Днем у меня снова начала болеть голова, поднялась температура, рана на черепе воспалилась. Мне все-таки пришлось обратиться к врачу. Рану вскрыли, вычистили гной, обработали… – в общем, я еще две недели маялся с этой дыркой, ходил на перевязки, но в основном сидел дома, потому что показываться на людях с забинтованной головой не очень-то хотелось.

Тем временем закончился май. Наступил июнь. С того жуткого вечера прошло недели четыре.

Я уговорил жену, чтобы она забрала дочь и уехала на дачу в Отрадное, пообещав, что присоединюсь к ним, как только завершу срочную работу.

На самом деле никакой срочной работы у меня не было. Просто опять захотелось на некоторое время остаться наедине с собой. Тяга к одиночеству стала развиваться у меня с того момента, как я остался один на скамейке в саду имени Баумана.

А десять дней назад произошло следующее.

В полночь у меня в квартире раздался телефонный звонок. Мальчишеский голос – вовсе не Костика, а кого-то еще – сказал:

- Будьте так любезны, загляните как можно быстрее в ваш почтовый ящик.

После чего трубку повесили.

Я спустился на первый этаж и открыл ящик. Там лежал пакетик, крест-накрест обклеенный лентой скотча. Честно скажу, я сразу догадался, что там внутри. Дома я взрезал скотч, развернул бумагу, и из пакетика выпали доллары – ровно пятьдесят Бенов Франклинов.

Однако это еще не всё.

Примерно в час ночи кто-то позвонил в мою дверь. Я пошел открывать, гадая, кому бы это приспичило ко мне являться. На дворе стояло самое темное время суток. Хотя белые ночи были уже в разгаре, половина первого – это все равно царство темноты. Светлеть начнет лишь через час-полтора.

Ковда я открыл дверь, в квартиру вошел… Коля. Я так и не понял, почему он пришел ко мне не днем, не вечером, а именно в час ночи.

- Здравствуйте, Синицкий, – сказал Коля.

У него ужасная манера – он меня зовет всегда только по фамилии. Сергей тоже любил называть меня по фамилии, но Коля все-таки не Сергей.

- Здравствуй, Коля, – ответил я. – Какими судьбами?

- Синицкий, отдайте, пожалуйста, наши кассеты, – сказал Коля, не ответив на мой дурацкий вопрос.

Я даже не попробовал выразить удивление, недоумение или непонимание. Просто пошел в комнату за кассетами.

- Если почему-либо трудно отдать все, отдайте главную – на которой тишина.

- Я думал, главные – это те, которые наговорены Сергеем, – сказал я, возвращаясь с кассетами в руках.

- Если отец выживет, он еще наговорит, – спокойно ответствовал Коля. – Главная – это все-таки беззвучная.

Я уже знал, что Сергей не погиб, но пребывает в тяжелейшем состоянии, в интенсивной терапии, я звонил в больницу из Питера через день, то, как врачи боролись за жизнь Сергея, было мне известно, поэтому простительно, что мой вопрос относился не к первой фразе Коли, а ко второй.

- Почему главная – беззвучная? – удивился я.

- Потому что на ней я сделал «бэкап».

- А что это такое?

- Это резервная копия папиного жесткого диска. Ее можно делать на дискетах, на другом жестком диске или на магнитофонной ленте. Когда несколько месяцев назад я заметил, что Костька как-то уж очень подозрительно крутится вокруг компьютера, я потихоньку от всех сделал этот «бэкат. Тем более что мне в институте на время дали соответствующий ленточный накопитель.

- И что? – спросил я.

- А то, что я сделал копию и подложил к нормальным аудиокассетам. Подумал, если Костька что-нибудь напортит, я порадую отца. А не напортит – так и говорить не о чем. И только на днях я узнал, что Костька все-таки напортил. На этой ленте – копия «Черной книги», уж не знаю, говорит это вам о чем-нибудь или нет. Но если бы вы эти кассеты не сперли, возможно, они исчезли бы по-другому. И безвозвратно. Так что вам даже спасибо.

Я остолбенел.

- Значит, «Черная книга» все-таки жива?

