– Я туда не пойду! – сразу заявила госпожа Оли-шин.

– А вдруг пока мы будем искать макаку в лесу, она сюда выйдет и покусает тебя? – заботливо спросил Ним-шин, и девушке пришлось согласиться. Она шла, тихо ругая под нос все на свете – свои туфли, платье, корни, рыхлую землю. К счастью для нее, идти пришлось недолго.

Макака сидела шагах в тридцати от того места, где ей была дарована свобода. Она обхватила передними лапами острые колени и уткнулась в них лбом, подрагивая, и стараясь упираться в палые листья пятками, не беспокоя исцарапанные ступни.

– Вот и она... – Ним-шин нервно засмеялся и чуть подался назад, госпожа Оли-шин вцепилась в его руку, точно тонула.

Ун хотел потребовать тишины, но было поздно – детеныш уже поднял голову, посмотрел на них мокрыми от слез глазами и укрыл макушку пальцами, как будто это могло его спрятать. Нет, бежать макака никуда не собиралась.

– Предлагаю поступить так. Мы с Оли пойдем за автомобилем, а ты, Ун, возьми палку и гони макаку к дороге. Нужно идти вдоль леса, там увидишь, за полем, будет перекресток...

Ун посмотрел на друга, потом перевел взгляд обратно на макаку. Далеко же они загонят зверя с такими лапами. Да и сомневался он, что макака правильно поймет их намерения, скорее уж, перепугается и сбежит в чащу, и вот тогда они смогут проверить, работают или нет ее инстинкты.

– Ты что, боишься? – спросил Ун прямо.

– А ты нет? Тебе такая тварь ухо отгрызла!

– Да не отгрызала мне... А, ладно.

Ун снял куртку и начал медленно приближаться к макаке на полусогнутых ногах, чтобы не казаться ей огромным и угрожающим. Не дойдя всего ничего, он присел на корточки и протянул к зверенышу руку, позволяя ей лучше разобрать свой запах. Макака вяло отпрянула, но не вскочила и не бросилась прочь. Странное дело, сейчас, находясь совсем близко, он мог отчетливо рассмотреть ее в мельчайших деталях, и не видел длинных, длиннее чем у раанов или норнов, ушей, которые почему-то всплывали в его детских воспоминаниях.

Ун прокрался еще немного, медленно выдохнул и накинул на нее куртку, готовясь броситься вперед, если зверь вдруг сорвется с места. Но макака не дернулась. Куртка сползла с ее головы, из-под воротника показались испуганные синие глаза, полные какой-то невыразимой звериной тоски. Ун плюнул на все, чувствуя себя полным идиотом, встал, шагнул к макаке и взял ее на руки. Глупое решение – это он понял сразу, как только почувствовал теплое дыхание совсем близко от своей шеи, но ему повезло. Все-таки макака была ручной и не стала вгрызаться в горло, только вцепилась лапами в плечи, часто и шумно фыркая.

– Ну что ты боишься? – спросил Ун. – Поедешь сейчас к своему хозяину.

Спутанная серая грива уткнулась ему в нос, и он чихнул, но от щекотки, а не от запаха. По всей видимости, об этой макаке очень хорошо заботились – иначе и не объяснить, почему она не источала какой-нибудь тяжелый животный дух. Зверинец не вонял, а смердел, и все макаки там были отвратительные, а эту – что странно – было даже не мерзко держать на руках. И кожа ее не шелушилась. А ведь, наверное, должна была – ведь обновлялись же как-то у макак цвета их полос в сезон линьки?

Когда он повернулся к друзьям, то постарался изобразить полное равнодушие, словно каждый день ему приходилось иметь дело с десятком диких макак.

–Я пойду к дороге, буду ждать вас у перекрестка. Идите за автомобилем.

Просить дважды не пришлось, возражать против его плана никто не стал. Они вместе добрались до края леса, там Ним-шин со спутницей свернули в сторону поместья, бесконечно оборачиваясь, точно в любой момент ожидали увидеть что-то ужасное, Ун же, поудобнее перехватив макаку, двинул на восток, держась ближе к подлеску и стараясь не выходить из тени деревьев, чтобы его сложнее было заметить издалека.

Сначала он шел бодро, но вскоре почувствовал, что детеныш совсем тощий на вид, на вес ощущался каким-то откормленным. Руки и плечи начали побаливать, вспомнились недавние дни рытья траншей на учениях.

