Можер кривится: — С твоими сиськами я бы с голоду помер.

Гисла скалится в ухмылке, а Годфри присвистывает, любуясь искусной работой на поясе с золотыми бляхами. Он поднимает его повыше к тусклому свету хмурого дня. Рядом Ансель разглядывает рубиновое кольцо, целует его и бросает Эвелине. Та посылает воздушный поцелуй и прячет кольцо в кошель на поясе.

— И сколько из этого мы должны отдать герцогу? — спрашивает Ивейн у Галиена.

— Нам оно нужнее, — говорит Фульшар.

— Точно, мы это заслужили, — добавляет Ансель, пересыпая монеты из кошелька в окровавленную ладонь.

— Мы сделали всё, что он просил, — отвечает Галиен. — Герцог сейчас со своими писарями составляет условия для барона Розенберга. Благодаря нам, между прочим. Не станет он придираться из-за пары безделушек да клинков.

— Безделушек? — Годфри вскидывает бровь, показывая Галиену золотой пояс.

Галиена больше волнует вмятина на затылке шлема. Часть жёлтой краски стёрлась, портя изображение летящего ястреба. «Сколько лет прошло с тех пор, как я нарисовал эту птицу», — думает он.

— Он и так неплохо на нас поживился, — говорит Галиен и оборачивается к хорошо одетому человеку на иноходце, появившемуся среди деревьев на краю поляны. Тот, похоже, любуется учинённым побоищем. — Что скажешь, Гинек? — спрашивает Галиен новоприбывшего, бросая кошель с монетами, который тот ловко подхватывает.

Гинек кивает: — Думаю, мой господин будет доволен решением нанять тебя и твою компанию, Галиен. — Его улыбка похожа на масляное пятно на воде. — Он выкажет свою признательность сегодня вечером. Еда, вино, женщины. — Он наблюдает, как всадница Эвелина ведёт боевого коня обратно на поляну, чтобы вытащить копьё из нанизанного на него человека. — Или что-нибудь ещё для вашего удовольствия, — добавляет Гинек, пока Эвелина тянется из седла к древку.

— Еда, вино и женщины — для начала сойдёт, — говорит Гисла с ухмылкой, в то время как Эвелина выдёргивает копьё, и труп падает в грязь.

Гинек улыбается, кивает и натягивает поводья, поворачивая в лес, к вооружённым людям в ливреях герцога Житавы, ожидающим среди деревьев. — Не забудьте головы, Галиен, — кричит он через плечо. — Моему господину нужно доказательство каждого убийства. Ты знаешь, как это делается.

Галиен обменивается усталым взглядом с Годфри, затем шагает к ближайшему трупу. Поднимает меч под дождь, смывающий кровь с клинка. И опускает.

***

Кружка с элем грохочет об стол. Годфри, притащивший выпивку, плюхается на скамью рядом с Галиеном, и они сдвигают кружки — эль плещет через край. Где-то играют музыканты, выводя весёлую мелодию на лютне и флейте. Гуляки горланят, пытаясь перекричать друг друга, спорят, пляшут, хохочут, окликают приятелей через весь зал — гам стоит такой, что впору вспомнить недавнюю битву.

— Куда дальше путь держим? — спрашивает Годфри старого друга.

Не успевает Галиен ответить, как встревает Ранульф: — Знаю я одного богатея в Баутцене, хочет избавиться от муженька своей дочурки.

Галиен одаривает это предложение тем взглядом, какого оно заслуживает. Ранульф пожимает плечами, откидывается назад и прикладывается к кружке.

Танкред делает большой глоток и проводит рукой по холёной бороде и усам: — Императору всегда нужны хорошие бойцы.

Годфри хмыкает: — Императору нужны солдаты, чтоб за него подыхать, — раздаётся согласное бормотание.

— А как насчёт короля? — предлагает Эвелина, подаваясь вперёд, пока Ансель пытается утащить её в толпу танцующих. — Он щедро отвалит, чтоб стать императором, когда старик концы отдаст.

Галиен кривит губы в оскале: — Им не нужно, чтоб такие как мы воняли на улицах Праги. Или запамятовала?

Товарищи обмениваются взглядами — никто не забыл.

— И всё же скоро работёнка понадобится, — говорит Годфри.

— Деньги бы дольше водились, поменьше спускай на вино да девок. — Галиен отхлёбывает из кружки.

Годфри недовольно бурчит: — Мы ж не грёбаные монахи, Галиен. К тому же кони нужны. Обученные.

