Крестьянские ответы характерны тем, что, наряду с безразличием к власти, имеется определенная боязнь всяких налогов. «Крестьяне-то судят, что будет, то будь, только бы дали земли вдоволь, да поменьше было налогу, а в партиях мы разобраться не можем. Старики и бабы боятся большевиков, а молодые большевиков выхваляют». Другой корреспондент пишет: «Нашей деревне все равно, хоть какая хочешь будь власть, но только чтобы нам, крестьянам-хлебопашцам, не было никакого притеснения со стороны правительств. Но солдатам большевики лучше за то, что войну прикончили и их домой отпустили, но на каких условиях война кончена, нашей деревне не известно ничего, и мы программов никаких партиев не знаем; монархической симпатии не замечается в нашей деревне».
Тесная связь деревенского большевика с фронтовыми солдатами отмечается во многих ответах. Одни прямо указывают: «Солдаты придерживаются большевизма, а остальное население более склонно к революционному строю». Или: «Власти Советов придерживаются большей частью пришедшие с фронта солдаты».
В остальных сорока семи ответах, что составляет 65 процентов общего числа, отмечается определенное отрицательное отношение к большевизму и советской власти.
Выражения, коими определяется отношение к власти, чрезвычайно разнообразны: так, во многих ответах говорится о «недоверии», в других указывается на «неприязненное», «отрицательное», «плохое» отношение. В десяти случаях видна открытая вражда и злоба к советской власти. «Население так напугано, что никому не доверяет»; «Все еще будто чего-то ждут, на более хорошее надежда потеряна».
Корреспондент из Тарского уезда пишет: «Деревни волости относятся к большевистской власти с недоверием и презрением». «Взгляды на большевиков суровые», – отмечает корреспондент-крестьянин. Другой на вопросы анкеты об отношении к власти делает краткую пометку: «не важен», а к следующему пункту вопроса о взгляде на большевиков добавляет: «то же».
«Взгляд на большевиков неприятный». Поэтически настроенный корреспондент указывает: «Отношение и взгляды к современной политической партии носят характер с искрой негодования».
Из Ишимского уезда пишут: «Взгляд на большевиков прямо отвратительный. Население к другим социалистическим партиям относится без внимания. Одно только теперь население ждет, когда их избавят от большевиков».
Даже беглый обзор анкеты дает право сказать, что большевизм не захватил широких масс деревенского населения.
Враги среди рабочих
Далеко не все рабочие – революционеры. Многие безразлично относятся к политике и хотят одного – быть сытыми. Другие лишены революционного темперамента и охотно примыкают к более умеренным элементам.
Среди этих рабочих антибольшевистская пропаганда имеет большой успех. Насколько серьезны были волнения среди рабочих к весне 1918 года, показывают постоянные заметки в официальных советских органах об осложнениях в крупных промышленных центрах.
В одном из номеров «Известий», полученных незадолго до восстания в Омске (№ 102) и относящихся ко второй половине мая, отведено много места событиям в Петрограде и в Сормово.
Народный комиссар А.В. Луначарский по прибытии из Петрограда в Москву дал интервью, в котором говорит: «Петроград только что пережил тяжелые дни: с одной стороны – продовольственный кризис, с другой – усиленная погромная агитация правых эсеров на заводах и фабриках и, наконец, контрреволюционная деятельность некоторых офицеров флота, в особенности из состава минной эскадры».
Луначарский подтверждает, что на рабочих действовали и голод, и пропаганда.
В Сормово (Нижегородской губернии), одном из крупнейших промышленных центров, большевики потерпели поражение на выборах в Совдеп. Победили меньшевики. Командированный в Сормово из центра «товарищ» Раскольников[15]с негодованием рассказывает в газете, что «в период напряженной творчески-созидательной работы меньшевикам удается вызвать на заводе, переживающем кризис, губительную в данном случае забастовку».
