Албанцы с интересом смотрели на импровизацию.

– А ты вообще отвязанный, – с одобрением заметил Далмат. – За что ты его?

– За плохое обращение с колониями. – Алекс так сказал, будто Филипп лично плохо с ними обращался.

И Фил, конечно, это услышал – он ведь получил удар в грудь, а не по голове.

Глава 7. Английское чаепитие

Родственники Фила уже вернулись из Эдинбурга, и вечером в конце февраля он обязательно должен был явиться на семейный ужин. Ужин давала его кузина Мадлен с мужем Персивалем Говардом или, как его в шутку называли в семье, «нашим клерком». Это не самое почетное прозвище Перси получил в связи с тем, что работал в полицейском управлении, хотя Фил, например, не видел тут никаких оснований для иронии. На его взгляд, достоин уважения был уже сам тот факт, что Перси где-то работал.

Они с Мадлен жили в Найтинг-Хилле, на Хиллгейт-стрит. Элегантный эдвардианский особняк с розами на витражах стоял среди себе подобных в лабиринте из узких улочек. Фил не любил опаздывать, но в этот вечер припозднился к семейному ужину и вошел в гостиную к Говардам, когда уже подали чай. Сегодня была суббота, а значит, массаж и физиотерапия, и процедура продлилась дольше обычного. Раз в неделю ему приходилось ходить в спортивный центр на процедуры, работать с ногой – это было необходимо (хотя и болезненно), чтобы мышцы окончательно не атрофировались.

На ужине, помимо самих Говардов, бабули и родителей Фила, присутствовала его сестра Селеста и брат Мадлен – лопоухий Кристофер с невестой Розой. Кристофер впервые пригласил ее на семейное мероприятие, что свидетельствовало о серьезности их планов на год. Он, как и Фил, был белокож, светловолос и в обществе довольно застенчив, а сейчас еще и скован в движениях. Зато Роза – красивая мулатка с редким серым оттенком глаз – наоборот, держалась довольно расслабленно.

На длинном столе в гостиной вперемешку с канделябрами и цветами располагались вазы с фруктами, фарфоровые чашки, молочник и этажерка с пирожными и кексами. И все было довольно предсказуемо и привычно, непривычным оказалось лишь еще одно лицо за семейным застольем. А именно Алекс.

– Воры должны сидеть, – громко говорил он с нарочитым американским акцентом и обращаясь почему-то к Розе, – и желательно за решеткой. И желательно делать там что-то полезное, а то большинство проблем, знаете ли, от безделья.

И, будто мало было акцента, Алекс еще и оделся странновато – в байкерскую кожаную куртку и кожаные же штаны. Его появление сулило неожиданный поворот для привычного семейного вечера, вплоть до непрогнозируемого хаоса, и Фил от расстройства, сев за стол, сразу же отпил горячего глинтвейна из термостойкого стеклянного стакана. Он не любил смешивать рабочие и семейные моменты – обычно из этого не выходило решительно ничего хорошего.

Слуга бесшумно и оперативно поставил перед ним тарелку с говяжьим языком и черносмородиновым муссом. Филипп кивнул с признательностью – он целый день почти не ел – и взглянул на своих родителей и сестру Селесту как будто со стороны, как посмотрел бы человек с улицы.

У мамы были темно-каштановые волосы, убранные сегодня, как и обычно, в высокую аккуратную прическу, и создавалось ощущение, что из всей косметики она пользовалась только белилами и карандашами для губ и бровей – и при этом выглядела еще довольно свежо. У отца до сих пор была светлая густая шевелюра, в которой, может, и пробивались серебряные нити, но на общем белесом фоне это было незаметно. Его лицо было привычно загорелым – ведь большую часть года он проводил на свежем воздухе, в их поместье Мастерфилде. Он бы тоже выглядел моложе своих лет, если б не глубокие морщины на лбу. Селеста пошла в маму цветом волос и привычкой строго поджимать тонкие губы, а вот ее курносый нос и веснушки, которые она тщетно пыталась замазать, были неизвестно в кого.

Отец, Кристофер и Перси были одеты в костюмы без галстуков, а на Филиппе красовались синие джинсы и оранжевый свитер с оленями, который связала бабуля. Заметив на нем свое творение, бабуля чуть заметно наклонила голову.

