– Да, разумеется. Господин Ун вернется около пяти. Он сейчас отправляется в десятый лагерь. Там надо будет забрать...

– Отлично! Вот мое новое распоряжение. Старика можете никуда не посылать, но передайте, что я велел ждать меня здесь, – господин Кел-шин хлопнул в ладоши и довольно улыбнулся, наверное, уже представляя, какое лицо будет у майора, когда ему доложат, что столичный гость уехал всего лишь несколько минут назад. – А кстати этот... как его... Варран тоже тут? Он поедет с нами?

Варран не сказал ни слова, когда Ун отыскал его в общей палатке, чтобы сообщить, что выходной отменяется, и собрался быстро, как будто слышал сигнал тревоги. Что ж, для несуществующего задания лучшего напарника было и не найти. Другой бы мог начать ныть, жаловаться от досады и случайно проговориться, что никаких дел в десятом лагере у них нет и все это лишь дешевое представление для важного начальства, но только не Варран. Если бы еще господин Кел-шин не настоял, чтобы водителем с ними поехал его полусорен – так все это можно было бы даже назвать приятной прогулкой.

Ун все же хотел предложить не тащить Лина с собой, но, подумав еще немного, понял, что это было бы большой ошибкой. Не стоило бросать полусорена один на один с местными норнами. О веках рабства у серошкурых они помнили слишком хорошо, а найти повод для драки проще, чем кажется. И если бы такая драка случилась, Ун бы не поставил на полусорена и пол-империя.

«И о чем я только думаю?» – Ун поморщился, когда «Бык», старый и без того дребезжащий, налетел на очередную кочку, и покрепче вцепился в винтовку, стоявшую между колен. Какое ему дело до того, что бы там случилось с ублюдком? Его собственное будущее теперь покрылось туманом неопределенности, вот о чем следовало волноваться.

Ун уставился в затылок Варрана, сидевшего впереди рядом с Лином и что-то негромко рассказавшего тому о маршруте. На сидевшего же рядом, по левую руку от него, господина Кел-шина он старался не смотреть. Как же хотелось, чтобы высокородный вдруг забыл об их прерванном разговоре. Но пускай молчание и продержалось довольно долго, в конце концов неизбежное все-таки произошло. Ун почувствовал ладонь на своем плече, повернулся и тут же отпрянул, ударившись затылком об окно – бледное болезненное лицо господина Кел-шина оказалось совсем близко.

– Она ведь тебе не нужна, – прошептал высокородный.

– А? – не понял Ун и на всякий случай крепче вцепился в винтовку.

– Текка, – брови господина Кел-шина взметнулись в неподдельном возмущении, словно ни о чем другом, кроме ведьмы, никто бы и подумать не мог. Он подался еще ближе.

– Зачем она мне, – сказал Ун, уже почти вжимаясь в дверь, а про себя подумал: «И зачем она вам?»

Этого ответа вполне хватило, господин Кел-шин выдохнул, отодвинулся, не в меру драматично запрокинул голову и пригладил темно-красные волосы.

– Я все перепробовал, – сказал он с таким облегчением, словно наконец-то мог разделить тяжкую ношу, которую до этого много дней тащил в одиночку. – Ун, пойми, я ее уговаривал, я просил, я столько ей всего предлагал! Жизнь в Столице! Разве этого мало? Лучший дом. Я даже уже выбил для нее разрешение на въезд. А это было сложно, знаешь ли, даже для меня. У Текки за душой нет ни единого документа.

Господин Кел-шин замолчал, в один момент вид у него стал испуганным, он коротко рассмеялся, почти виновато:

– Ха, ты не подумай! Я ничего не просил у нее взамен. Клянусь тебе, ничего. Я лишь хочу, чтобы ей было лучше! Разве здесь жизнь? Вот скажи, разве это жизнь? – он стукнул костяшками пальцев по окну, запачканному пятнами раздавленной мошкары. – Там столько возможностей. Да что я рассказываю! Сам же знаешь. Столица! В Столице все иначе. А Текка никак не соглашается ехать. Но ты, – в этот раз высокородный ткнул пальцем в грудь Уна, и хотя лицо его не изменилось, но жест получился почти угрожающим, – ты что-то о ней знаешь. Я вспомнил, как она за тобой ходила. Хвостом ходила!

