– Вы можете идти. Благодарю вас за приятную компанию.
Майор не изменился в лице, медленно поклонился, развернулся на пятках и пошел прочь под вновь нарастающий взволнованный шепот невольных зрителей сцены. Ун же мог поклясться, что почувствовал, как удачу вырвали из его рук, захотелось закричать, но он лишь посмотрел на господина Кел-шина, на толпившихся вокруг гостей, в конце концов отбросил все сомнения и стыд, перемешанный со страхом, и последовал за офицером.
– Господин майор! – позвал он, когда хохочущее собрание осталось далеко позади. Раан, уверенно шагавший к парадным воротам, не остановился и лишь бросил короткий взгляд через плечо. Чтобы поравняться с ним, пришлось почти бежать.
– Что тебе надо? – устало спросил офицер на ходу.
Ун прочистил горло, не зная, с чего лучше начать. Сказать, что не жаловался высокородному как обиженный мальчишка? Что не хотел осложнить ему и без того трудные переговоры? Беспомощные оправдания сделали бы все только хуже. «Была не была», – отчаянно подумал Ун и выпалил на одном дыхании:
– Господин майор! Прошу вас, рассмотрите возможность принять меня в...
Майор Виц остановился, и Ун едва не налетел на него плечом.
– И что? – спросил он, оглядывая Уна с головы до ног. – Позволю тебе служить под моим началом, и господин Кел-шин соизволит устроить мне аудиенцию в Совете? Во-первых, меня уже так обманули, и глуп тот, кто попадается на один и тот же обман дважды. А во-вторых, не ты, щенок, будешь ставить мне условия.
– Нет! – торопливо возразил Ун. – Я ничего не могу вам предлагать и не смею, но я, правда...
– Ты уже не выглядишь как самоубийца, – продолжил офицер, словно вел монолог, и достал из кармана портсигар. Разумеется, это были обычные сигареты. – И от тебя даже воняет как будто не так отвратительно. Но на самом деле, я тогда не взял тебя к себе, не потому что меня опрокинули твои покровители и не потому что ты был тоньше глиста. Я видел с сотню таких солдат, ничего, служили. Тогда, на взлетной площадке, я сказал тебе чистую правду и повторю ее под присягой, если кто-то потребует. Я не взял тебя, потому что мои отряды не прачечная, где отмывают замызганную репутацию.
Майор прикурил сигарету, спрятал обломок спички в портсигар и сделал короткую затяжку.
– Мы несем тяжелую службу, и нам ни к чему мальчишки, которые хотят выслужиться, чтобы выкупить себе обратный билет в свое приличное общество. От таких, как ты, одни проблемы. Я им, идиотам, и в гражданские помощники запретил тебя принимать, но нет же! Тут ты пролез. Хотя я теперь понимаю, кто за тебя попросил... Куда уж мне против такого высокого покровительства.
Горькая усмешка изуродовала раздраженное лицо офицера. Что он сделал, если бы узнал, что приказ его нарушили из-за какой-то лесной ведьмы? Расхохотался? Впал в ярость? Как бы там ни было, но новость эта уже ничего бы не изменила, не в лучшую, не в худшую сторону. Ун не смог бы объяснить почему, но он чувствовал, что решение майор Виц принял и от него уже не откажется.
– Я понял, – обреченно сказал Ун.
– Что ты понял? – рявкнул майор в ответ. – Пока твой высокородный друг отдыхает на полянке и учит других воевать, в Сторечье уже, наверное, засекли три, а то и четыре «водомерки». И хорошо, если у самого побережья, а не как на той неделе в верховьях Неги.
Уну показалось, что он ослышался. География никогда не была его коньком, но Негу, широкую реку, тянувшуюся почти через весь континент, знали даже дети. Истоки ее брали начало, кажется, в Зеленом округе. Почти на границе исконной Раании.
– Невозможно, – пробормотал Ун. – Они не могут забираться так далеко.
Майор посмотрел на сигарету, которая тлела в его пальцах и которую он так больше и не поднес к губам. Удивление Уна его как будто немного смягчило.
– Вот только не надо рассказывать мне, что возможно, а что нет. И о контрабандистах тоже. Дикари что-то замышляют, а мы здесь спорим, кто кого и сколько раз смертельно обидел. Нам не удастся все это пересидеть. Уверен, они уже собирают армию. Только как это проверить, если мы сами себя заперли на материке?
– Отряд, к которому я приписан, скоро отправят для усиления на побережье, – поспешил сказать Ун, словно это могло как-то приободрить офицера. – Я бы хотел попросить у вас позволения...