Ун несколько раз останавливался перевести дух, приваливался спиной к деревьям. В конце концов, решил заставить макаку пройтись на своих двоих, но она словно что-то почувствовала и уснула, жалобно, тоненько засопев и накрепко вцепившись в него лапами. Тяжелее всего пришлось, когда лес закончился и потянулось поле. Как назло, облака разошлись, безжалостное солнце ранней осени кусало макушку, Ун совсем вспотел, и с разочарованием негромко ругнулся, когда увидел, что на дороге, показавшейся впереди, все еще нет никаких автомобилей.

Он не стал подбираться слишком близко к перекрестку и устроился в небольшом, заросшем травой овраге. Здесь он ссадил макаку, которая тут же проснулась, и рухнул на землю, прижавшись спиной к отвесному глиняному склону, отбрасывавшему небольшую тень и все еще отдававшему влагой после недавних дождей. Устроился он не слишком близко к зверю, на случай если тот решит вдруг взбеситься, и не слишком далеко – если подумает убежать.

Макака сидела и хлопала глазами, пристально смотря на Уна.

– Что пялишься? – спросил он.

Макака потерла полосатый нос, отогнав муху.

– Бежать не думай. Я все равно тебя догоню.

Макаки, как и собаки, понимали лишь отдельные слова, но Уну показалось, что детеныш кивнул. Все-таки разумное существо всюду пытается найти признаки разума, даже там, где их быть не может.

Ун сидел, чуть сощурившись и скрестив руки на груди. Он ожидал, что вот-вот на дороге заревет двигатель автомобиля, но слышал только, как перекрикивались горлицы. Минута сменялась минутой, а Ним-шин и его подружка все не появлялись. Ун рассматривал облака, следил за полетом торопливых пчел и беззаботных жуков, но всякий раз любопытство перевешивало, и взгляд его возвращался к макаке.

Она то перебирала камешки, то тыкала палочкой в землю, наверное, отыскивая насекомых, потом тоже заскучала, тоже начала поглядывать на облака, а изредка, когда думала, что Ун не видит, и на него.

Ун полез в карман, нащупал там несколько монет, выбрал две двушки, на которых не чеканили профиль императора, и пересел поближе к макаке.

– Смотри, – сказал он, показывая ей один из серебряных кружков. – А теперь...

Легкое движение пальцев, и монета исчезла. Ун три недели учился грошовым фокусам у своего соседа по палатке, но преуспел только в самых мелких. Для сложных ему не хватало артистизма, чтобы в нужный момент отвлечь зрителя каким-нибудь жестом или шуткой. Впрочем, сейчас он давал представление не перед самой искушенной публикой.

Макака выкатила синие глаза, подалась вперед, и он позволил ей со всех сторон оглядеть свою опустевшую руку.

– Нет-нет. Она совсем исчезла.

Макака посмотрела на Уна с ужасом, тогда он сжалился и показал ей раскрытую ладонь левой руки, на которой блеснула монета. Должно быть, для зверя это было настоящей магией, ведь макаки, насколько он знал, понимали некую связь между причиной и следствием даже лучше собак.

Ун показал ей тот же трюк еще дважды – оба раза с большим успехом – на четвертый же повтор она вдруг выкинула вперед лапу и схватила Уна за запястье ровно в тот момент, когда он аккуратно сбрасывал монету из ладони в рукав рубашки. Пальцы прижали металл к коже Уна, ощупали круглую форму сквозь ткань, на полосатой мордочке возникло удивление, а потом даже какая-то радость и гордость.

– Ну-у-у! – Ун вырвал руку из ее пятерни и спрятал монеты в карман. – Я практиковался всего ничего, знаешь ли. А вот как тебе это...

Но второй фокус он показать уже не успел, на дороге послышался шорох колес, к перекрестку подкатывал автомобиль.

Ним-шин улыбнулся Уну виновато:

– Встретили знакомых, пришлось задержаться на банкете. Ничего не поделаешь. Вот тут есть плед для пикника, давай укроем ее. Пусть в окно сильно не высовывается... Только следи, чтобы не подрала сидение и не нагадила, ладно? Автомобилю и недели нет...

Ун пообещал следить, решив не расстраивать друга новостями, что животное на то и животное, что может поступать непредсказуемо. Он сел рядом с макакой, завернутой в темно-зеленый плед, так что торчала только любопытная мордочка, и на всякий случай крепко обхватил ее рукой. К счастью, макака не испугалась зафырчавшего автомобиля и смирно глядела в окно, на проносившиеся мимо редкие сады и широкие поля. В конце концов, даже госпожа Оли-шин, все дергавшаяся и ожидавшая, что макака вот-вот накинется на нее со спины, успокоилась и перестала оборачиваться.