Я не мог остаться до закрытия, как делал обычно. Не в этот раз. Усталость тянула меня вниз, и я понимал: ещё чуть-чуть, и я окончательно утону в собственных догадках. Нужно было выспаться, очистить голову, перестать зацикливаться на этих чёртовых уликах, которые всё равно пока не складывались в картину.

Всё ещё ощущая вкус виски на языке, я накинул пальто и шагнул в ночь. Холодный воздух встретил меня, как старый враг, а свет уличных фонарей растворялся в дождливом мраке, создавая ощущение, будто весь этот город давно умер.

Пытаясь зажечь сигарету и поняв, что в такую сырую погоду это лишь пустая трата драгоценного дефицита, я с досадой взглянул на помятую пачку. Полупустая. Печальное напоминание о том, что хорошего сейчас в жизни осталось мало. Сунул её обратно в нагрудный карман, поднял воротник повыше и двинулся в привычном направлении – к своей скромной квартире через пару кварталов от любимого бара.

Улицы были мертвы, как всегда. Пустые, унылые. Редкие отсветы из окон напоминали, что я всё ещё не сошёл с ума, и люди где-то рядом, но мне было плевать. Они скрывались за своими занавесками, утопая в иллюзиях, которые щедро раздавала система. Я краем глаза улавливал эту картину, но не смотрел. Лишь ускорял шаг, пытаясь поскорее добраться до дома и удержать в себе ту крохотную толику спокойствия, которую мне удалось найти в баре.

Когда я подошёл к своему многоквартирному дому, он стоял в темноте, как всегда. Три подъезда, десять этажей – обычная бетонная коробка, забытая всеми, кроме её жильцов. Света не было, лифт, как всегда, не работал. Я и не стал ждать. Тихо проклиная лестничные пролёты, я поднялся на седьмой этаж. Запыхавшись, остановился перед дверью, быстро нашарил ключ и одним движением открыл.

Скинув пальто и шляпу на ближайший стул, я разулся и, не включая свет, рухнул на кровать. Глаза закрылись, как будто кто-то щёлкнул выключателем.

– На сегодня всё, – пробормотал я, будто разговаривая с кем-то невидимым. Последнее слово вырвалось само. – Спать.

Тьма тут же поглотила меня, утаскивая в неизведанные миры сновидений, которых я никогда не запомню.

Пробуждение через тьму. Сновидений, как всегда, не было. Ни цвета, ни форм, ни звуков – пустота. И так каждую ночь. Я привык к этому ощущению, хоть и не понимал, хуже это или лучше, чем видеть сны. Кажется, когда-то давно, ещё до системы, я читал, что отсутствие сновидений – признак глубокого сна, лучшего отдыха для мозга. Если так, значит, я должен был чувствовать себя прекрасно. Только вот это «прекрасно» на мне явно не отражалось.

Вчера я не задержался в баре, но ощущение похмелья тянулось за мной, как старая собака, которая не знает, куда ещё податься. Каждая мышца ныла, каждая мысль была обёрнута ватой. Система тут же высветила мне перед глазами статус: «низкий уровень энергии, обезвоживание, рекомендуется восстановительный курс». Я проигнорировал. Рекомендации системы всегда звучали одинаково, и я научился не придавать им значения.

Душ. Горячая вода, словно ритуал очищения, смывала с меня остатки ночи, но не снимала тяжести с головы. Тело требовало кофе, и я отправился на кухню. Поставил чайник, достал старую турку, насыпал в неё молотый кофе. В новом времени кофе можно было добывать как угодно – автоматы, доставка, система могла «создать» его из воздуха. Но всё это казалось фальшивкой. Я предпочитал старый способ. Газовая плита – одна из немногих привилегий, которые мне удалось выторговать у системы. В доме газ был только у меня. Небольшое чувство гордости разлилось по груди, но не настолько, чтобы заглушить гудение в голове.

Когда кофе был готов, я уселся за маленький стол и уставился в окно. Город только начинал просыпаться. Серый, угрюмый, как и всегда. Вдалеке я заметил одинокое дерево, голое, без листьев. Оно покачивалось на утреннем ветру, словно пыталось укрыться в тумане, который стелился вдоль улиц. Почти полная тишина. Люди ещё спали или утопали в своих виртуальных грёзах. После прихода системы порядок дня изменился. Утром вставали только такие, как я, – те, кто ещё работал в реальном мире. Остальные предпочитали оставаться незамеченными, зарываясь глубже в свои иллюзии.

