– Я и Шекспира не всего читал, – зачем-то сообщил Филипп. – Мама говорила, что излишнее чтение напрягает мозг.

– Мозг как мышца – его и нужно напрягать.

– Интересная теория, – вежливо сказал Филипп. Он не знал, что у русских считается достаточным основанием для мордобития, поэтому старался не нарываться. Как иногда говорил отец после семейных встреч, если есть возможность избежать драки, то лучше избежать.

– Это не теория, это аксиома.

– Русские на редкость категоричны, – забывшись, выдал Филипп одну из дедовых фраз.

– На редкость категоричное утверждение, – не полез за словом в карман Александр. И добавил, подумав: – Но это между нами про мою национальность. А то есть подозрение, что это может плохо сказаться на моей карьере.

– Конечно, между нами.

– Честное английское слово? Хотя о чем я. – И Александр добавил почти беззвучно: – Это почти оксюморон.

Филипп услышал.

– Англичане всегда держат свое слово! – Он почувствовал себя задетым.

– Скажи это кузену Никки.

– Не знаю, что там вышло с вашим кузеном, но это не повод, чтобы вешать ярлыки. Я домой, – он поднялся, осматриваясь в поисках уборной. Требовалось зайти туда перед дорогой.

Паб 2

– Наш сериал – про человека, обреченного на бессмертие, и его ангела-хранителя, который тоже привязан к нему навечно и не может ни вырасти профессионально, ни взять под крыло другого подопечного…

– Да, я тоже посматриваю, – кивнул Алекс. Главным героем был Рэй – человек, который жил уже несколько веков, и выжить ему помогал как раз ангел-хранитель.

– Так вот, – заторопился Филипп, – по сюжету человек получил дар бессмертия, попытавшись покончить с собой, и я думаю – может, сериал способен пагубно повлиять на неокрепшие души?

– С чего бы?

– Это же мистика.

– Это просто сказка. Начать с того, что твой персонаж Адьвидас чем-то смахивает на сида3, и заканчивая тем, что в сериале полно прочих волшебных народцев. Корриганы4, гвиллоны, слуаги и прочие.

– Они ведь относятся к бестиарию.

– И к язычеству. В любом случае, что ты можешь сделать?

– Ну не знаю, поговорить со сценаристами, убедить их сделать историю как-то мягче, добрее?

– Не думаю, что это хорошая идея. Со сценаристами шутки плохи.

– Вряд ли они обидятся на дружеский совет со стороны.

– Ты путаешь, – покачал головой Александр. – Они пишут сценарий, ты играешь. Они пишут ноты, а ты танцуешь.

– Я не танцую.

– Образно говоря. И потом, всегда можно научиться.

– Если здоров, – печально сказал Филипп.

– Так-то мало полностью здоровых, – отозвался Алекс. – У меня тоже есть проблемы.

– У вас? – удивился Филипп. – И что за проблемы?

– Не важно. Если незаметно, значит, я справляюсь. Значит, еще один сет и по домам?

– Да, я хотел сегодня пораньше лечь спать, – подтвердил Филипп. Почему-то это прозвучало как тост, и они снова выпили.

Паб 3

– Нет, семейные поездки куда-то – это не для меня, – сказал Филипп в заключение истории о своем прошлогоднем вояже в Эдинбург. – Родственники бывают удивительно надоедливыми, особенно когда их много. И никакие красивые виды не спасают.

– А я бы хотел большую семью, – сказал Алекс, – но пока не могу себе позволить.

– Не хватает времени?

– То времени, то денег, – кивнул Алек. – И может, ещё не все этого заслуживают.

– Разве семью нужно заслужить? – удивленно переспросил Филипп.

– Ну, у всех разный бэкграунд.

– А мне, признаться, большое семейное гнездо иногда кажется сущим наказанием.

– Даже так?

– Они со мной почти во всем расходятся. Особенно возражают против кино.

– Значит, ты в семье вроде бунтовщика?

– Скорее белой вороны, – вздохнул Филипп. – Родня почему-то убеждена, что лучше знает, что мне нужно. А мне кажется, я могу чего-нибудь добиться и сам.