– Всем привет, – сказал он, – надеюсь, вы хорошо съездили.

– Добрый вечер, Филипп, – суховато отозвалась мама, – да, нам повезло с погодой. Надеюсь, в следующий раз ты составишь компанию. А Персиваль пригласил на ужин своего знакомого из управления – знакомься, мастер39 Александер. Мастер Александер, это наш старший сын Филипп. – По ее светскому тону никак нельзя было бы догадаться о том, что она не очень-то одобряет службу Персиваля. Да и в целом подвижный живчик Перси смотрелся как-то чужеродно в кругу неторопливой жениной родни.

– Скажите, Александер, – вступил в разговор отец Фила, – как в вашем управлении смотрят на проблему бездомных?

– С беспокойством, – ответил Алекс. Подумал и уточнил, хотя и так же кратко: – Мы наблюдаем.

– Я не просто так спросил. Видите ли, у нас под носом есть проблема, которую никто не хочет решать. В Лондоне растет число бездомных, – сообщил отец, – за последние пять лет оно выросло уже на сорок процентов. И если в связи с этим ничего не предпринимать, я могу поручиться, что… – Он оседлал любимого конька и явно не собирался сворачивать речь слишком быстро, поэтому Персиваль решил вмешаться:

– Этой проблемой у нас занимаются другие люди.

Однако отец не желал так просто оставлять волнующую тему:

– Некоторые бездомные взяли моду будить по утрам громкими звуками, и боюсь, однажды мы проснемся и узнаем, что город уже в их руках. Или даже узнаем не сразу.

– Почему не сразу? – уточнил Персиваль.

И тут Алекс слегка вышел из роли, пробормотав вполголоса:

– Потому что мы ленивы и не любопытны40.

Мадлен его услышала и слегка возмутилась:

– Говорите за себя, – слегка возмущенно сказала она, не поднимая верхней губы. Сегодня на ней было платье в пол с традиционным якобинским принтом, и она, как обычно, собрала свои каштановые волосы в высокий гладкий пучок.

– Это цитата, – сказал ей Филипп. По крайней мере он это предполагал.

– Филипп, откуда ты знаешь нашего гостя? – немедленно поинтересовалась мама.

– Это мой коллега по сериалу, – ответил ей Филипп (врать маме на прямой вопрос он никак не мог).

Тема сериала для собравшихся была своего рода табу, наравне с политикой, религией и деньгами, поэтому все вмиг поскучнели. Мама же перевела взгляд на Алекса и с обманчивой благожелательностью спросила:

– Зачем же понадобилось это представление? – От актеров она была еще в меньшем восторге, чем от полицейских.

Перси в дурашливо-покаянном жесте вздернул руки:

– Это была моя идея, я просто хотел немного вас разыграть. Что бы вы, так сказать, прочувствовали, услышали в красках, как непроста наша работа.

– Мы и так безмерно уважаем ваш труд, – произнесла мама с едва заметной иронией.

– Значит, вы не из Большого яблока? – с ощутимым разочарованием спросила Роза.

– Нет, я из Москвы, – отозвался Алекс уже на чистом английском. Собравшиеся поскучнели еще больше. Только миссис Сноудон постаралась сохранить любезный тон:

– Как бы то ни было, мы стараемся ко всем относиться без предубеждения, несмотря ни на какую политическую ситуацию.

– По-моему, эту ситуацию раскачивают специально, – вступил в разговор Кристофер.

Алекс глянул на него и спросил:

– Откуда у вас ссадина на щеке?

Мама Фила иронично подняла бровь. Как-то не принято было обсуждать за столом подобные вещи.

– Ниоткуда, – после неловкой паузы ответил Кристофер. – Я неудачно упал.

– Похоже на след ногтей. Будь я психологом, заподозрил бы в вашей с невестой паре классический тоннель, – заметил Алекс, – в данный момент на этапе манипуляций.

– Что, пардон? – переспросила Роза.

– Это прием, который заключается в том, что человека постепенно вводят в жесткий сценарий и постоянно добавляют ограничения. Закрепляют за ним роль, принуждают отказаться от части интересов, пытаются стереть некоторые его черты, манипулируют им, чтобы продлить игру, и все это в итоге приводит к полному параличу воли.