Кофе, сигарета. Завершение утреннего ритуала. Горечь дыма смешивалась с последним глотком кофе, оставляя привкус, от которого слегка мутило. Но бросить сигарету, не докурив, я не мог. Удовольствие должно было быть завершённым. В голове звенело, временами пронзало болью, но я привык.

– Пора, – пробормотал я себе под нос, как делал каждое утро. Ещё один ритуал. Эти слова были своеобразным пинком, чтобы подняться с места и двигаться дальше.

Я отряхнул плащ, смахнул что-то с полей шляпы и накинул их, не проверяя, чистые ли. «Сделаем это позже» – моё вечное оправдание. Оделся, вышел в подъезд и оказался на улице.

Двор был пустым. Серый бетон, редкие отблески света от окон – всё казалось застывшим во времени. Я выбрал новую дорогу к метро, быстрым шагом направляясь в ту сторону. Путь на работу был долгим. Общественный транспорт был неизбежен, ведь отделение, в котором я работал, находилось чуть ли не в центре города, а я жил почти на окраине. Меня это не раздражало. Почти. Единственный недостаток был в том, что поездка в метро каждый раз напоминала о том, что я не могу сбежать от этого города, от этой системы.

На удивление, вчерашний моросящий дождь сменился лишь серым небом и прохладой, пропитанной утренней тишиной. На улице было сухо, даже слишком сухо для этого времени года. До метро я добрался быстрее, чем ожидал – либо утонул в собственных раздумьях, либо просто отрешился от всего вокруг.

Шагнув на эскалатор, я почувствовал, как монотонность спуска пробуждает воспоминания о вчерашнем деле. Последний случай, это «убийство», не давал мне покоя. Катя, студентка. В ней было что-то, что цепляло сильнее остальных. Я не мог объяснить почему. Всё выглядело учебно правильно: даже вены она вскрыла вдоль, как положено. От этой мысли я невольно поёжился, вспоминая ванную, заполненную её кровью. Но записка… Это было новое. Единственное, что выбивалось из привычного.

Я попытался вспомнить предыдущие случаи. Два «самоубийства». Пусть система называет их как хочет, для меня это были самоубийства, даже если она настаивала на своём.

Первый случай: женщина, шестьдесят лет. По нынешним меркам, это даже не старость. Повесилась в своей квартире на проводе от тостера. Тостер. Улыбка мелькнула на губах, но быстро исчезла. Она была, как и я, привязана к старым вещам. Любовь к прошлому… только в её случае эта привязанность нашла совсем другое применение. Следов почти не было, что-то незначительное, что нашли криминалисты отправилось на склад улик. Записки не было. Почти пустота, оставшаяся после неё.

Второй случай: мужчина, сорок лет, водитель автобуса. Говорят, он даже работал на маршруте рядом с моим домом, но я этого не знал. Автобусы я ненавидел. Теснота, чужие запахи – ад на колёсах. Этот мужчина выбрал интересный способ уйти: выпил растворитель и ещё какую-то химическую дрянь у себя в депо. Система почти спасла его. Работники скорой прибыли вовремя, но он заранее заперся в подсобке и для верности заварил железные двери. Чувствовал ли он, что система попытается его удержать? Наверняка.

И вот теперь Катя. Молодая, студентка. Та, кто запомнилась мне больше всех. Не знаю, почему. Она словно сразу осталась в моей памяти, как гвоздь, забитый в стену. Записка. Два слова. Что-то новое, что-то, что переворачивало всё, что я видел до этого.

Общие черты? Минимум. Женщина работала уборщицей на складе, мужчина – водитель автобуса. Простые люди с простыми профессиями. Никаких связей с криминалом. Никаких намёков на обход системы. Если это был сбой или какой-то новый вид наркотиков, то они маскировались слишком хорошо. Молодёжь, как Катя, да, могла быть более податливой. Они жили в системе, дышали ею, поглощали её, как наркотик. Один раз попробуешь, и уже не захочешь отказываться. Но старшее поколение? Здесь что-то не складывалось.