Круглолицый, «чистый», взвыл от боли. Пуля прошла навылет, кровь брызнула, быстро окрасив красным живот пленника и перед его светлого костюма. Упыри завизжали, глядя, как впитывается в землю их драгоценная влага. Все заняло меньше секунды.

Джонни тронулся с места, Анж на ходу запрыгнул в раскрытую заднюю дверь, уволакивая за собой раненого чистого. Машина покинула склад, скользнула по доскам пирса и, набирая ход, помчалась прочь. Подальше отсюда.

Перед смертью ребята Испанца успели закрепить бочки в багажнике ремнями и теперь те только чуть заметно покачивались, когда машина петляла и тряслась на ухабах. Внутри них булькало и плескалось.

– Вы за это ответите, ублюдки! – ревел от боли круглолицый, зажимая рану на животе, лежа в просторном багажнике, зажатый между бочками и стенкой авто. – Слуги господина не успокоятся, пока не вернут своего. Они доберутся до вас и повесят на собственных кишках. Вы будете умирать долго… дооолго…

Он закашлялся и сплюнул себе на грудь кровяной сгусток. Анж склонился над ним и с силой упер дуло автомата ему в щеку.

– Закончил? А теперь буду говорить я. Точнее спрашивать, а ты будешь отвечать, как миленький.

– Пошел ты…

Кулак Анжа впечатался ему в лицо, свернув на бок нос. На подбородок хлынули две темных дорожки.

– Кто ты, мать твою, такой? Как ты оказался на складе?

– Пошел т…

Еще удар.

– Говори, выродок!

– … на хер…

Анж выстрелил ему в колено. Ублюдок завертелся от боли волчком, стал биться затылком в дубовую бочку, к которой прижался спиной. Рычал и скулил сквозь зубы, через которые пузырилась кровавая пена.

– Будешь говорить?

– Зачем тебе это знать, громила?! Ты все равно мертвец! Ты и твой сучонок, вы оба трупы!

– Послушай, браток, – Анж вскинул автомат, – у меня в диске еще порядка полусотни патронов. А здоровая нога у тебя осталась только одна.

Джонни молчал и гнал, как сумасшедший. На очередном повороте машину занесло, Анжа бросило в сторону, пришлось упереться рукой в борт, чтобы удержать равновесие.

– Я чистый, – процедил круглолицый через сомкнутые челюсти.

– Это я уже понял. Что это значит?

– Моя кровь не отравлена ядами и служит лучшей пищей для бледных господ.

– Этих что ли? – Анжа передернуло, когда он вспомнил кровососов на складе.

Чистый молчал.

– Эти бочки, что в них?

Анж постучал прикладом по одной.

– Кровь.

– Понятно. Для чего?

– Это пища.

– Для этих?

– Да, чистая кровь.

– И твоя?

– Нет, других. Менее удачливых.

– В каком смысле?

– Есть хищники, есть добыча. Бледные господа и чистые. Мы пища для господ, но у нас есть шанс. Самых умных и способных отбирают для работы в организации. Остальных отправляют в бочки.

– Это все конечно очень интересно, вот только ни хрена не понятно. Ладно, может объяснишь потом. Теперь скажи-ка мне такую вещь, приятель. И давай без сюрпризов, ладно? Говори честно и понятно, потому что этот вопрос сейчас волнует меня больше всего. Причем здесь мы?

– Джуз Фануччи боится смерти. Он хочет если не вернуть молодость, то обрести бессмертие, стать одним из Господ…

Он булькнул кровью и замолчал, глаза его закатились. Анж наотмашь хлестнул его по лицу.

– Ну! Дальше! Причем здесь эти бочки?

– Фануччи… мог бы быть полезен… нам. Нашей организации. У него есть деньги… связи… влияние… Он выкупил одну из ферм в Кентукки…

– Что еще за фермы?

– Там держат чистых…

– Таких, как ты?

– Нет… тех, что годны только для крови… их выслеживают по запаху, по вкусу крови… похищают и отвозят на фермы… там их держат и забирают кровь… кровь должна быть чистой… только такую могут употреблять Господа… дети…

– Что ты сказал?

– Дети… для крови лучше всего подходят дети… они… чище…

Анж схватил раненого за грудки и со всей силы заехал ему кулаком в лицо.

– Ах ты ублюдок!

Он думал, что после такого удара круглолицему уже не встать, но тот снова захрипел, попробовал подняться на локтях.

– Анж! – с тревогой подал голос Джонни с водительского сиденья. – Анжело!