– Если я с тобой тут беседую, это не значит, что я передумал, – майор отвернулся от Уна, махнул рукой, не обращая внимания на сигаретный пепел, ссыпавшийся на манжету рубашки. – Ты не можешь у меня ничего просить, потому что ты ко мне никак не относишься, так что делай, что хочешь. Пусть с твоими капризами нянчатся норны.
Майор Виц повел плечами и быстрым шагом направился к главным воротам. Уну ничего не оставалось, только стоять и беспомощно смотреть, как слуга открывает перед рааном тяжелую калитку и как тот садится в запыленный побитый жизнью автомобиль.
Ун побрел обратно, еще издали заметил неспешно шедшую к нему Текку, но не почувствовал ровным счетом ничего, даже обычного раздражения. Все, что он хотел теперь – убраться отсюда, до поскорее, но когда выродок полусорен остановил темно-синий «Бег» у дома Никканы, солнце уже давным-давно скрылось.
Хозяйка вышла встретить их с фонарем, она куталась в шаль и отмахивалась от облачков мошек, жужжащих вокруг и все тянущихся к свету. Ее улыбка могли одурачить случайного прохожего, но Ун прожил здесь достаточно, чтобы сразу понять: что-то случилось. Слишком нетерпеливо она переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока господин Кел-шин, в своей обычной очень неспешной манере, попрощается с Теккой, и бросилась к ней, как только высокородный закрыл за собой дверцу автомобиля.
Ун был на полпути к дому, но смог расслышать часть ее сердитой тирады:
– ...этот бродяга, как он только посмел так о вас говорить! И не раан он вовсе! Разве раан стал бы опускаться до таких оскорблений?
Любопытство пересилило и раздражение на весь прошедши день, и усталость. Ун остановился, делая вид, что высматривает звезды за облачной пеленой, протянувшейся от края до края неба, и прислушался.
– Он говорил, что вы по-настоящему приносите жертвы Господину и что нарушаете порядки служащих у алтарей и запреты тоже нарушаете. Но я позвала Варрана! Он его быстро привел в чувства. Вы не волнуйтесь, госпожа Око. Я этому дураку сказала, появится тут еще раз и одним синяком не отделается!
Очередное разочарование. Как и весь этот день. Ун ожидал услышать что-то важное, а тут, похоже, речь шла о каком-то ненормальном, под стать Текке, который приходил устроить скандал. И из-за чего! Из-за разногласий о том, как правильнее верить в их общие сказки.
Ун не стал больше тратить время на этот бред, отправился прямо в уборную, снял повязку, с досадой обнаружив, что опять расковырял царапину, промыл ее, перевязал, как мог, надеясь, что завтра все станет лучше.
И надежда его почти оправдалась. Когда он проснулся по утру с тяжелой головой, переполненной обрывками кошмаров об огромных стаях полосатых, которые неслись сквозь лес, опустившись на четыре лапы, весь вчерашний день и даже встреча с майором начали казаться лишь продолжением этих бредовых снов.
Все, что случилось накануне, больше не имело никакого значения. Да и наступивший день оказался весьма неплохим, хоть и тихим, как на кладбище. Ун наконец-то смог как следует отдохнуть после прошедшего патруля, и даже освободился от присутствия Текки. Неважно, куда он отправлялся, пройтись ли в лес или заглянуть на рынок, обычно она всегда умудрялась оказаться где-то рядом или просто увязывалась за ним. Но теперь ведьма сидела на пороге дома, совершенно неподвижная, и смотрела перед собой, позабыв, кажется, даже об обломках костей, которые обычно занимали все ее свободное время. Если бы вот также на одном месте застыл кто-то другой, то Ун решил бы позвать доктора, но это была ведьма.
«Почему я вообще ее терплю?» – раздумывал Ун, оставив дом позади в третий день своего отпуска. Этим вопросом он задавался часто и обычно возмущался собственной бесхребетности, но теперь не чувствовал ничего. Варран обещал передать сегодня его прошение командиру, которое, разумеется, утвердят, и уже через неделю-другую они отправятся на побережье. За три месяца, что они будут выискивать дикарских лазутчиков у самого моря, Текка, конечно, найдет себе новых жертв. А если и нет – какая разница? Ун еще не знал, как все устроит, но решил для себя, что любой ценой постарается остаться на побережье. Это, конечно, не Сторечье, но все лучше быть там, чем сидеть здесь и охранять полянки для пикников от сварливых старух, которые не могли смириться с такими суровыми лишениями.