Раскольников объясняет и причины успеха меньшевиков. «Нужно отдать справедливость, что массы вовсе не идут за меньшевиками, совершенно не усваивают их политических взглядов, и лишь под давлением продовольственного кризиса временно подпадают под влияние их демагогии, спекулирующей на инстинктах голодной толпы».
Опять то же – голод и пропаганда («демагогия»).
В чем заключалась «демагогия» меньшевиков, мы узнаем из других газет. Так, например, петроградский «Наш век» (1918. 28 марта) дает отчет о собрании фабрично-заводских уполномоченных Петрограда. Вот о чем здесь говорили докладчики и резолюция.
«Позорный мир, голод, неумело ведущаяся эвакуация, полная дезорганизация фабрично-заводской жизни – все это обрушилось на рабочих. Профессиональные союзы утратили самостоятельность и независимость и уже не организуют борьбы в защиту прав рабочих.
На улицах и в домах, днем и ночью происходят убийства. Убивают не только грабителей. Убивают не врагов народа, а мирных граждан – рабочих, крестьян, студентов. Убивают без суда, без следствия.
«Мы, представители рабочего класса, – говорится в резолюции, – перед лицом всей России и всего мира заявляем, что эти убийства позорят честь революции. Мы с отвращением и с негодованием отметаем от себя ответственность за эти кровавые дела. Мы призываем рабочих и честных людей присоединиться к нашему возмущению. Мы протестуем и требуем открытого суда над всеми, совершающими зверства и убийства».
Горнозаводские рабочие
Если так говорили рабочие Петрограда, то тем резче должны были относиться к большевикам рабочие горнозаводские, особенностью быта которых является оригинальное сочетание фабрично-заводского труда с сельским хозяйством. Горнозаводские рабочие – это пролетариат с буржуазным обиходом. Они работают на других, но обладают и своим маленьким капиталом-хозяйством. Таковы воткинцы, ижевцы и многие другие рабочие Урала.
Большевизм вторгся в их среду, как начало непонятное, чуждое и отвратительное, разрушающее их замкнутую, спокойную, патриархальную жизнь. Коммуна стала так ненавистна этим рабочим, что они подымались против нее самостоятельно, без посторонней агитации, и дрались отчаянно и до последнего.
Буржуазные враги
Разложение армии и Брестский мир казались русской интеллигенции таким предательством, что она почти целиком, даже с левыми эсерами, отшатнулась от советской власти и отдала себя в распоряжение тех, кто готовил борьбу с большевиками. Поруганное и выброшенное на улицу офицерство составляло главные кадры сознательных и воинственно настроенных противников большевизма. Чиновничество, менее воинственное, склонное к компромиссам, сочувствовало, но не участвовало в агрессивных замыслах.
Зато настоящая буржуазия – представители промышленного, денежного и земельного капитала – была поглощена планами восстания и повсюду, внутри и вне страны, подготовляла вооруженное выступление. Гражданская война в России началась немедленно после Октябрьского переворота. Сначала в Москве и под Петроградом, потом на Дону, на Украине, в станицах Оренбургского и Уральского войск, в Забайкалье – очаги восстаний не угасали. Средства откуда-то приходили. Нетрудно догадаться об их источниках.
Руководящий центр
Нити заговора против советской власти сосредоточились в руках генерала Алексеева, преемником которого явился потом Деникин.
Генерал Алексеев разослал своих гонцов во все концы России, вплоть до Харбина и Владивостока. Среди этих гонцов были видные военные деятели, которые сумели организовать офицерство во всех крупных городах, составив план общего и местных выступлений.
Еще с марта 1918 года во всех городах Сибири начались нападения на склады оружия и цейхгаузы и систематическое их ограбление. Это выполнялось офицерскими организациями.
Но успех выступления требовал не одного только военного, но и более широкого политического и административного руководства. Нужен был определенный план организации власти, административного устройства, экономических мероприятий, но в этом отношении ни у одной из политических организаций не было еще ничего цельного и продуманного.
