«Как в жизни всё сбалансировано?! В детстве я был трудным ребёнком: не слушался родителей, дрался с братом, убегал из дома. В школе я был трудным подростком: не реагировал на замечания учителей, хамил и юродствовал, обжигал сарказмом и цинизмом одноклассников и много дрался. Посмотрело небо на безобразника, хулигана и забияку, вмешалось провидение, и судьба наградила меня ответственной и востребованной профессией. Я стал кранолётчиком, где все работы выполняются строго по правилам. Самодеятельность вредна и уголовно наказуема. Я научился выполнять команды и приказы. Я изменился. Теперь вторая половина взрослой и самостоятельной жизни сплошь состоит из выполнения чужих команд и советов. И даже сейчас мной управляет какой-то далёкий и невидимый инструктор. Когда же я верну себе ту детскую свободу и бесшабашность, в которой купался, как карась в пруду, и которую где-то растерял? Наверно, уже никогда».
Хлопнула дверь. Марк открыл глаза и увидел пышногрудую молмутку с подносом в руках:
- Заждался, мой голодный и ненасытный медвежонок? А это королевское блюдо – пареные бедра муравьев! Только почему еще не налито?
Марк подскочил и принялся разливать коньяк:
- Я скучал, моя большая медведица. Давай снимем пробу с твоей уникальной трапезы? - проглотив любимое лакомство венценосных особ, землянин облизал ложку и торжественно вынес вердикт. – Бесподобно! Эх, тяжела шапка Мономаха, кепка Ильича и берет Че Гевары. Во мне проснулся монарх, - Марк откинулся на спинку удобного дивана. – Ну, иди ко мне, моя крепостная босоногая девка, моя миниатюрная и услужливая гейша, моя молчаливая стенографистка, моя румяная наложница, моя избалованная секретарша.
Незнакомая но красивая фонетика комплиментов подействовала безотказно. Молмутка, как заворожённая, встала с кресла и с вытянутыми вперёд руками медленно пошла к землянину. Женщина села на мужские колени, обняла обольстителя за шею и прижалась к груди:
- Ты – настоящий король, мой повелитель. Меня к тебе магнитит. Делай со мной, что хочешь.
Марк по-отечески погладил Саланту по жестким волосам:
- Моя малышка, моя аппетитная булочка, доброе слово и собаке приятно. Видно, муженёк твой скуп на похвалу. Ничего, я исправлю этот недостаток. Твои ушки будут купаться в овациях, со мной твою подкорку будут щекотать только положительные эмоции. Не волнуйся.
Размякшая молмутка шмыгнула носом и согласно кивнула:
- Возьми меня, Марк, полюби со всей нежностью и любовью, на какую способен. Укрась мою пустую комнату души живописными картинами плотского натюрморта, ороси мою иссушенную душевную клумбу живой водой симпатии, покорми с ладони голодную белочку орешками ласки и нежности.
Марк не ожидал такой душещипательной лирики. Так должна выражаться начитанная библиотекарша, но никак не заплывшая жиром кухарка в грязном переднике:
- Ты хорошо подготовилась, - Марк чмокнул Саланту в напудренную щёчку. – Я думал, что из всех жен только Лодрия способна блистать интеллектом.
- Ты угадал. Это она мне шпаргалку набросала. Всю ночь зубрила, - молмутка стыдливо вытащила из кармана скомканный исписанный мелким почерком листок.
- Что же она козырями разбрасывается? – Марк заглянул в шпаргалку. – Себе-то хоть пару фраз оставила? Какими граблями будет любовника по ночам расчесывать?
- Не переживай. Эта старая канцелярская крыса уже в сотый раз всю библиотеку перечитала, а память у нее феноменальная. Зато она готовить не умеет, - Саланта прикусила губу и сморщила лоб, - а словами сыт не будешь.
- Тоже верно. Вот и лирике конец. Не обижайся на старшенькую, она ведь для тебя старалась. Ладно, пошли отсюда. Вернёмся к тебе. Этот запах всё желание отбивает. Пойдём, моя девочка, я покажу тебе вернисаж эротического модернизма и скульптурную выставку порнографического сюрреализма.
От большой радости Саланта чмокнула землянина и, прижавшись щекой к щеке, пискнула прокуренным баском:
- Уже хочу. Веди меня, мой сексуальный искусствовед в свой музей интеллигентного греха и порока.