– Каждый может чего-нибудь добиться, – заверил Алекс. – Надо ли ему это, другой вопрос, но добиться определенно может. – И отчего-то помрачнев, заказал «Стаут» – самое крепкое пиво в этом пабе. – «Что для одного – ненужный хлам, для другого – недоступная роскошь», – отпив махом сразу треть стакана, процитировал он.

– Гамлет? – предположил Филипп.

– «Вино из одуванчиков». Слушай, Лем с Ефремовым ладно, но Брэдбери?

– Да знаю я Брэдбери, просто не все читал.

– Мне всегда было интересно, почему некоторые люди мало читают. Это же целый прекрасный мир, как можно добровольно от него отказываться?

– Ну я понимаю, что всех книг мне сроду не одолеть, – признал Филипп. Он был реалистом.

– Хорошо, что ты относишься к этому философски. Но это не повод не читать. Как утверждал тот же Брэдбери, непрочитанные книги умеют мстить.

– Но как понять, какие именно тексты стоит прочесть? Их целое море.

– Начни с того, что тебе интересно, – посоветовал Алекс. – Ты еще скажешь спасибо стоящим книгам.

– А как вы различаете стоящие книги?

– Есть слово живое и слово мертвое5, – ответил Алекс. – Все просто. Вот взять любую классическую книгу. Назови-ка букву.

– В.

– Во, «Возвращение в Брайдсхед». Хотя, наверное, это не слишком удачный пример… Не суть. Про проблемы богатых аристократов-англокатоликов. Вот казалось бы, где я и где проблемы богатых англокатоликов. А начинаешь читать и понимаешь, что тебе есть дело. Вот в чем мастерство. Хорошая книга больше того, что в ней рассказано, как и человек больше какой-то своей функции. Созданный ею мир объемнее текста. Этот зазор создает напряжение, которое и цепляет читателя. А держат его все те же сакральные вопросы и поиски своего места, как, допустим, и в «Москва-Петушки».

– Звучит как название маршрута.

– Герой ехал к своему истинному «я», проезжая мимо станций «вера» и «духовность».

– И что, в итоге доехал?

– Прочитай и узнаешь, – ответил Алекс, – хотя бы в дороге.

– В дороге лучше читать детективы.

– Ну уж лучше, – с сомнением произнес Алекс, – из пяти функций классической литературы6 детективы выполняют в основном одну – развлекательную.

– По-моему, развлечения вполне достаточно. Вот, например, у писателя Шекспира…

– Шекспир в первую очередь драматург и поэт.

– Одну минуту… Ладно, драматург, – продолжил Филипп, вернувшись из туалета. Он успел потерять нить разговора, но не хотел в этом признаваться. – Тем более. А какой вклад внесли русские в театральное искусство?

– Ну а Чехов… оба Чехова и Станиславский, по-твоему, кто?

– Известно кто, – ответил Филипп, гадая, почему Чеховых стало два. В работе он использовал и систему Станиславского, и метод Михаила Чехова. – Театральные теоретики.

– В смысле, по происхождению.

– Я не изучал их происхождение, я же не Чарльз Дарвин!

– Определенно не он, – согласился Алекс почему-то насмешливо. – Слушай, нам нужен какой-нибудь знак «стоп». Если я начну петь по-русски, значит, пора по домам.

– Ну ведь пабы работают до одиннадцати, вряд ли мы успеем…

– «Догстар» в Брикстоне работает до четырех в пятницу и субботу.

– Да? Никогда не был в Брикстоне.

– Что? – медленно переспросил Алекс. – Ты родился не в Лондоне?

– В Лондоне, – кивнул Филипп. – Признаться, я не очень-то ориентируюсь по картам. Но я бывал и на окраинах, в Стратфорде, например.

– Стратфорд во второй-третьей зоне.

– Я же говорю – окраина.

– В Большом Лондоне девять зон.

– Лондон и Большой Лондон – две большие разницы.

– Ладно, – примирительно сказал Алекс, – все равно до одиннадцати еще уйма времени. Жаль только, тут нельзя курить.

Паб 4

– Хорошо, – сказал Филипп, когда они выпили за космос, – вы первые были в космосе и почти первые изобрели радио, но почему проиграли в холодной войне?