- Жива, – спокойно сказал Коля.

- Как там мама? – спросил я. Реакции на этот вопрос я, честно говоря, побаивался. – Как ни позвоню вам домой, либо никто не отвечает, либо разъединяется линия.

Коля взглянул на меня исподлобья.

- Это не линия, это мама, – буркнул он. – Не нужно было отца там бросать, тогда и трубку не бросали бы. Ну ладно. Я тороплюсь. У меня еще дела есть в Питере, а утром дневным поездом в Москву. Костьку искать надо. Он в тот вечер пропал. И до сих пор о нем никаких известий. Мать чуть не умерла от горя. Еле откачали. Всё. Пока.

И Коля ушел.

Через несколько минут я тоже вышел на улицу. А спустя несколько часов обнаружил себя сидящим на парапете набережной позади гостиницы «Прибалтийская».

Передо мной была стена золота.

Такого неба я действительно не видел никогда в жизни.

ЭПИЛЮДИЯ

(которая могла бы стать и прелюдией)

От автора

Возможно, читателям зазочется узнать, что стало с героями и обстоятельствами романа за прошедшие годы. А если не захочется (читателю, скорее всего, абсолютно все равно, что с кем и с чем стало), автор тем не менее скажет. Ему, автору, почему-то представляется это важным.

Как сообщил о себе в Прелюдии Сергей, он выжил, и это действительно так. Сильно пострадал, в значительной степени потерял трудо- и работоспособность, но – выкарабкался и карабкается дальше. Работает уже не в «Сване», а в малозначительном издательстве, служит редактором на полставки (разумеется, по инвалидности), по-прежнему выпускает книжки. Эти книжки мало кому интересны, однако деньги все же приносят...

Издательство «Сван» существует, но уже без Сергея Андреенко, и возглавляет его, конечно же, Эдуард Семенович. А вот издательства братьев Токаревых больше нет. Исчезло без следа…

Вообще, многое исчезло, и исчезли тоже многие.

Исчез банк «Крипт». Пропал, растворился в безвестности Банкир. Нет больше Марка Леонидовича Штайнера – тихо умер своей смертью. Зато Аль Берт умер не своей смертью: Альберта убили. Четыре пули в голову. По числу четырех мальчиков, ставших трупами…

«Бальзака» с тех пор тоже никто нигде никогда не видел.

А самое печальное, самое страшное, самое ужасное – Костик исчез навсегда. С концами. Где он, что он – неизвестно никому.

Катя – она, слава богу, жива и здорова – считает, что Костик не сгинул. Ждет его каждый день, каждую минуту. Возможно, только надежда и держит ее на поверхности этой жизни.

Николай – с ним тоже ничего печального не произошло, – напротив, считает, что Костика нет в живых, и за главного виновника его гибели держит почему-то Синицкого, которого ненавидит лютой ненавистью.

Синицкий этого не знает. Он вообще многого не знает. Синицкий уехал из России и живет за рубежом, где умудряется увлеченно писать и с успехом печататься.

Но Костика все же нет…

Если увидите где-нибудь молодого человека с правильными, пинтуриккьевскими чертами лица… красивого, атлетически сложенного молодого человека, лишенного большого пальца правой руки, – не исключено, что это он…

От Сергея Андреенко

Возможно, читателю захочется узнать, что стало с прототипами героев… Какое казенное слово – «прототип»... В переводе с латыни, между прочим, – «изначальный оттиск, первый образ». Так вот, если читатель захочет узнать (скорее всего, такого желания у него не возникнет), что стало с первообразами героев, то – пожалуйста.

Прототип Банкира, как и сам Банкир, исчез, растворился в безвестности.

Первообраз Аль Берта, напротив, жив и здоров. Прототип Максима Борисова тоже здравствует.

А первообраз Марка Штайнера, увы, скончался. Прототипы Кати, Николая и самого Сергея Андреенко, слава богу, живут нормальной жизнью.

Первообраз Тимура Маркова, к несчастью, никуда не делся и продолжает свою жуткую деятельность.

А вот прототип Костика – на этот раз к счастью – не имеет ничего общего с криминалом и занимается творчеством.