Науку Г.К. Гинс не оставлял: подготовив диссертацию на тему «Водное право», он защитил ее в 1929 году в Париже. После успешной защиты ему предложили занять кафедру в одном из французских университетов, но он отказался, вернувшись в Китай. Тем временем в Харбине с весны 1929 года положение Юридического факультета стало ухудшаться, он перешел под китайское управление с назначением ректора-китайца. В 1937 году Юридический факультет был закрыт навсегда. Гинс стал преподавателем Харбинского коммерческого института и продолжал сотрудничать с русскими газетами.

Японская оккупация Маньчжурии заставила Георгия Константиновича Гинса 30 июня 1941 года покинуть Харбин и уехать в Сан-Франциско. В США он сразу включился в русскую общественную жизнь, выступал с публичными лекциями, продолжал работать как журналист: с 1942 по 1944 год был редактором газеты «Русская жизнь» в Сан-Франциско и опубликовал ряд статей в нью-йоркской газете «Новое русское слово».

С ноября 1945 по 1954 год Гинс – профессор Калифорнийского университета в Беркли, затем работал в Институте иностранных языков в Монтерее, где читал курс «История русской мысли». Его статьи печатались во многих журналах: «Посев», «Мысль», «Наши дни», «The Russian Review», «Southwestern Social Science Quarterly», «The American Journal of Economics and Sociology» и других. В основном они были посвящены русской истории и Востоку – Китаю, Японии. С 1955 года он работал в информационном агентстве USIA (United States Information Agency), откуда в 1964 году вышел в отставку по болезни.

До последних дней Гинс продолжал работу и над своими трудами, самый фундаментальный из которых – «Россия как многонациональная империя» («The history of Russia as a Multinational Empire») – он так и не успел завершить.

Георгий Константинович Гинс скончался 25 сентября 1971 года. Похоронили его в городе Эль-Серрито, Калифорния.

7 февраля [1920 года] в Иркутске национальный вождь – адмирал Колчак – был расстрелян без суда и до окончания допроса. Адмирал встретил смерть мужественно, с глубоким презрением к убийцам.

В течение года имя адмирала произносилось в глубине России с благоговением. Его ждали, как избавителя. Его имя – это имя целого движения, целой эпохи русской революции.

Адмирал Колчак – одна из наиболее ярких фигур нашего военного мира. Он был хорошо известен за границей еще во время Великой войны[1], заслужил славу одного из наиболее храбрых и способных морских офицеров и пользовался большим авторитетом.

В 1900 году он был приглашен участвовать в опаснейшей экспедиции барона Толля, снаряженной Академией наук в Ледовитый океан для исследования полярных сибирских морей.

В 1912 году адмирал вторично отправляется в Ледовитый океан в качестве уже самостоятельного начальника новой экспедиции для розысков партии барона Толля.

Уже найдены дневники Толля, но он упорно продолжает опасное плавание в этом море смерти и льдов. Только окончательно убедившись в гибели партии барона Толля, он возвращается обратно. За эту безмерно отважную экспедицию Академия наук поднесла ему впоследствии редкую награду – большую Константиновскую золотую медаль, которую, кроме него, имеют только три путешественника.

Назначенный начальником новой экспедиции к устьям Лены, адмирал в Иркутске узнает об объявлении Русско-японской войны и отправляется на театр военных действий в распоряжение адмирала Макарова. В Порт-Артуре он командует миноносцем, совершившим ряд смелых нападений на сильнейшую эскадру противника, а последние два с половиной месяца осады командует батареей морских орудий на сухопутном фронте крепости.

За Порт-Артур он получил золотое оружие. Уважая храбрость, японцы ему, одному из немногих, оставили в плену оружие, а потом, не дождавшись конца войны, предоставили свободу.

Затем Колчак привлекается к разработке большой Морской программы и помогает защищать эту программу во время рассмотрения бюджета в законодательных учреждениях.

Во время войны с Германией Колчак отличается сначала в Балтийском море, где маленький русский флот отстаивает побережье от нападений крупных морских сил Германии, а затем, в должности командующего Черноморским флотом, он обеспечивает господство России в Черном море.

Близкие к адмиралу люди рассказывают много интересных случаев из его жизни, в которых проявились особенности характера адмирала. Наиболее известны его смотр Черноморского флота, которому он, немедленно по прибытии в Севастополь, приказал выйти в море, в поход, и эффектная сцена, когда адмирал бросил в волны свое георгиевское оружие, спасая его от матросов-большевиков.

Адмирал присутствовал на заседании Всероссийского правительства под председательством Керенского, когда тот послал записку генералу Корнилову не быть особенно откровенным ввиду присутствия некоторых лиц (намекал на Чернова[2]). Впоследствии адмирал, считая военные силы России разрушенными, предпочел выехать из России и отправился в Америку с официальным ответным визитом американским морякам.

До последнего времени адмирал больше всего ненавидел «керенщину» и, может быть, из ненависти к ней допустил противоположную крайность – излишнюю «военщину».

Перед свержением большевиков в Сибири адмирал просил англичан принять его на службу для участия в войне с Германией. Он получил предложение отправиться в Месопотамию, но по просьбе российского посланника в Пекине возвратился с дороги и принял участие в организации военных сил на Дальнем Востоке. После избрания Директории он направился к Деникину через Сибирь, но в Омске его просили остаться. Директория, желая привлечь популярного адмирала в состав правительства, предложила ему пост министра по военным и морским делам.

Жаждавшие твердой власти общественные круги уже замышляли в это время свержение Директории и остановили свой выбор на адмирале, наметив его в качестве диктатора. Адмирал ничего об этом не знал и стал Верховным правителем неожиданно, до последнего дня не зная о павшем на него жребии.

Как человек адмирал подкупал своей искренностью, честностью и прямотой. Он, будучи скромен и строг к себе, отличался добротой и отзывчивостью к другим. Чистота его души находила выражение в его обворожительной улыбке, делавшей обычно строгое лицо адмирала детски привлекательным.

Адмирал был лишен свойств неограниченного властителя. Войскам, желавшим видеть того, за кого они сражаются, он сказал так: «Вы сражаетесь не за меня, а за родину, а я такой же солдат, как и вы».

Адмирал был человеком кабинетным, замкнутым. Проводить время за книгой было его любимым занятием. Очень часто он становился угрюмым, неразговорчивым, а когда говорил, то терял равновесие духа, обнаруживал крайнюю запальчивость и отсутствие душевного равновесия. Но он легко привязывался к людям, которые были постоянно возле него, и говорил с ними охотно и откровенно. Умный, образованный человек, он блистал в задушевных беседах остроумием и разнообразными знаниями и мог, нисколько не стремясь к тому, очаровать своего собеседника.

Те, кто знал все неприятности, все интриги, окружавшие адмирала, могли только сочувствовать ему и страдать за него. Но те, кто не знал всей обстановки работы Верховного правителя, выносили часто глубокое разочарование и даже раздражение из-за несдержанности и неуравновешенности его характера.

Что-то глубоко трагическое чувствовалось и в наружности, и в характере человека, который был выдвинут судьбой на первое место в антибольшевистской России. Но, как бы ни была интересна личность адмирала, его характеристика в настоящее время не только не может быть отделена, но целиком должна поглощаться характеристикой того политического движения, которое он возглавлял.

Не личным свойствам адмирала надо приписывать победы первого периода его деятельности и поражения второго. Одновременно с Сибирским рухнул и Южнорусский фронт генерала Деникина. Очевидно, в самом фундаменте антибольшевистского государства была гниль, сами стены его были непрочны, сам план постройки был неудачен.