– Что?

– У нас на хвосте машина!

– Попробуй стряхнуть!

– Не могу! Они догоняют!

Круглолицый улыбнулся, обнажив испачканные красным зубы.

– Они… это они… вас выпотрошат, как свиней…

Анж снова опустился перед ним на колено. Ткнул в бок дулом автомата.

– Мы еще не закончили. Ты говорил про эту чертову кровь.

– Бочки… это должен был быть подарок Господам… знак лояльности… подарок для пира в честь обращения Фануччи… обретя силу Господ он моментально уничтожил бы своих врагов, утопил бы их в крови… но евреи, парни Лернера опередили… они хотели поскорее начать войну… искали повода… перехватили этот грузовик… случайность… которая повлекла за собой много трупов…

Анж вспомнил слова босса накануне, когда тот громил кабинет в припадке бешенства. «Почему они решились на это именно сегодня?» – вопил он – «Я гоняю в город по десять грузовиков в день, почему именно этот, мать их!?».

– Фануччи облажался… ему больше нет доверия… Господа это не простят, они накажут его за оплошность… слишком много возни и лишнего внимания… Господа этого не любят… им пришлось самим искать бочки и они нашли их раньше вас… теперь Господа убирают всех причастных… вы облажались вместе с вашим боссом…

Он сполз на пол машины, свернулся на боку и как будто затих. Голова Анжа разрывалась от только что услышанного, во все это невозможно было поверить.

– Они догоняют, Анж! – вопил Джонни, крутя баранку, он был на грани истерики. – Я не могу оторваться!

Анж перелез через бочки, выглянул в окошко в задней двери. Они мчались по каким-то городским окраинам, мимо мелькали низкие дома, в которых горели редкие огни.

Черный автомобиль сидел на хвосте, не отставал и, похоже, действительно приближался. Его фары горели, как глаза голодного чудовища. Окна автомобиля были темными, как ночь, но в них горели несколько пар маленьких красных огоньков. Глаза тех тварей со склада.

Анж выдохнул и прикладом выбил окошко, прицелился и дал длинную очередь по летящей следом машине. Одна фара погасла, но автомобиль не сбавил ход, наоборот, поднажал, оглушая ночь ревом двигателя. Из окна с пассажирской стороны по пояс высунулась темная долговязая фигура с горящими глазами. Сверкнула автоматная очередь и по борту фургона застучал свинцовый град. Анж бросился на пол, несколько пуль залетели внутрь, навылет пробили крышу, срикошетили от стенок, одна-две пролетели через салон, покрыв лобовое стекло паутиной трещин. Джонни коротко вскрикнул.

– Джонни!

– А?

– Ты в порядке?

– Да.

– Гони, что есть мочи, малыш! Я попытаюсь от них отбиться.

Пусть в ближнем бою эти подонки орудовали зубами и когтями, стрелять они тоже умели, бой будет нелегким. Анж вернулся к амбразуре и принялся отстреливаться, прицельно, короткими.

Стрелок едва не выпал из окна, но вцепился когтями в борт машины и вернулся в салон. Анж довольно хмыкнул про себя, продолжая стрелять. Попал, видимо, и не раз, но тварь все еще жива.

Машина преследователей ревела, набирая обороты, лавировала, собираясь зайти сбоку. Джонни блокировал эти попытки, умело выруливая из стороны в сторону на узкой дороге. Диск в автомате закончился, Анж быстро перезарядился. Его швыряло из стороны в сторону в узком салоне, ставшим грузовым багажником. Он бился спиной о бочки, в которых плескалось и бурлило то, о чем не хотелось даже думать. Держащие их ремни стонали от натуги, угрожая лопнуть, перевернув такой ценный и такой опасный груз. Время от времени Анж переползал из багажника на пассажирское сиденье, высовывался из окна и продолжал палить по преследователям. От стрельбы звенело в ушах, салон наполнился удушливыми пороховыми газами.

По своим подсчетам Анж должен был уже изрешетить черную машину и ее экипаж, но погоня не прекращалась. Преследователи нагоняли и отстреливались, пули свистели вокруг, со свистом разрезая чикагскую ночь. Одна чуть не лишила Анжа жизни и головы, сбив с него шляпу. Сам он превратился в оружие, машину смерти, как уже бывало на войне и в ходе городских разборок. Он только менял позицию, насколько позволял салон фургона, подбадривал словом Джонни, целился и стрелял. По черной машине, у которой уже не было светящихся фар, по горящим глазам в ней.