Ун скосился на Варрана. Норн притворялся глухим и не оборачивался. Да, господину Кел-шину определенно очень повезло с выбором. Будь тут кто другой, то этот его бредовый разговор уже завтра пересказывали бы по всему лагерю. Норны были верны, но порой слишком любопытны и падки на слухи.

– Когда я вспомнил, ну, как она за тобой ходила, то сразу понял: поедешь ты, тогда и она не откажется. И я был прав. Только намекнул, что буду инспектировать твой лагерь, так она сразу попросилась со мной! И в Столицу уехать согласится. Ун, я бы смог ее уговорить! Клянусь тебе. Дали бы мне еще один месяц! Всего один! Но у меня не осталось даже недели и оправдания для задержек тоже закончились. Я и эту проверку-то еле согласовал. Пришлось написать, как важно нам посмотреть на пограничные посты свежим взглядом... Какой же бред. Отец согласился, но потребовал, чтобы после я сразу возвращался. Так что, Ун, надеюсь, ты не станешь отказываться от отпуска.

У любого другого последние слова прозвучали бы как дружеская просьба, но господин Кел-шин выдал ее с тем нажимом, какой бывал и не во всех приказах.

– Я поеду с вами, – сказал он, и тут же был награжден широкой и счастливой улыбкой.

– Ха-ха! Я знал, что ты согласишься! И не волнуйся насчет службы. Когда тебя оправдают, сможешь делать, что хочешь. Даже вернуться сюда. Но... кхм... На место получше. А пока развейся! Подыши столичным воздухом. Вспомни, как раанам жить положено.

Ун кивнул. Как можно было отказаться от такого щедрого предложения? Он ведь не хотел добавить в свою коллекцию неприятелей еще одного важного раана. Хотя было ли дело только в страхе перед чужой властью? Если подумать, наверное, все происходящее к лучшему: он поможет высокородному, заодно побывает в родном городе, увидит племянника. А потом вернется обратно с новыми силами, в конце концов, вышки никуда не разбегутся.

«Нет, сюда я уже не вернусь», – Ун с тоской посмотрел в окно, на густой лес, зелено-красный, полный хищных зверей, скрытых топей и липкой паутины, усеянной коконами пойманных насекомых.

Зачем сюда возвращаться?

Снова наблюдать, как у Хребта пытаются отлавливать редких контрабандистов, решивших торговать с еще более редкими островными «гостями»? Или без конца чинить сигнальные ловушки, испорченные волками и оленями? Майор Виц был прав: здесь ничего не происходило и едва ли начнет происходить. Будет он тут служить верой и правдой, или вдруг исчезнет, заблудившись в чаще, – никто не заметит ни первого, ни второго. А сидеть на вышке, пытаясь отчистить раздразненную совесть, можно и десять, и двадцать лет. «Какая глупость». Это больше походило на бессмысленный религиозный ритуал, годящийся для одно только самоуспокоения. Надо рассказать Текке об этой его идеи. Ей понравится. Хотя нет, не понравится, она посмеется над такой дурной слабостью и снова скажет, что кошмары не исчезнут, пока он сам не прекратит винить себя в том, в чем не было никакой вины.

Он ошибся, потом эту ошибку исправили, вот и все.

И если уж возвращать себе достоинство, так по-настоящему полезным делом, и вытребовать для такого правильную, нужную подачку – не грех. Вдруг удастся вновь поступить в офицерскую школу? Обвинения отца в измене никуда не денутся, но ведь когда целый советник Ат-шин, благодетель армии, попросит закрыть на это глаза – кто ему возразит? А потом, уже при настоящих погонах, можно будет отправиться туда, где от него действительно будет толк. Хоть бы и в Сторечье.

«Я никуда не бегу».

Все аргументы были верные и логически правильные, но после них на сердце стало еще гаже, чем прежде. Ун медленно повел окаменевшими плечами, понимая, что на несколько минут совершенно провалился в собственные мысли и что рука его болит – так крепко он вцепился в винтовку, точно хотел переломить ее, а господин Кел-шин тем временем не замолкал. Он рассказывал о каком-то театре, как сводит Текку на все постановки, что девушкам такая ерунда как будто нравится.

– Я об этих пьесах теперь знаю столько...