уцепиться за всадников и лошадей, и спускаются во двор замка, где стоит конь Танкреда — один, с расширенными глазами в лунном свете, не привязанный, но не двигающийся с места. Они спешиваются и стреноживают своих лошадей, затем помогают друг другу с доспехами. Застёгивают последние пластины, затягивают ремни, разбирают оружие.

Галиен осматривается. Ни жилых построек. Ни мастерских. Ни колодца. Только замок и двор.

— Ну и куда он провалился, мать его так? — ворчит Годфри, надевая латные рукавицы и плотнее надвигая шлем.

— Ставлю на то, что ублюдок нашёл бурдюк вина и очаг, — говорит Фульшар, натягивая лук. — И я к нему присоединюсь, если мы поскорее не найдём вашего еретика, святой отец.

— Заходим, находим Танкреда, — говорит Галиен своему отряду, — и хватаем всех, кто там есть. Не убивать, если только не попытаются убить вас. Ясно, Можер? — Он поворачивается к верзиле, который держит свой топор как любовницу.

— Как скажешь, Галиен, — соглашается Можер с ухмылкой и кивком.

Галиен оставляет щит привязанным к седлу, берёт длинный меч и ведёт остальных к окованной железом дубовой двери у подножия приземистой башни.

— Давайте покончим с этим, — говорит Годфри, как говорил уже столько раз за эти годы.

«Ты не помнишь?» Он оборачивается и смотрит на Мод, которая наблюдает за ним сквозь темноту, и он гадает, действительно ли это её голос звучит в его голове, или он, наконец, теряет рассудок. Он снова поворачивается к замку и на мгновение застывает перед дверью. Думает о замке, построенном в месте, лишённом всякого стратегического значения, и неизвестным ему лордом. Размышляет, зачем кому-то строить такое укрепление вдали от источников пресной воды. Бросает взгляд на фальшивые бойницы, отмечает отсутствие каких-либо настоящих укреплений, и дрожь пробегает по его телу под толстым поддоспешником. Замок строят, чтобы не пускать других внутрь. Но этот замок, Галиен уверен в этом так же, как в стуке собственного сердца, построили, чтобы что-то удержать внутри.

И всё же он тянется к двери и обнаруживает, что та легко открывается — так что, возможно, Фульшар прав, и кто бы ни был здесь хозяином, он впустил Танкреда и оставил дверь незапертой для его товарищей. Они входят в замок, готовые к бою, ощетинившись острой сталью и едва сдерживаемой яростью, рассредоточиваются в зале, тускло освещённом горящими факелами в настенных держателях. Пламя и тени пляшут и кривляются в потоке воздуха из открытой двери. Но людей нет.

И тут: — Танкред, чтоб тебя, — говорит Уильям Грей, потому что там, в тенях на дальней стороне зала, где проход ведёт в глубокую темноту, стоит самый молодой член их отряда. Танкред стоит к ним спиной, и Уильям Грей с остальными думают, что он валяет дурака, притворяясь, будто не слышит их.

— Танкред, — окликает Галиен, подняв длинный меч и приближаясь к молодому человеку, остальные движутся с ним, озираясь по сторонам в пляшущем свете факелов. — Танкред, — повторяет Галиен, теперь мягче, и, протянув руку, берёт юношу за плечо и разворачивает к себе.

— Господи Иисусе! — хрипит Галиен, отдёргивая руку, пока остальные подходят ближе, и Годфри поднимает свой шипящий факел к лицу Танкреда. Из глаз юноши текут кровавые слёзы. Кровь сочится и из ушей, его шлем валяется рядом на полу, и на мгновение кажется, что он не узнаёт ни Галиена, ни остальных, с кем жил и сражался эти три года.

— Что случилось? — спрашивает Галиен. Но Танкред, похоже, не слышит. Он смотрит прямо перед собой невидящим взглядом, как человек, которому вышибло мозги ударом или при падении с лошади.

— Других ран не видно, — говорит Годфри, водя шипящим факелом над грудью и спиной Танкреда. — Крови нет.

