– Воняет тут страшно, – сказал Ун, – я, пожалуй, воздержусь.

Лейтенант пожал плечами с некоторым разочарованием. Они вернулись в лагерь, разыграли несколько партий в семь дверей, прикончив полторы бутылки крепленого вина. Карта Уну никак не шла, за игрой он постоянно отвлекался и не мог отделаться от чувства, что все вокруг разило мертвечиной. На следующее утро он присоединился к Варрану и остальным, удивляясь тому, как, оказывается, привязался к этим норнам, со всеми этими нелепыми порядками и обычаями, а когда они через неделю вернулись в их собственный лагерь, удивился еще больше, чувствуя себя странно легко, словно очутился... дома?

К пущей радости здесь его в коем-то веке ждали добрые вести: капитан пригласил Уна к себе и вежливо спросил – а приказывать раану он не имел никакого права, пусть Ун и позволил обращаться к себе без излишних титулов – не хочется ли ему подежурить на одной из смотровых вышек. Ун бы согласился, немного подумав для приличия, но когда узнал, что дозор надо будет нести на берегу моря, дал свой ответ немедленно, даже не спросив, кого назначат в напарники и как далеко придется до той вышки добираться. Да чем дальше, тем лучше! Лишь бы на берегу, ведь море пахло по особенному, и ему сейчас был просто необходим этот запах, чтобы избавиться от вони разложения и гнили, слышной то тут, то там, щекочущей нос и как будто въевшейся в одежду, кожу и волосы, и что самое отвратительное – в память.

Всю ночь перед отправлением на новый пост Ун проворочался без сна, так и не решившись выпить настойку, чтобы не проспать, и когда на рассвете в палатку зашел дежурный, он уже был на ногах, полностью готовый к походу, с собранным заплечным мешком. Но против всех ожиданий дежурный не стал вести себя тихо и, хотя час побудки еще не настал, гаркнул во все горло:

– Подъем! Всем быть готовым к построению! – и лишь после этого резкого окрика, когда двухъярусные кровати заскрипели, оживая, а норны начали вылезать из-под одеял, торопливо одеваясь, он поспешил подойти к Уну и заговорил уже в полголоса, с полагающейся норну вежливостью: – Капитан просит вас подойти к воротам.

Ун вышел наружу и заметил краем глаза, что дежурный, обогнав его, уже нырнул в соседнюю палатку, и принялся будить солдат и там. Происходило что-то непредвиденное. «Но это меня не касается». Ун не сомневался, что капитан лишь представит ему напарников и выпроводит, пожелав удачи.

Но у ворот лагеря его ждали только двое: сам офицер, который нервными, беспокойными движениями то поправлял фуражку, то одергивал китель, и какой-то полураана, кажется, очередной штабной бумагомаратель.

– Доброе утро, – сказал Ун, и капитан мгновенно развернулся к нему на пятках, глядя с таким одухотворенным восторгом, что не приходилось сомневаться: в лагерь кто-то едет. И скорее всего, этот кто-то из высшего офицерства, из раанов.

Ун с разочарованием вздохнул, почувствовав себя снова в светлой столовой среди утренних гостей доброй хозяйки Никканы, пришедших посмотреть на него, как на диковинного зверя в зоосаде. И почему норны так упорно думали, что рааны, приехавшие из Столицы или пограничной крепости, обязательно желали увидеть всех здешних раанов? Ладно, тот лейтенант из соседнего лагеря, он совсем скис от скуки среди своих крапчатых подчиненных. Но какое дело действительно важным раанам, всегда окруженным другими раанами, до местных мелких служак, пусть и с такой же кровью? В прошлый раз Уну пришлось приветствовать целого полковника, и в конечном итоге это был просто напрасно потерянный час. А сколько времени сожрет эта встреча, переполненная формальностями и долгими пышными приветствиями, которые так любили норны? Впереди его ждал двухдневный переход, и любые случайные задержки тут были совершенно противопоказаны.

Ун унял подступившее к горлу раздражение, собрался с силами, чтобы спросить, кого же они ждут в этот раз, но в этот момент за деревьями послышалось ворчание двигателя, все нарастающее и нарастающее, и шорох колес. Вот светло-зеленый, блестящий в утреннем солнце «Бег» выполз на подъездную дорогу, и Ун забыл обо всем на свете: и о походе, и о том, что ему полагалось сейчас вытянуться по стойке «смирно». Он не поверил своим глазам, заметив в окне автомобиля пышную красную гриву, моргнул, надеясь прогнать морок, но видение так и не рассеялось, и когда «Бег» остановился, господин Кел-шин торопливо, едва не спотыкаясь, вылез с переднего сидения и открыл перед ведьмой дверь.