Марк потрудился на славу. Он сделал всё, на что был способен. Три часа землянин не давал молмутке покоя, атакуя в лоб, с флангов и с тыла. Когда Саланта зубами разорвала подушку, выпустив на волю облако лебяжьего пуха, и отключилась, партнёр вышел из игры. Он накрыл горячее мокрое женское тело одеялом, посетил душ, быстро оделся и покинул апартаменты. Ровно в шесть утра обессиленный жиголо пластом упал на кровать своей спальни и крепко уснул.
3
Джавдет возвращался с сеанса связи, то и дело, в мыслях повторяя полученную от махапского инструктора важную информацию: «Атрибуты власти на тридцатом этаже Белого дома, в туалете, в смывном бачке, инвентарный номер 120». Атаман быстро шел по извилистому подземному лабиринту знакомыми коридорами, освещая путь шахтёрским фонариком. Джавдет торопился в штаб. Ему не терпелось сесть за круглый стол, поделиться с соратниками ценными указаниями и начать совещание по разработке исторической операции. Небывалая радость переполняла сознание главного партизана. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Надоело томиться в режиме ожидания.
«Вот для чего нужны напальчники, - душа вайвайского командира ликовала. - Это уже серьёзно. На кону свобода Почемурия. Не обманул махап! Молодец! Мы достанем атрибуты, чего бы это ни стоило. Все континенты услышат меня. В назначенный час я выйду в эфир и подниму на борьбу весь вайвайский мир».
Атаманы лежали на кроватях и ждали возвращения командира. Они мирно беседовали. В гостях был Швартазавр с беременной подругой. Молодым не терпелось сообщить папе, что они решили пожениться и получить согласие.
Все знали, что Джавдет не родной отец всеобщему любимцу, но именно он нашел малыша в разрушенном детском саду и полуживого принёс в катакомбы. С тех пор атаман ни на шаг не отходил от своего питомца и вырастил из него отличного партизана. Трудно давалось опекунство и уход за маленьким ребёнком с явными признаками рахита и нехватки витамина «Д». Атаман лично ходил на дело и совершал набеги на молмутские медпункты, чтобы разжиться рыбьим жиром и анаболиками. В одном из просторных пещерных гротов партизаны построили «качалку» и обставили ее самодельными тренажёрами, штангами и гантелями.
Джавдет привил мальчику любовь к бодибилдингу и к боевым искусствам. К десяти годам Швартазавр имел отличную растяжку и легко садился на шпагат. К пятнадцати годам у сына полка размер бицепса уже был 52 сантиметра в обхвате, а к восемнадцати – 64. Не зря в подземелье у богатыря было прозвище – «человек-таран». Таран был незаменимым бойцом во время боевых операций. Он легко выбивал ворота, валил смотровые вышки, переворачивал грузовики и танки, завязывал на узел стволы артиллеристских орудий, метал кирпичи до пятнадцатого этажа, перепрыгивал десятиметровые кислотные запруды и огненные преграды. В нелёгком партизанском деле Швартазавр был просто не заменим. В катакомбах богатыря ценили и уважали. Шварт был простодушным и слегка наивным крепышом с нестираемой улыбкой на широком лице. В общении с однополчанами он всегда был душой компании и не стеснялся самоиронии. Всю богатырскую злость Таран выплескивал исключительно на врагов и после героических побед возвращался в подземелье спокойным и тихим, словно паровоз, выпустивший из котла остатки горячего пара.
Воеводы с пониманием отнеслись к желанию молодой пары связать судьбу узами семейного брака. Но условия и быт говорили обратное. Долгое пребывание в подземелье показало, что постоянная нехватка самого необходимого быстро может испортить семейную жизнь. В памяти ветеранов подполья были случаи, когда через месяц после венчания и свадьбы пара, брезгуя одной зубной щёткой на двоих, разбегалась и начинала жить раздельно. А если появлялись дети, проблем становилось еще больше. Практика подземельного быта показала, что семейный союз, это не только красивые слова и горячие поцелуи при свете пластилиновой свечки на берегу мазутного ручейка, а долгий и трудный процесс за выживание. Без взаимной опеки и ежеминутного внимания друг к другу семью не сколотить.