— Что случилось, парень? — говорит Галиен, снова приближаясь, протягивая руку к плечу Танкреда, но вдруг юноша вздрагивает и отшатывается, очнувшись, его лицо искажено ужасом. Не дольше удара сердца его глаза впиваются во взгляд Галиена, пока он выхватывает нож из-за пояса.

— Нет! — кричит Галиен, бросаясь вперёд, но Танкред уже вонзает кинжал себе в шею под подбородком.

Годфри разражается проклятьями, а Уильям Грей отворачивается.

— Чтоб тебя! — выплёвывает Фульшар.

Гисла уже на полу рядом с Танкредом, тщетно пытаясь остановить кровь, что хлещет на его железный нагрудник и растекается лужей.

— Что за чертовщина тут творится?! — рявкает Ивейн, яростно вглядываясь в темноту. Можер сжимает топор и крутится на месте, словно сам воздух внушает ему опасение.

— Что с ним стряслось, Галиен? — спрашивает Ансель.

— Откуда, к чёрту, мне знать?! — огрызается Галиен. — Спроси священника.

Гисла сплёвывает: — Кто-то сдохнет за это, — цедит она, опуская забрало шлема с нарисованным дьяволом. Хватает меч и широким шагом уходит в тёмный проход.

Годфри смотрит на Галиена, качает головой, будто говоря: «какого хрена?». Затем он, Галиен и остальные бросаются за Гислой.

— Стой! — окликает её Галиен, когда они подходят к двери, на которой свежей кровью начертан грубый круг. Но Гисла не слушает. Она распахивает дверь, выставив меч перед собой, и остальные вливаются в комнату, занимая позиции по обе стороны, отблески пламени пляшут на их шлемах, нагрудниках и клинках.

Гисла разворачивается, вскидывая меч в защитной стойке. Что-то задевает плечо Галиена, и он вздрагивает, крутанувшись, поднимает плашмя клинок в высокой защите, готовый нанести смертельный удар. Но встречного клинка нет. Тут Эвелина поднимает факел. Годфри тоже, и в медном сиянии пламени открывается картина невыразимого ужаса. Лица. Повсюду. Тела, подвешенные вниз головой на балках. Привязанные за ноги, они раскачиваются на скрипучих верёвках. Всё женщины. Все нагие. Их распущенные волосы колышутся всякий раз, когда кто-то из отряда Галиена задевает их в темноте.

Ансель вскидывает забрало и сгибается пополам — его выворачивает наизнанку.

Галиен помнит, как желчь подступала к горлу после битвы. Годы прошли с тех пор. Но вонь сейчас кислая и тошнотворная. Хуже любой, что он когда-либо вдыхал. Священник прячет лицо в сгибе локтя, в грубой шерсти рясы.

— А где мужики? — спрашивает Ранульф, поднимая меч, чтобы развернуть один из трупов и взглянуть в лицо мёртвой женщине.

Галиен поворачивается к священнику: — Думаешь, это еретик сотворил?

Трупы висят среди них и над ними, голые, как младенцы. Лес из плоти. Оторванные от самой земли, словно души, восходящие на небеса. Или нисходящие в ад.

— Сюда, — зовёт Уильям Грей, держа натянутый лук, его сильные руки дрожат от напряжения. Он целится вниз по лестнице в углу комнаты. — Там. Внизу что-то есть.

Он идёт первым, осторожно. Стрела рвётся с тетивы. Годфри держит пылающий факел высоко, чтобы Грей лучше видел цель. Другой лучник, Фульшар, замыкает строй, пятясь через комнату повешенных с поднятым луком, готовый убить любого глупца, что рискнёт напасть сзади.

Вниз по каменным ступеням. Доспехи скребут по влажным стенам. Дыхание Галиена медленное и ровное. Его звук и ритм заполняют шлем. Словно ждут, чтобы их прервали. Вот-вот, Галиен знает. У подножия лестницы Уильям Грей выходит в подвал, давая себе место для стрельбы, пока его товарищи растекаются за спиной в пляшущей темноте.