Глава XXXIX

Сколько времени прошло с его отъезда из Хребта? Месяц? Полтора? Точно, не больше. Когда же эти двое успели так измениться?

Текка слегка раздобрела и окрепла, как кошка, дорвавшаяся до полной миски, и даже зеленое платье с обгоревшим подранным подолом теперь делало из нее не лесную бродягу, а попавшую в беду добропорядочную горожанку. Господин Кел-шин, напротив, весь осунулся, стал до серости бледным, что твой сорен, и синий гвардейский мундир лишь сильнее оттенял всю его немощь.

А взгляд!..

Господин Кел-шин смотрел на ведьму восторженно и подобострастно, она же не обращала внимания ни на его заискивающую улыбку, ни на протянутую ей руку.

Какое жалкое зрелище. И происходило оно прямо на глазах у капитана-норна. Неудивительно, что крапчатые рассказывали всякие небылицы о прадеде и выдумывали ему любовниц из своей породы. Как иначе, с такими-то живыми примерами!

Ун постарался сохранить невозмутимость, хотя живот крутило от стыда за собрата. Полунорнка это не самое страшное, что могло случиться с рааном, он сам слишком хорошо помнил об этом, но ведь с высокородных совсем другой спрос.

Встреча начала затягиваться. Уже и мальчишка с соренскими глазенками, не то подкидыш какой-то важной тетушки, не то ее незаконнорожденный отпрыск, вылез с водительского места и начал обмахиваться клетчатой кепкой, и полураан-счетовод успел десять раз поправить воротник рубашки, а господин Кел-шин все шептал и шептал что-то Текке, никого больше не замечая.

«Надо его окликнуть», – подумал Ун, но высокородный наконец-то отвернулся от спутницы и посмотрел вокруг с удивлением, словно успел позабыть, куда приехал. К счастью, тут ожил и капитан. Он шагнул вперед, снимая фуражку.

– Господин Кел-шин! Это честь, приветствовать вас в пятнадцатом пограничном лагере! Прошу простить, что встреча не достойна вашего титула, сообщение от господина полковника нам доставили лишь пятнадцать минут назад. Мы не знали, что вы...

– Обойдемся без церемоний. Это внезапная проверка, вы и не должны были ничего знать, – господин Кел-шин как будто еще не окончательно сошел с ума, голос его зазвучал отстраненно и уверенно. Он достал из-за лацкана мундира пару конвертов, один небрежно отдал капитану, второй спрятал обратно. – Здесь все о моих полномочиях. Отец... кхм... в смысле советник Ат-шин желает из первых рук узнать, какие у вас тут настроения. Но надолго я не задержусь, не волнуйтесь. Нам надо успеть на вечерний поезд. И пока я буду тут у вас осматриваться, позаботьтесь о госпоже Текке. Думаю, она захочет отдохнуть с дороги.

«Госпожа Текка» стояла неподвижно, только утренний ветер иногда с опаской касался длинных, распущенных волос. Ее ржаво-желтые глаза смотрели прямо на Уна, да так пристально, что захотелось спрятаться.

«Зачем он притащил тебя с собой?»

– Ун! – господин Кел-шин уже было пошел в его сторону, но тут же остановился, поморщился, словно наступил в собачью кучу, и снова, теперь уже с явной неохотой, обратился к капитану. – Ах да, кое-что еще. Я получил письмо на станции, майор Виц как-то узнал, что я буду здесь. Он обещал прилететь, хочет поговорить со мной. Так вот, капитан, разрешаю вам... Хотя нет, не так. Приказываю вам, капитан, послать его к помойной матери. Не желаю даже слышать о нем.

Капитан так растерялся, что развел руками, но господину Кел-шину не было дела до его удивления и тревог. А между тем удивлен был и Ун. Да, высокородные – высокородные и есть, и им многое позволено, но все-таки майорское звание, это не мелочь. И неважно, насколько глубока личная неприязнь, разве достойно поступать так с верным, пусть и слишком увлеченным своим делом, офицером, тем более рааном?