Галиен прекрасно знает, что им нужно. Он оглядывает остальных, веселящихся среди завсегдатаев таверны: — Предоставь мне заботу о будущем.

Ансель с Эвелиной пляшут, радуясь как дети. Вокруг Можера собралась толпа — народ бьётся об заклад с Рейнальдом, сколько кувшинов эля верзила осилит, прежде чем блеванёт или рухнет замертво. Фульшар и Ивейн устроились за соседним столом, у каждого по девке на коленях. Гисла нашла тихий угол и смазливую подружку. Шепчет ей что-то на ушко, то и дело дразня его кончиком языка. Уильям Грей уже спит, запрокинув голову к стене. В руке всё ещё зажата пустая кружка.

Люди Галиена славно подрались и теперь отрываются на всю катушку, живя, как всегда, одним днём — как и положено воинам, знающим, что завтра может не принести ничего или принести смерть.

Полдюжины шлюх протискиваются к столу, их рыжая атаманша представляет их как подарок от герцога. Ранульф с Танкредом встают, лыбятся, привечают женщин, наливают им вина. Но одна из девок замечает, что Галиен, похоже, не впечатлён и равнодушен к герцогской щедрости.

— Чего это он такой хмурый? — спрашивает она у Ранульфа.

— Хмурый? — отзывается тот. — Я не видел его таким весёлым уже год.

Галиен вздёргивает бровь и поднимает кружку в их сторону, потом подносит к губам и пьёт.

***

Холодное прикосновение клинка будит его. Галиен открывает глаза и смотрит в рябое лицо человека, держащего кинжал у его горла. Чёрт, как же он устал. Лезвие упирается чуть выше кадыка, но даже оно не может помешать проклятию сорваться с его губ. Человек с кинжалом ухмыляется.

— Доброе утро, Галиен, — не от держащего нож, а от другого, стоящего в тени за пределами бледного рассветного света, льющегося через окно таверны. Галиен закрывает глаза и откидывает голову на свёрнутый плащ, служивший ему подушкой. Ему не нужно видеть одеяния высокопоставленного церковника, шёлковые и бархатные робы, епископские туфли или перстень на безымянном пальце правой руки, чтобы понять, кто его нашёл.

— Чего вам нужно, кардинал? — произносит Галиен, размышляя, ноет ли шея от чёртовой самодельной подушки или от вчерашней драки. Кинжал снова напоминает о себе, овальные выступы гарды приподнимают его подбородок.

— Прояви уважение, мразь, — рычит его владелец, и от его дыхания разит гнилой капустой.

— Какого хрена? — бормочет неподалёку Ранульф осипшим от вина голосом, тоже проснувшись с клинком у горла. Среди тел мужчин и женщин, раскиданных в соломе таверны, словно выброшенные отливом водоросли, находится около двадцати солдат. Те из людей Галиена, кто здесь — а судя по крикам снаружи, здесь не все — были грубо разбужены и теперь сонно моргают, матерятся и тянутся к оружию, хоть и понимают, что их ждёт лютая смерть.

— Ты думал, мы о тебе забыли, Галиен? — спрашивает кардинал Чезарини, выступая на свет, хотя день ещё слишком молод, чтобы явить его во всём его тучном великолепии.

— Я надеялся, — отвечает Галиен.

Священнослужитель взмахивает рукой, и Галиен улавливает его запах среди густой вони таверны, пота и прокисшего вина. Гвоздика. Пряная и экзотическая. Сладость розы. Приятный запах для женщины, но тошнотворный для кардинала.

— Тогда тебе стоило купить землю и заняться хозяйством, — говорит Чезарини, — или уехать из королевства в Пресбург или какой-нибудь другой занюханный городишко вдоль Дуная. Галиен-сапожник, — размышляет он. — Или, может, свечных дел мастер. Какое-нибудь тихое ремесло, чтобы проводить дни в размышлениях о тайнах бытия.

Кардинал крестится и пожимает плечами, затем поворачивает мясистую ладонь вверх, и его перстни на мгновение вспыхивают в луче света.

— А так мне достаточно идти по следу смерти, как... — он поднимает руку, взмахивая пальцами, — ...как чайка за плугом, высматривая, что вывернут лемехи.

— И вот вы здесь, — говорит Галиен.

Кардинал кивает, оглядывая таверну, впитывая взглядом вонючие, пропитанные выпивкой остатки вчерашнего разгула. Не похоже, чтобы это вызывало у него особое отвращение.